Поднять веки. Присказка
Данил вышел, на ходу чиркая колесиком зажигалки, но безрезультатно, выдохлась за это время. Услужливый мент подсобил, но от этого не стал казаться хоть сколько-то приятнее. С виду обычный мужик. Трехдневная щетина, острое в чертах лицо, уже от возраста тронутое морщинами и сухостью, ничего примечательного, только глаза страшные, звериные, блестящие, как у какой-нибудь птицы.
Пройдя внутрь знакомого здания Данил не спешил устремляться на первых парах вглубь. Кто вперёд батьки в пекло в своём-то уме лезть будет? Пропустили мента, замыкая строй, если уж решили идти всем скопом. Данил взял Ольгу за запястье в поддержке. Она подняла на него благодарно свои заплаканные опухшие глаза. Не знала точно ли это ее сестра, но сердце невыразимо больно ныло от даже осознания вероятности, ведь это могло быть правдой.
«Это он… Ты видишь?» — у Савицкого в горле встали слова, которые он хотел озвучить, когда на него тёплый и лукавый взгляд поднял молодой мужчина, не намного старше его самого по виду и ощущению.
«Он и стрелял, он там был!» — билось в голове уже не привычной кувалдой по наковальне, а маленьким судейским молоточком. Хотелось ударить так же и Вишневского, мол, ты же его видишь, скажи, что мне не кажется?
— Господа, — обратился в мягкой манере к присутствующим мужчина. Он рукой отвёл чёрные волосы назад, чтобы предоставить обзор на бледное, почти мертвенно-белое лицо и яркие глаза. Они напоминали цветом малахит или нефрит, благородную зелень. Ноги его были водружения на стол и приветствовать собеседников стоя он не спешил, как и напрягаться для того, чтобы приветственно подать им руки. На столе в конце комнаты лежал силуэт, накрытый белой простынкой. — А вы чего тут? Вам сюда рано, — сюда все же приходят люди умирать, — Мертвым покой и тишина нужны, не люблю, когда над душой стоят.
— А вы сын фельдшера? — спросил Вишневский. — Что-то для фельдшера самого молоды…
— Сын фельдшера? — переспросил мужчина, будто примеряя на себя соответствующее амплуа. Потом со смешком кивнул головой. — Ну, пусть так, — звучало это по-театральному экспрессивно. Мол, кем наречешь, тем и буду, хоть сыном фельдшера, хоть председателем сельсовета, хоть братом родным.
— Что это значит?
— Да то и есть, — флегматично отозвался собеседник с улыбкой прохладной, переглянувшись с ментом. Бескуд какой-то.
— Как вас именовать-то хоть?
— Тебя, — поправил, сопровождая ярким и эмоциональным жестом, скривив лицо, поправил мужчина — не люблю этой напыщенной накрахмаоенности, да здравствует фамильярность. Егор. Для вскрытия маловато…
— Как нас не поинтересуешься из вежливости или знаешь? — фыркнул язвительно Савицкий.
— Знаю. Денис и Данил, — хищно улыбнулся Егор.
— Мы же не представлялись тебе, откуда?
— Вы обращались друг к другу по имени, — взмахнул лениво мужчина, признавая это очевидностью, на которой не нужно заострять внимание.
— Что скажешь, Егор? — вернувшийся в помещение мент обратился к хозяину епархии. Тот прикрыл глаза и несерьёзно, повесно, повёл плечами.
— Хорошо горят человеческие кости, — произнес с придыханием мужчина, — когда отрываешь прямо с мясом и душу, но с этим телом ничего не сделаешь, увы. Предать земле, да и только. — Вложишь душу — сожрут душу, вложишься душу и сердце — сожрут душу и сердце. Протянешь руку. Откусят по локоть.
— Они настояли, хотят пол и возраст, будто у нас тут столичная больница, — посетовал, чертыхнувшись старший.
— Женские останки, — кинув взгляд на закопченное пергаментное тело, на котором множились бордовые и бурые очаги, виднеющиеся кровеносные сосуды, сказал Егор будничным тоном, — Ни кусков одежды, как таковой, ни иного для опознания я не вижу, даже брюшная стенка прогорела. Жир. Кишечник и лёгкие, по виду тоже. Поза… Подозреваю, что сгорала уже мертвой, если не до этого, череп видно, где обычно пролом, время на килограмм трупа не сходится. Вам просто принять, как факт.
