Срыв. Хорошо
Через несколько дней Маргарита знала телефон, адрес и место работы Евы. В дурном порыве она вызвала такси и поехала к её дому.
Был вечер, такси еле продвигалось по загруженным вечерним дорогам, и это промедление вызывало нервозность и отчаяние. Несколько раз в нетерпении она ткнула в спину водителя, пообещав доплатить, если они поедут быстрее, но на скорости это не отразилось.
Такси остановилось у подъезда, Маргарита рассчиталась, поставила одну ногу на асфальт и в тот же момент заметила сына. Он шёл в куртке нараспашку, держа Еву за руку, а в другой нёс пакет из супермаркета. Они о чём-то разговаривали и смеялись, а потом скрылись в подъезде, не заметив её.
Маргарита вернулась в салон и захлопнула дверцу. «Они надо мной смеются! — пронеслось в голове. — Ему хорошо без меня».
Слёзы потекли по её лицу, и водитель, на секунду растерявшись, протянул женщине бумажный платочек. Она плакала горько и безутешно, пока в голове совершенно не осталось мыслей, как плакала только в ранней молодости, когда сознание преувеличивало причины переживаний, казавшихся глобальными и непреодолимыми.
После этой поездки Маргарита слегла. Она лежала на огромной кровати в спальне, смотрела на высокий потолок с лепниной и вздыхала. Наташа суетилась рядом, уговаривала вызвать врача и поесть.
— Умру от горя, будет знать, неблагодарный! — сказала Маргарита и строго поджала губы.
— Ну скажете же такое, Маргарита Львовна, — испугалась Наташа и пошла варить куриный бульон.
От бульона Маргарита демонстративно отказалась, хотя и с тайным сожалением. К вечеру злость на сына чуть утихла, она ударилась в печаль и принялась снова смотреть альбомы, разложив их вокруг себя. Фотографий старшего, Володьки, было всего ничего. Вот он на выписке из роддома на руках своего отца, вот идёт в первый класс с огромными гладиолусами в руках, несколько выцветших фотографий из деревни.
Со второго до седьмого класса Володька жил в семье Михаила и его новой жены. Свекровь сама это предложила, и Маргарита обрадовалась. Она была востребована в творчестве, у неё были поездки по стране и заграничные командировки, сыном заниматься было некогда. Сын вернулся домой, и долгое время в его речи слышались деревенские обороты и местные интонации, это сильно раздражало Маргариту, и она постоянно делала ему замечания.
Никогда она не спрашивала, как ему там жилось, как приняла его жена отца, ей почему-то не пришло это в голову. Но не от душевной чёрствости, а потому что она была уверена — Володька везде пристроится, к любым условиям приноровится. Он был простой и, как считала Маргарита, не способный на глубокие переживания.
На второй день «лежания» Маргарита собиралась позвонить отцу Константина, но раздумала. Для него сын был посторонним, он и видел его от силы раза три и отцовской любви не испытывал. У Кости до сих пор стоял на полке огромный грузовик, привезённый из США и подаренный ему на день рождения отцом. Подарок был сделан по настоянию Маргариты, но Косте это было ещё неважно, а у неё сжималось сердце, когда маленький сын играл в него. Ей казалось несправедливым, что отец его не любит, но беспощадная совесть нашёптывала, что она сама точно так же не любит Володьку, и Маргарита гнала от себя эти мысли. Так сложилось, поздно менять.
До сих пор Маргарита помнила недипломатичные слова дипломата о том, что ей надо заняться питанием сына и привести его в форму, и они глубоко её задели. Дипломат смотрел на сына со стороны, а когда любишь, видишь иначе. Она фыркнула ему в лицо и посоветовала следить за собой: обрюзг, постарел, живот появился.
К середине третьего дня Маргарита совершенно измучилась от безделья, да и прежний гнев ослабел. Втайне от Наташи она сделала себе несколько бутербродов с сёмгой и копчёной колбасой и налила чаю.
Её Стюша выглядел счастливым. И если его счастье возможно при условии, что мать будет несчастной, то ей только смириться и остаётся.
Спустя неделю Маргарита предприняла ещё одну попытку поговорить с сыном. Они общались по телефону, но это выходило натянуто, а ей непременно хотелось видеть его глаза. Она приехала к нему на работу, куда сама же когда-то и устроила. Здесь её знали, с ней здоровались, просили автографы. Константин наблюдал исподлобья, а подходить не спешил. Маргарита была оживлена, весела и общительна.
«Включила обаяшку», — так сказал бы Володька. Почему-то это выражение вспомнилось сейчас Константину, и он подумал, что во многом брат был прав. Никто, наверное, не догадывался, что у Маргариты нет искреннего интереса к этим людям, но её глаза горят, словно кто-то щёлкнул кнопкой, чтобы зажечь их, а уж со словами у матери никогда проблем не было.
— Зачем ты здесь, мам? — спросил Константин, выйдя вместе с ней в пустой зал для переговоров.
Они сели напротив друг друга.
— Я соскучилась, — сказала Маргарита.
— Я бы заехал в конце недели. Дел невпроворот.
— А мне что же, сидеть и ждать?
— Но ведь я ждал, — сказал Константин и посмотрел на неё долгим печальным взглядом.
Маргарита поёрзала на стуле. Было такое, что она обещала приехать пораньше и не приезжала, были у неё редкие увлечения, когда ему действительно приходилось ждать. Четырёхлетний Стюша ни в какую не желал засыпать без матери, Наташа сажала его на подоконник, и они часами смотрели на бульвар, одновременно прислушиваясь к звукам в подъезде.
— Это другое, — ответила Маргарита. — А ты просто сбежал. Скажи правду, разве тебе было плохо дома?
— Мне было хорошо, — с расстановкой ответил Константин. — А сейчас мне хорошо с Евой. Не знаю, почему должен объяснять тебе элементарные вещи. Это заложено природой.
— Ты променяешь мать на какую-то девку? — теряя равновесие, спросила Маргарита.
— Я люблю тебя и люблю Еву. И я не обязан выбирать кого-то из вас, — Константин поднялся. — Я не хочу слушать твой шипящий тон. Мне неприятно видеть тебя такой, мам.
Он вышел. Маргарита посмотрела на его ссутуленные плечи. Было огромное желание догнать его и попросить прощения, но тут же взметнулась гордость: в чём она виновата? В том, что любит его? Или в том, что лучше разбирается в людях и видит насквозь эту Еву?
Photo by Joanna Kosinska on Unsplash
Продолжение: Как снег на голову
Автор публикации
