За вторым завтраком собрались все, кто проживал и гостил в доме Полетаевых. Были тут две сестры Аполлинарии Николаевны со своими взрослыми детьми, несколько её приживалок, которых повстречала она на богомолье и привезла в дом, подруга Татьяна Яковлевна, трое племянников покойного отца Ильи Ивановича и мадемуазель Лер. Каурский сел с Хруставиными чуть поодаль. Аполлинария Николаевна толкнула локтем компаньонку, мадемуазель Лер подала ей лорнет, который она направила в сторону молодых людей.

— Бр-р, — поёжился Хруставин. — От её взгляда через стекло мне становится зябко в любую погоду.

— Ты чувствителен, словно барышня, — улыбнулся Каурский и послал воздушный поцелуй мадемуазель Лер, который Аполлинария Николаевна приняла на свой счёт и погрозила ему пальцем. — Скажи старухе пару комплиментов, похвали прежнее время, настоящее изругай да поддакни, вот и будешь у неё в любимчиках. Очаровать старуху куда проще, чем девицу.

— Вы и девицу очаруете без труда, Андрей Венедиктович, — кокетливо сказала Раиса.

— Вы полагаете? Ну, положим, не всякую…

Вошла Полетаева с Горичевским, который поддерживал её под руку.

— Доктор! Мне необходимо, чтобы вы меня осмотрели, — гнусаво сказала Надежда Николаевна, младшая сестра Аполлинарии Николаевны. — Решительно не понимаю, что со мною.

— Непременно, Надежда Николаевна, — отозвался Горичевский, усаживаясь за стол. — Да только советы мои не изменятся. Вам надобно больше гулять и меньше кушать сдобы. Все ваши хвори от полноты.

— Пропишите мне микстуру, доктор. В прошлом годе мне Могиляев прописывал, так помогло, уж так помогло.

— Бог с тобой, Надин, по-моему, этот доктор не хорош, — шепнула Татьяна Яковлевна. — Ходит, ходит к Дарье Сергеевне, а дело ни туда, ни сюда.

— Господа, поедемте в город на представление! — перекрикивая всех, пробасил Антоша, сорокалетний племянник. — Силачи, шпагоглотатель и индийский йог будет.

Его поддержали остальные племянники.

— И охота вам такие страсти смотреть? — спросила Аполлинария Николаевна, отставляя в сторону чашку. — Приходите в малую гостиную, с одиннадцати до полудня Татьяна Яковлевна будет читать жития святых.

Приживалки закивали, расплылись в сахарных улыбках.

Все говорили одновременно, тут же забывая, о чём речь, отвлекаясь на другие разговоры и бесцеремонно перебивая друг друга. Было заметно, что племянниками верховодит Антоша, сёстрами и приживалками Аполлинария Николаевна, гости Дарьи Сергеевны держались чуть в стороне.

— Воронья стая, — сказал Горичевский, осторожно понюхав молоко, отчего его красиво очерченные ноздри пришли в движение. — Вам бы уехать на воды, Дарья Сергеевна. А то бы и в Италию. Поселитесь уединённо, отдохнёте от гвалта и суеты.

— Когда-нибудь, возможно, — ответила Полетаева. — Но непременно увяжется Аполлинария Николаевна, а с ней сёстры и Татьяна Яковлевна, тот же табор, только в Италии.

— На вашем месте я бы сбежала с первым попавшимся офицером, — сказала Раиса.

— Так ли уж плохо место Дарьи Сергеевны? — спросил Каурский и прямо поглядел на Полетаеву. — Уверен, что любая из присутствующих барышень не прочь на нём оказаться.

— Ваша правда, господин Каурский. Мне не на что жаловаться.

— Да? А в глазах у вас тоска.

— У Дарьи Сергеевны глаза человека, который не выспался, — вмешался Горичевский.

— Всё-то вы, доктор, знаете, — сказала Раиса. — А у меня какие глаза?

— У вас, Раиса Аркадьевна, серые.

— Какой вы скучный, Павел Казимирович, — протянула Раиса, надув губы. — Андрей Венедиктович, скажите лучше вы.

— Я бы сказал, что они скорее сизые. Как небо в марте, как голубиное крыло.

— Художники более вашего в цветах понимают, Павел Казимирович, — сказала польщённая Раиса.

— Я и не претендую, — буркнул Горичевский и откусил грушу, предварительно отрезав потемневший бок.

— Чуть было не забыл, что я здесь как художник, — сказал Каурский. — Не пора ли обсудить предстоящую работу, Дарья Сергеевна?

— Идёмте в мой кабинет, Андрей Венедиктович, — сказала Полетаева и встала. Её чай снова остался нетронутым. — Михаил Аркадьевич, встретьте актёров, скоро должны быть.

— Но я хотел посоветовать…

— Это всё после.

Хруставин вздохнул и опустился на стул.

— Непрошенные советы никто не ценит, Михаил Аркадьевич, — с едва уловимой едкостью проговорил Горичевский.

— Зато ваши советы в цене, доктор. Только мои от сердца, а ваши…

— Договаривайте, Михаил Аркадьевич.