— Какой ещё факт?! — возмутилась Рыкова, подходя к мужчине, что сложил руки на груди и имел незаинтересованный скучающий вид, — Что вы ничего делать не будете?
— У них подружка пропала, — пояснил мент, не обращая внимание на поправку Ольги, что это сестра, а не просто подружка. Та выдернула у него из зубов сигарету, затягиваясь, будто до этого имела порядочный стаж. Савицкий удивился, но не показал.
— Нет тела — нет дела, — безэмоцинально проговорил Егор, подавляя показательный зевок.
— Иными словами? — от пересохшего горла голос ее стал сиплым.
— Неймется, так пусть и продолжают искать, — огибая девушку, будто она совершенно ему неинтересна, сказал Егор, не сводя взгляда с Савицкого, при этом обращаясь к менту, — найдётся пропажа, если суждено, в ином случае — она и есть.
— Позитивно! Да балабольство одно! — Рыкова прихватила Егора за ворот водолазки бордового цвета, на что он отреагировал льдисто спокойно, даже с интересом, — И чего это за чёрные сказки белой зимы?!
— Тоже любите «Агату Кристи»? — повернув с улыбкой голову к девушке Егор. От его взгляда стало не по себе. Неживой. Холодный и какой бывает у восковых кукол, почти что матовый… А потом два огня вспыхнули изумрудом так, что пробило на мурашки. Оля показательно не стала скидывать это ощущение, стоически выдерживая взгляд и не давая ответ на вопрос. Лишь голову вскинула чуть выше. — Присказка — не сказка. Сказка будет впереди.
— По имени мы друг друга тоже не называли, — заметил невинно про между прочим Савицкий.
Егор издал что-то среднее между смешком и хмыком. Не любил людей внимательных что за слова цеплялись, потому что таким же был сам. Бывалого игрока можно переиграть, но легче, чтобы игра потеряла одного игрока. Вечер все ещё пытается быть томным, он пряно усмехнулся.
— Езжай, Миш, и девчонку забери, — кивнул головой он менту. Это запахло или серьезными намерениями, или маразмом, там поди разберись, — своим ходом доберутся, а я разберусь…
Не то, чтобы Савицкий был любителем двусмысленности и неопределённости, скорее так уж и вовсе наоборот, однако последние слова неоднозначно запали в душу. Разберётся он… Савицкий тоже думал, что разберётся, но гряз раз от раза все сильнее. А если он про то, что всех их перемочит за раз или раз от раза… Тогда вопросов нет.
— Я не поеду! — запротестовала Ольга, в то время, как Регина осталась сидеть в машине с самого начала.
— А я не спрашивал, поедешь ты или нет, — они схлестнулись взглядами с Егором, будто клинками. Мент не лез. — Я…
— Если она говорит, что… — поднялся со своего места Савицкий. Не из-за того, что девушка его и поддержать, из принципа.
— Господа, попрошу, — с нажимом сказал Егор, оправляя полы пальто, поднимая взгляд исподлобья намеком, что не перебивать раз, а второе озвучил. — Тут мои правила, ежели хотите ехать, то попрошу отсюда всех. У человека, возможно, утрата и потеря всей жизни, думаете ей сейчас до себя, понимания, но ответы же получить важнее? — ударило под дых, пока Егор очень пристально вглядывался в лицо Рыковой. Она окрысилась. А мужчина тут же рассмеялся. — Чтобы не сталось также… Поэтому. Не волнуйся, они тебе потом все-все расскажут, чего не знаешь, да, Данил?
— Да, — но слух уцепится за середину предложения, стало быть это она, по речи там, в церкви, что знает чуть больше, чем все остальные?
Девушка скрылась за дверью, но была недовольна сложившейся ситуацией, словно для неё она играла какую-то роль. Савицкий переглянулся с Вишневским. Это заметил Егор, улыбнувшись снисходительно, как над маленькими детьми.
— Пояснения будут? — казалось бы, куда уже наглеть ещё сильнее.
