Большая Галя. Взрослая
Валентин проводил Галю до подъезда. Расставаться не хотелось. Они долго сидели на лавочке, пока сверху не стукнуло окно и сердитый женский голос не крикнул:
— Галка, а ну марш домой!
— Это мама, — испугалась Галя и сразу вскочила.
Валентин сунул ей кулёк с оставшимся печеньем и попрощался. Галя скрылась в подъезде.
Мать стояла у открытой двери, воткнув руки в бока.
— Совесть-то есть у тебя? — спросила она, едва Галя переступила порог. — А вырядилась-то, а лицо размалевала, мать родная не узнает! Где шлялась?
— Я с ребятами из техникума…
— Не рановато ли хвостом вертеть начала? В подоле принесёшь — на порог не пущу!
— Мам, да мы просто…
— Всё у неё просто! Дурное дело нехитрое. Посуду вымой и спать иди.
Галя тёрла сковороду и думала, что Валентин всё же парень хороший. Но не Хватов, конечно…
Почему-то Галя согласилась ещё погулять с Валентином, отложив объяснение и отказ на потом. Многие знакомые девчонки бегали на свидания, чему Галя тайно завидовала, теперь, когда и её заметили, может она хоть кусочек счастья урвать?
Летом Валентин поехал домой, к матери, которая жила в селе в соседней области. Галя вызвалась проводить его на автовокзал и неожиданно расплакалась, когда он занял своё место у окна в автобусе.
Валентин выскочил на подножку, обнял её и сказал:
— Чего ты, глупыш? Я на месяц всего.
Автобус уехал, а Галя, еле перебирая ногами, пошла в буфет. Она отстояла длинную очередь, купила пирожок с капустой и вышла на улицу. Теперь она не просто Галя, она девушка, которой есть кого ждать.
— Чего ты кислая? — приставала с расспросами мать. — Натворила чего?
Галя не отвечала, поднимала глаза к потолку и отворачивалась. Разве мать может что-то в любви понимать? По вечерам она читала «Тёмные аллеи» и, убрав под подушку книгу, пыталась разобраться в своих чувствах.
Однажды Галя возвращалась домой из магазина, грызла хрустящую хлебную корку и кормила хлебом голубей. День был жаркий, душный, на ней было светлое летнее платье в крупный горох. И платье это ей очень шло, и настроение было отличное, и до приезда Валентина оставалась всего неделя.
Галя свернула к своему дому, и тут дорогу ей загородил синий «Москвич».
— Здорово, Галина! — сказал улыбающийся из окна Хватов. Парня, сидящего за рулём, она не знала. — А я смотрю, ты не ты, — он бесцеремонно отломил кусок хлеба от её буханки, положил в рот. — Скукотища в городе. И пекло. Хочешь с нами на речку?
— Привет, Ген. Надо бы маму предупредить…
— Да ну, перестань. Не маленькая, — Хватов снова улыбнулся и потянул её за запястье. — Прокатимся с ветерком, посидим часок и домой. Поехали, Галина. Все меня бросили, хоть ты пожалей.
Хватов вышел и распахнул перед ней дверь.
Она села, машина сорвалась с места и исчезла за углом под неодобрительным взглядом развешивающей бельё женщины.
Галя откинулась на спинку сиденья и принялась любоваться Генкиным затылком, иногда переводя взгляд за окно.
Речка находилась в черте города. По ухабистой дороге проехали мимо дач, мимо озера, в которое по толстой трубе сливалась горячая вода с близлежащего предприятия, мимо пляжа. Остановились вдали от людей, на поляне под ивами. Приятель Хватова, Виктор, достал ведро и принялся вытаскивать коврики из машины.
Генка взял из багажника покрывало и постелил его в тени. Он неспешно разделся и остался в плавках.
Галя, продолжая прижимать к себе буханку хлеба, смотрела на него во все глаза.
— Хватит с хлебом обниматься, Галина. Идём купаться.
— У меня же купальника нет.
— А ты без купальника, — Генка подмигнул ей и направился к реке, прыгнул в воду с разбега и поплыл, выбрасывая руки над головой.
Галя присела на край покрывала, расправила по сторонам платье. Разве могла она когда-нибудь мечтать о том, чтобы оказаться с Генкой в таком месте? Здесь нет ни противной Люсьен, ни Ирочки с дирижёрского, ни его знакомой медсестры Широковой с платиновыми, словно кукольными, волосами.