— А ваши за деньги!

— Потому и больше ценятся, — невозмутимо сказал Горичевский. — Если бы столичный профессор за приличный гонорар повторил Надежде Николаевне мои рекомендации, она бы к ним прислушалась более, чем к моему дружескому слову.

На счастье Хруставина, который терпеть не мог заносчивого доктора, доложили о прибытии Евгении Васильевны, супруги губернатора Трошина. Он поспешил, чтобы встретить её.

Евгения Васильевна была дамой неопределённого возраста, по виду её можно было предположить, что ей как за тридцать лет, так и чуть за пятьдесят. Держала она себя сообразно своему настроению: то принимала участие в забавах племянников и молодёжи, то чинно восседала в компании Аполлинарии Николаевны в плетёных креслах, борясь со сном под монотонное чтение Татьяны Яковлевны.

Хруставин поцеловал мягкую руку Трошиной и только тогда заметил, что губернаторша приехала не одна. Из кареты вышла высокая женщина в чёрном платье.

— Екатерина Владимировна! — воскликнул потрясённый Хруставин. — Вы разве не в Петербурге?

— Сегодня здесь, а завтра бог весть, — ответила Екатерина меланхолично.

— Как славно, что вы знакомы, — обрадовалась Трошина. — Мир тесен, Катрин. Михаил Аркадьевич, надеюсь, вам удастся развлечь Екатерину Владимировну.

— Я постараюсь.

— Право, моя дорогая, не стоит, — сказала Екатерина. — Я посижу у сцены, этого мне будет довольно.

— Посиди, мой друг, а там вдруг и отвлечёшься. Дарья Сергеевна уже на месте? — спросила Трошина, направляясь по аллее к сцене и увлекая Екатерину с собой.

— В кабинете-с. С Андреем Венедиктовичем Каурским беседуют. Меня не пригласили.

Хруставин скосил глаза на Екатерину и отметил, что она смутилась, услышав это имя.

— Тебе нехорошо, Катрин? Ты вздрогнула, — заметила и Трошина.

— Мне лучше уехать.

— Вздор! Ты непременно должна увидеть меня в роли тётушки. Я обещаю, здешнее общество тебе понравится. Да, люди тут несколько наивны, но то не их вина. Михаил Аркадьевич, позовите Дарью Сергеевну, мне не терпится познакомить её с Катрин. Да и репетировать пора.

Хруставин оставил дам у беседки. На траве слуги расставляли стулья и кресла, накрывали чайный стол с закусками, фруктами и шампанским.

Екатерина Владимировна посмотрела в сторону дома, который был едва виден за деревьями, и нервным движением поправила волосы.

— Это была плохая затея, — сказала она. — Мы могли бы побродить с тобой по саду или съездить на реку, здесь нам не дадут ни поговорить, ни уединиться.

— Катрин, что за страсть к отшельничеству? — спросила Трошина, выбрав с блюда пирожное, посыпанное сахарной пудрой. — Ты должна уяснить, что ни в чём не виновата, и поскорее забыть этот кошмар.

— Забыть? — Екатерина усмехнулась. — Это не в моих силах. Но ты права, моя дорогая, мне не стоит ни от кого прятаться. И от него тоже…

Хруставин вернулся с Полетаевой и Каурским, не сказав приятелю ни слова о Екатерине Владимировне. Пусть и для него будет сюрприз.

Щёки Екатерины залились лихорадочным румянцем при встрече, Каурский остался невозмутим.

Прибыли и другие актёры. Губернаторша пошла на сцену. Началась репетиция.

Екатерина и Каурский сидели рядом. Она держала спину неестественно прямо, отчего ныли все мышцы, но не могла изменить позу, словно одеревенела. Каурский развернул стул, положил подбородок на его высокую спинку и с интересом наблюдал за происходящим на сцене.

— Ваша приятельница очень убедительна в своей роли, — сказал он.

Екатерина не ответила.

— А Раиса Аркадьевна несколько переигрывает, хотя она и в жизни такова, — продолжил Каурский. — Вы хотя бы кивните, Екатерина Владимировна.

Он повернулся к ней и заметил слёзы, стоящие в глазах.

— Надеюсь, вас так спектакль растрогал?

— Нет, — чуть слышно произнесла она.

— Принести вам шампанского?

— Нет. Андрей… Венедиктович, вы можете поговорить со мной?

— Разве я не говорю с вами?

— Это не то… Вы будто сердитесь на меня. Я боюсь.

— Я могу и молчать.

Запела Евгения Васильевна, и Каурский повернулся к сцене.

— Давайте уйдём отсюда, — попросила Екатерина, теребя оборку платья.

— Как пожелаете, Екатерина Владимировна.

Каурский подал ей руку, и они покинули поляну. Раиса отвлеклась, наблюдая за ними, и пропустила свою реплику.

Photo by Ursula Castillo on Unsplash

Продолжение: Без церемонии

Предыдущая часть: От скуки

Начало: Оживление

Хотите рассказать свою историю?
Зарегистрируйтесь или войдите в личный кабинет и добавьте публикацию!