— Об именах. Такое у меня предназначение, слушать и слышать, — он прищурился мягко, закуривая сигарету, вопросительно изгибая бровь, предлагая. Вишневский качнул головой отрицательно за двоих, — иначе люди такое насочиняют, будто бы глаза на затылке у оборотней в погонах и ночью они в волков обращаются, оттого и таковы, — он пожал плечами, выдыхая клуб дыма.
— В мистику не веришь, стало быть, — Савицкий, что следил за жестами отметил странное совпадение в проблеме его бензиново зажигалки, что-то с пружиной, не должна была выбиться… Данил постарался сделать вид, что не заметил. Какой от этого прок знания?
— Медицина обязывает, — бархатисто засмеялся Егор. — Иначе бы ходили исключительно к нашему местному знахарю-колдуну Еремею. Верю исключительно в то, что может принести пользу, не более.
— Так знахарь или колдун? Уж определитесь.
— Смотря кому, когда и как… — хотелось его за грудки прихватить и душу вытрясти из-за этой его манеры читающего Шекспира. — В то же время вам и его-то бояться нечего, вы попали под покровительство эгрегора места, — «в данном случае леса».
Савицкий нахмурился. Телепатом не был никогда, да и становится не планировал. Наверное, он это озвучил, ибо Данил знал свой мыслительный процесс и это он бы сложил с таким же успехом, как если бы вспомнил, что на ноль делить нельзя. А он бы не факт, что вспомнил…
— Это кто будет? — руки сложил на груди Вишневский, создавая иллюзию комфорта, опираясь на стол.
— Люди разное говорят, профессия в это верить не обязывает, — подметил он с подцепкой на слове, — да и вы мне не верите, балабол я, да и только…
— Но мы-то этим не страдаем, как и любопытством. Необходимость, не более.
— Сказал «А», говори и «Б», — поддержал товарища по несчастью Данил. — Кроме покровителей всяких есть вполне обычный и надёжный лом.
— А ты смелый. Ведём счёт на три вопроса, — обнажил он ряд острых зубов, закидывая руки за голову и снова опускаясь за стол, водружая на него тяжёлые сапоги, — У каждого места есть хозяин, князь, барин, пам и фенрир, ойун, дух, лесник, леший, как не именуй суть одна. Хоть и иногда их несколько. И это не посаженный губернатор, не закреплённый за территорией в каких-нибудь двести квадратов мент — не человек. Это истинный Хозяин места. Принимающий лишь после третьего визита. Эгрегор — это жандарм, что находится при нем, мастер. При этом не обладает таким равноправием, как Лесник и Егерь, хотя и тут оно словесно…
— А на что здесь водится за охота?
— На кабанов, на волков, на лис, на бобров, на зайцев.
— На медведей? — склонил голову набок Савицкий, понимая, что принял эти чертовы правила игры и теперь сам поддался в этот капкан. — А чего не на людей?
— Дань, — жестко выцедил Вишневский, но внутренний стопор давно сорвало. Теперь лишь хотелось опереться на стол, чтобы была возможность прямо в лицо этому Егору смотреть и узнавать, складывать. А он ведь очень легко это подавал несмотря на налёт театральщины и экспрессии. На это сделал жест руки прямой, заставляя прикрыть в рот. На секунду прикрыл глаза.
— Да и на людей водится. У каменных воинов во имя богини Хели. Все хтонь, — усмешка потеряла былую поточность, стала одновременно и силой, и тягучей медом легкомысленной усмешкой, где все хи-хи, да ха-ха. — Медведей тут давно нет, после одного раза масштабной охоты людей. С тех пор водится и присказка о охоте на них самих, после летнего дождя и Одмор-Гамады, ибо люди наказываются не после смерти, а при жизни, ну, это давно известно, потому что смерть слишком просто. Тем не менее медведей нет… — Вот же кот Баюн. И бает, и бает, а все только раздражает, все о своём, да в своё уводит и обрывает. Хуже только то, что за эту серебряную нить блесны и за крючок в губе он тянет.