Галя судорожно вздохнула от переполнявших её эмоций и вдруг заметила, что голова Генки исчезла. Она посмотрела по течению, против течения, нигде его не было видно. Галя подбежала к тёмной из-за илистого дна воде.
— Где Гена? — отрывисто спросила она Виктора, спокойно продолжающего мыть машину.
Он пожал плечами и хмыкнул.
Галю охватила паника. Она резко повернулась, чтобы бежать на пляж за помощью, и в этот момент Генка опустил на её горячие плечи свои ледяные мокрые ладони. Она смешно подскочила, ойкнув и взмахнув руками.
— Что, Галина, напугалась? — заржал Хватов. — Я думал, ты не из пугливых.
— Дурак ты, Генка, — сказала Галя, а в глазах вспыхнула радость.
Перешли на покрывало, Виктор принёс копчёную рыбу, завёрнутую в газету, пару бутылок пива и лимонад.
Генка уговорил Галю выпить немного пива, чтобы не забирать лимонад у Виктора, которому за руль садиться. Пить и правда очень хотелось, хотя пиво ей совсем не понравилось.
Сыграли в дурака, Галя проиграла несколько раз подряд, и Генка сказал, что она не следит за картами, а со слабым соперником играть неинтересно.
Парни ещё купались, Генка брызгал водой на Галю и пытался затащить её в воду, но она подняла такой визг, что он отстал. Галя собирала ракушки. Они были некрасивые, мелкие, но всё равно собирать их было приятно. Пахло водорослями и ивовой корой, и Галя глубоко вдыхала, чтобы запомнить этот запах.
Не заметили, как начало темнеть. Виктор ушёл к машине и принялся возиться в ней, подняв капот.
Генка положил влажную от купания голову на колени Гали и посмотрел ей в глаза.
— Ну что, Галина, пошла бы за меня?
— Куда? — оторопела Галя.
— Взамуж, куда же ещё?
Хватов поднялся, взял её лицо ладонями и поцеловал.
Сердце билось о рёбра, стучало в горле, хотело выпрыгнуть. Горячая рука Генки очутилась под её платьем, коснулась груди. Он всё делал уверенно, заранее зная, что она не устоит. И в этот самый сладкий момент ей вспомнился Валентин. Его добрая улыбка, кулёк с печеньем и слёзы на вокзале.
— Не надо, Ген, — прошептала Галя и встала. — Я Валю жду.
— Ну-ну, жди с моря погоды, — усмехнулся Хватов. — Витёк, заводи, поехали! — крикнул он и встряхнул покрывало, осыпая Галю песком.
Она подняла четвертушку, оставшуюся от буханки, и поплелась за ним к машине.
Галя попросила остановить на перекрёстке и пошла к дому. Её трясло, а в животе будто таяло сливочное мороженое. Ей казалось, что от неё пахнет Генкиной туалетной водой и чем-то неуловимо приятным, мужским.
Издалека она заметила мать, стоящую у подъезда, и сразу внутри всё сжалось: о матери она ни разу не вспомнила.
— Иди сюда, дрянь! — крикнула мать. — Нашлындалась?
Несмотря на позднее время, несколько женщин стояло возле лавки. При приближении Гали все замолчали и принялись её разглядывать. Галя поздоровалась, ей слишком уж доброжелательно ответили.
— Ещё совести хватает «здрасьте» говорить! — возмутилась мать, вцепилась Гале в волосы и потащила за собой в подъезд.
В квартире пахло валерианой и чем-то горелым. Мать побежала на кухню, выключила плиту и вернулась. Галя мялась у порога.
— Ты что вытворяешь, а? Ты что себе позволять-то начала? Взрослая стала? Кобели на уме? — лицо матери было красное, злое.
Она долго кричала, но Галя почти не понимала её слов.
— Тебе хоть кол на голове теши! — выдохлась мать и бессильно ударила её кухонным полотенцем. — Вера Ильинична по всему дому разнесла, как ты к каким-то типам в машину садилась. Как людям в глаза теперь смотреть? — мать села на обувную полку и заплакала.
Гале стало её жаль. Она погладила мать по руке, но оправдываться не стала. Она и правда уже взрослая.
Photo by Alfred Kenneally on Unsplash