Большая Галя
На лавке перед подъездом пятиэтажного кирпичного дома сидела женщина. Была она в старой куртке грязно-горчичного цвета, сером берете и замшевых ботинках с проплешинами. Она поставила рядом с собой пакет с продуктами и задумалась, глядя невидящим взглядом вдаль.
Начало ноября выдалось пасмурным, снова начал моросить мелкий дождь, оседая на куртке женщины серебристыми капельками, которые спустя пару секунд впитывались в ткань.
В этом дворе гуляла она со своих пяти лет, знала буквально весь дом, и её все знали, но в последние годы появилось много новых жильцов, которым до Большой Гали никакого дела не было.
В детстве к ней приклеилось прозвище Большая Галя, потому что Галин в доме проживало много, а она из них была самая выделяющаяся. Сколько Галя себя помнила, она всегда была полная. В последних классах школы пыталась худеть, но быстро срывалась и с лихвой возвращала сброшенные килограммы. Мать на неё ругалась, могла за обедом хлеба не дать или по руке ударить, когда дочь тянулась за добавкой, а однажды даже отвела к врачу. Но врач никаких болезней у Гали не нашла, пообещав, что ребёнок «израстётся». Да и что за проблема? У девчонки аппетит хороший и кость широкая.
После восьмого класса Галя поступила в машиностроительный техникум и через неделю учёбы влюбилась в старосту группы, Генку Хватова. Хватов казался ей красивым и сильным, как сказочный богатырь. Скромные её юбки стали свободнее в талии без всяких ухищрений, и мать спрашивала, уж не заболела ли она, норовя подсунуть дочери бутерброд или стакан молока. Порой Галя, забывая о лекции, любовалась на профиль Хватова, широкие плечи и светлые волосы, которые он поправлял небрежно, и сердце замирало в груди от умиления. Генка на неё не смотрел, по нему вздыхали первые красавицы техникума, хотя о Галиной влюблённости догадывался. Но Галя очень приглянулась его другу Валентину, и они изредка пересекались в общей компании.
Валентин был невысокий, щуплый, с крупными веснушками, появляющимися с первым апрельским солнцем. Он был весёлый и разговорчивый, но при этом рассудительный и застенчивый с девушками. Вся группа списывала у него на контрольных, он никогда не отказывал в помощи. Ещё Валентин питал страсть к справедливости, не мог пройти мимо ситуаций, где справедливость была под угрозой, а потому часто приходил с синяками, ссадинами и горящими глазами: пусть только морально, но победа была за ним.
Интерес Валентина Галя восприняла спокойно: на шею ему не бросилась, наоборот, будто бы сторониться стала. Первая радость от того, что на неё наконец обратил внимание парень, быстро исчезла. Парень-то был не тот, по которому она тосковала и слёзы лила в подушку.
Однако Галя замечала, что Валентина в группе уважали, и это ей нравилось, поэтому она согласилась пойти с ним в кафе, когда в конце второго курса парень решился её пригласить.
«Схожу один раз, а потом скажу, что встречаться с ним не буду», — думала она, крутясь перед зеркалом.
Переменив несколько нарядов из довольно скудного гардероба, Галя взяла трикотажную югославскую кофточку матери, в которой казалась себе неотразимой, провела по обветренным губам перламутровой помадой и накрасила ресницы.
Она шла по улице и ощущала себя красивой, как никогда. Ветер трепал уголки лёгкой косынки, повязанной на шее, словно невесомые крылья бабочки. Какой-то мужчина, идущий навстречу, раскинул руки, чтобы поймать её, и она выскользнула из них с несвойственным ей изяществом, а он погрозил ей пальцем.
Галя вошла в кафе, огляделась и побледнела: рядом с Валентином сидел Генка и незнакомая девица. На мгновение в голове пронеслось, что это Генка подговорил Валентина позвать её, потому что сам не решился, но тут рука Генки опустилась на колено девушки и иллюзии растаяли.
Валентин поднялся, проводил её к столу и придвинул Гале стул. Девица окинула Галю насмешливым одноглазым взглядом, второй её глаз скрывала густая чёлка.
— Это Люсьен, — представил Генка свою подругу.
Галя изобразила улыбку. Красота сползла с неё, как сползает весной снег в овраге. Она увидела себя глазами Люсьен: крупную и зажатую, в кофте не по возрасту и несуразной косынке.
Подали жёсткие отбивные с заветренным салатом. Люсьен поковырялась в тарелке, потом демонстративно её отодвинула.
— Это невозможно есть, — сказала она.
Валентин и Галя ели с удовольствием, дома и в столовой техникума их деликатесами не баловали.
Беседа не клеилась. Истории и шутки Валентина вызывали снисходительную гримасу на лице Люсьен, Галя смеялась, но сама говорила мало, стеснялась Люсьен. Люсьен сложно и занудно рассуждала об иностранной музыке, исполнителей называла незнакомых, Генка вставлял комментарии, остальные слушали без интереса. Один раз она спросила, что Галя обо всём этом думает, посмотрев ей в область правого уха. Галя покраснела и дёрнулась, стул под ней скрипнул. Валентин прикоснулся к руке Гали и сказал:
— А мы с Галей вообще о всякой ерунде не думаем, да и вам не советуем.
Сказал добродушно, но Люсьен сразу обиделась и собралась уходить, Генка пошёл её провожать.
Галя и Валентин оказались вдвоём на улице. Потоптались на месте, и вдруг он предложил:
— А пойдём в кулинарию? Я знаю, где самые вкусные заварные.
Галя согласилась в благодарность за поддержку, да и на самом деле хотелось, чтобы этот вечер закончился чем-то приятным.
Они встали за высоким столом и съели по паре пирожных с приторным масляным кремом, запивая лимонадом «Буратино».
— Нравится? — спросил Валентин.
— Ага.
— У меня есть теория, что хорошие люди непременно любят пирожные.
— Да ну, глупости, — усомнилась Галя.
— Назвать что-то глупостью — это не аргумент. Но вот этой Генкиной подруге явно пирожных не хватает.
Они шли по вечерним улицам, ели «Ленинградское» печенье, по очереди доставая его из бумажного кулька. Печенье таяло во рту, таяли ранние сумерки, и обоим было хорошо.
Photo by Andréas BRUN on Unsplash
Автор публикации