— Почему ты это рассказываешь так, — Вишневский щёлкает пальцами, подбирая наиболее красноречивое слово, при этом вопросом не ставит. Плавал уже, знает…
— Просто? Забавно наблюдать за вашими потугами. Но вы такие не нравитесь, надо же дать мотивирующий пинок? Ну и… Потому что скрывать нечего особо. Это был третий вопрос. Плюс, Данил, ты такой же. Как я, как лес. — В нос ударил запах белого налива, что моментально сменился тиной и лопнул вовнутрь стеклом несуществующих очков. Такой себе Гудвин. — Ты прекрасно понимаешь о чем я. Ты знаешь немного больше.
А это поставило в серьёзный тупик. По факту их тогда двое? Просвещённых-посвящённых…
— Дань, пошли, мы здесь закончили, домой надо, — Вишневский заметил изменения в лице друга и мягко потянул его за рукав, пока тот ещё не скинул пелену задумчивости, вглядываясь в лицо Егора. Он не думал, что после четкого обозначения отсутствия вопросов, можно было выжать ещё что-то.
— Он ещё не закончил, я прав, Данил? Денис, будь умным товарищем и выйди, пожалуйста ненадолго, — Савицкий глядел открыто, с привычным вызовом, будучи будто маленьким глупым волчонком. Не хотел показывать своё состояние на самом деле. Но кивнул. Не закончил. И наедине проще. Гораздо проще. От запаха стоялой воды и каких-то водорослей закладывало нос. Но он шёл. Уперто.
Поэтому он кивнул Вишневскому, соглашаясь один на один. И заметил, что назвал не другом, а товарищем. Как Егор был избирателен в выражениях и формулировках, ему бы пошла пурпурность… Хотя от перестановки мест слагаемых лучше не становится, все равно выплывет в резюмирующем хтонический ужас.
— Ты сюда зачем пришёл? — поинтересовался мужчина открыто, ухмыляясь так, будто уже, конечно, знал ответ на свой вопрос. — Ты соткан из тьмы, мальчик и я не про след на шее от босорка.
— К черту эту мишуру, если не касается дела. Я оказался тут случайно, понятно? — с нажимом произнес Савицкий, складывая руки на груди. Хотя про то, сто у него подрывала шея он никому не говорил и не показывал. Не помнил в какой момент это даже случилось.
— Я не о твоём приезде, сновидец, — мягко усмехнулся мужчина.
— Ну ты же крутой, ты все знаешь, скажи, что мне нужно, — пожал плечами Савицкий. — Мы ни разу не назвали друг друга по имени, я это знаю прекрасно. Кто ты на самом деле?
— Егор. Уоллаах Булчут, — диковинный говор уже слышался по-другому, знакомо и родно, где-то даже ощущением понимался близ около чего лежит, интуитивно. Савицкий не смог бы объяснить, если бы спросили.
— Выкрутился. Все равно не понимаю. — признался Данил, сводя брови к переносице.
— Сын фельдшера, как ты и сказал, — Егор оказался в непосредственной близости, наплевав на личные границы, когда показательно поправил молнию на кофте. Савицкий ударил его по руке, не сводя взгляда с чужих глаз.
— П…ишь, Егор.
— А ты вслушайся в следущий раз внимательней — поймёшь, — это был по ощущению точно, как если бы тебя с лодки, неумеющего плавать, скинули в воду.
— Кто ты?!
— Я ответил на твой вопрос. Меньше слов, больше дела. — на секунду промелькнула мысль, что его глаза совсем не чёрные, как показалось ранее, они отливают червонным пламенем. Как дотлевающие угли.
— Мне нужен инсулин, а не твои мансы. И я все равно пойму кто ты такой, что тут происходит.
— Конечно, ты же умный мальчик, — усмехнулся Егор. — Нет нужных медикаментов, чего бы ты хотел от деревенского ФАП’а, в который разве что умирать или… Дошутился?
— Ты о чем? — нахмурился неощутимо Савицкий.
— У тебя сахар. До сахарной комы два шага и три аршина. Подозреваю, поэтому ты спать боишься?
— Не боюсь, — упрямо запротестовал Данил.
— Да-да. Хорошо, как скажешь. И кем скажешь, тем и буду. Тогда предполагаю тебе не очень-то нужна помощь? — издевательски поинтересовался Егор, вскидывая подбородок чуть выше, оттолкнув парня за плечи ненавязчиво.
— Нужна, — Савицкий не позволил довести жест до ума, зацепившись пальцами за запястья чужие кольцом.
— Слышал про остров в лесу? Наша местная достопримечательность. Там растёт трава на самой окраине рядом с Русальим Бродом. Принесёшь — сделаем настой. В травах больше силы, чем в порошках. Это панацея. И другу твоему помочь может, если успеем. Болеет, я прав? А вот второму не поможет, труп он уже, сгнил заживо…
— Прав, — он сначала подумал о Лене, как о пропащем случае, но догнал уже спустя секунды осознания, что это Гера. Как они и думали. Подтверждение не обрадовало. Просто фактом легло.
— Чёрный глаз — воля дурная, скушал деточка яблочко, да и увидел, чего не надо. Полуночник силы его пригребает. — его тон был елейным, голос сладким-сладким, становилось от чужой речи пьяно, точно он его вводил в транс. Мысли не принадлежали ему и а то же время были полностью осознанными и собственными, неподложными, — Нечистые дела только света же и боятся. Вот и чахнет. И вы сталкивались с его детьми. Но есть ещё момент…
— Момент? — недовольно цыкнув Данил, понимая, что тот специально подводит на переспрашивание. Это уже не момент, это уже целый эпизод, если не больше… Уже больше путался, концентрируясь лишь для того, чтобы показать своё участие. Черемуха заполонила собой все так, что мутило. Голова болела, а ком встал поперёк горла в чувстве тошноты. Данил был уверен, что это он.
— В скалах есть определённый вид корешков, за Бором, но туда на свой страх и риск ходят. Впрочем, если надо…
— Принесу, — скрипнув зубами, ощущая тяжесть своего положения и отвратительную зависимость. Созависимость, теперь ещё и это. Мало приятного. Совсем ничего. — Как выглядят, как и где?
— В твоих интересах сделать это как можно быстрее, — щёлкнул языком Егор, поправляя ворот чужой футболке, зная, что не встретит былого сопротивления. Толкнул лениво, чтобы Савицкий опустился на стол. Сам услал стоять в том числе. Жесты становились флегматичнее, но от этого не менее артистичными и яркими. — В дальних выступах кольца капища, ты сразу узнаешь это место, оно похоже на пальцы, и заброшенная шахта Рудника. Малахитовая, рядом всегда растут цветы, что похожи на капли янтарной смолы.
— Я получу ответы на свои вопросы? — со слабой надеждой спросил Савицкий, стряхивая чужую руку со своего плеча, но то, как немело.
— Все может быть, — уклончиво отозвался Егор, закатив глаза плавно и с наслаждением улыбнулся, — все же это не моя епархия. Эйигин кытта тыа хаһаайына кэллин. Скажи князю, чтобы проходил.
Савицкий не понял о ком говорит странный собеседник, что оставил каменистый осадок внутри, но он, кивнув головой, ватно побрел к выходу.
Однако мужчину в дверях сменил иной. Под два метра ростом, огромный, как каменное изваяние и грозный в своём положении. Навис, как небо свинцом в иное дни. Вот, видимо, и князь, подумал неожиданно для себя Савицкий неосознанно, пригласительно обводя руку пространство. Мужчина издал хмык едкий, откидывая несколько раз презрительно-оценивающим взглядом Данила, но вошёл, как будто нуждался в приглашении… Едва ли.
— Властитель леса… Пам. Лесник. Двоедушник… — Савицкий булькающим засмеялся, обернувшись через плечо, а после проговорил резюмирующе. — Князь. Не барин.
— Медалька за внимательность, — произнес Егор.
— Хочешь золотая, хочешь шоколадная. — голос у князя был страшный, рявкающий, заполоняющий собой и неприятным смехом все пространство. Но две льдины в его глазах едва ли смеялись.
— Лучше шоколадная. Золото у вас — неликвид, а так хоть подслащу жизнь, — прищурил один глаз Савицкий, улыбаясь косо, выходя.
— Не жилец.
Photo by Willgard Krause on Pixabay
Автор публикации
