Графиня. Из первых уст
Князь приблизился к открытому окну, постучал по стеклу, чтобы предупредить о своём появлении. Виданова обернулась резко, но поняв, что это Турчин, улыбнулась. Он вошёл в распахнутую после побега Никиткина дверь.
— Судя по вашим смеющимся глазам, часть сцены вы застали, — сказала Виданова.
— Каюсь, Софья Александровна, застал, — склонил голову князь. — Но признать должен, и я олух не меньший. Я трижды пожалел, что на обед у вас не остался.
— Так вы голодны, Дмитрий Фёдорович? Я сейчас распоряжусь…
— Нет, Софья Александровна, не пирогов мне хочется. Я должен был поговорить с вами сразу.
— По-моему, вы правильно сделали, что уехали тогда, князь. Кирилл Иванович вот договорился.
Турчин подошёл к Софье, мягко взял из её руки револьвер, осмотрел его рассеянно и отодвинул к краю стола.
— Расскажите о своей жизни здесь, Софья Александровна. Каждый видит то, что хочет. Я же хочу знать о вас из первых уст.
— И из первых уст вы всей правды не узнаете, — усмехнулась графиня. — Я выживала через нелюбовь, когда графа не стало. Знаете, каково это, когда абсолютно никто вас не любит? Да и за что? Я не была ни зла, ни строга, ни груба. Но они сравнивали меня с прежней барыней, и в сравнении с нею я была для них хуже. За полгода после смерти графа имение пришло в упадок. Представьте этот двор не таким, какой он сейчас, а в грязи, с разбитыми телегами, парою облезлых куриц и десятком озлобленных обленившихся людей, поливающих вас презрением, если у вас хватит смелости показаться на пороге. Жаловаться на них, искать управу на стороне? Но что изменится, жить-то мне с ними дальше придётся. Забавно вспоминать, но я спала с заряженным револьвером у изголовья. Мне казалось, что настанет такой день ли, ночь, когда они ворвутся ко мне всем скопом и перережут горло под одобрительные крики и подбадривания. Сейчас я понимаю, что раздражала их не только стремлением к переменам, я чужая им была.
— Моя сестра тоже имением заправляет, — сказал Турчин. — У вас порядка больше, а там и мать, и Леонид с нею.
— Я бы хотела с Марией Фёдоровной подружиться, но не сложилось. Только граф Василий Васильевич при жизни поддерживал меня. Он говорил, что прошлое тянет в вязкую трясину, и глупо не сделать пару шагов, чтобы встать на сухое твёрдое место. Я занялась его здоровьем, мы стали много гулять, выписывать книги, бывать в гостях. Не подумайте, что я хвалю себя, — сказала Софья дрогнувшим голосом, — но мне хотелось отблагодарить его за то добро, что он для меня сделал.
— Да, Софья Александровна, и я припоминаю, что мой отец отзывался о вас с теплом.
— Приятно это знать, — грустно улыбнулась Софья. — До болезни князь Турчин навещал меня, мы о многом говорили. Когда ваш отец слёг, я собралась навестить его, но Мария Фёдоровна не позволила. Это меня задело, не буду скрывать. Генерал Гольм бывал здесь только в отпуске, он тогда ещё не вышел в отставку… Одно я теперь точно понимаю — люди любят слабых. Но мне не хотелось, чтобы мою слабость видели, и одновременно с этим я мечтала о людях. Представляете, князь, я сидела у этого окна и часами смотрела на пустую дорогу в надежде, что кто-нибудь заглянет ко мне, чтобы поддержать или поговорить, или прислушивалась, не едет ли карета. Мне так хотелось быть среди тех, кто отвергал меня. Я не понимала ещё, что они не нужны мне.
Князь обнял Софью, провёл пальцами по её прохладной руке.
— Жалеете меня, князь? Не стоит. Прежней меня давно уж нет, хотя порой и я по себе той скучаю, как скучают по чему-то светлому, безнадёжно утерянному.
— Как же вы справились со всем, Софья Александровна? — спросил он, целуя прядь у её виска.
— Прежде всего перестала жалеть себя сама. Чтобы изменить что-либо, надо делать, а не предаваться ненужным размышлениям и рефлексии. Ничего не изменится само по себе, оттого лишь, что я об этом мечтаю. Я больше не беспокоюсь, нравлюсь ли я кому-то, и не стремлюсь нравиться. Кирилл Иванович ведь правильно меня самодуркой назвал.
— Он сказал это со злости.
— Со злости часто правду говорят, — улыбнулась графиня.
Грянул мощный раскат грома, сотрясая землю. Хлынул долгожданный ливень.
— Я боюсь грозы, — сказала вдруг Софья, прижимаясь к Турчину.
— Потому что вы всё та же в душе. Маленькая Сонечка, которая вынуждена быть стойкой и сильной, но по-прежнему…
— Не продолжайте, князь. Не лишайте меня иллюзий. Кажется, я начинаю жалеть о своей откровенности.
— Напрасно, Софья Александровна. Для меня вы стали ещё прекраснее.
— Я надеялась достичь обратного эффекта, Дмитрий Фёдорович. Откровенность сближает, но она опасна, делая человека беззащитным.
— Я готов защищать вас от любой напасти!
— Любите громкие слова, князь?
— Я люблю вас.
Гром продолжал грохотать, постепенно отдаляясь и затихая. С тёмного неба стеною лились потоки воды, в раскрытые окна проникала свежесть.
***
Князь Турчин приезжал к графине каждый день, а после, ворочаясь без сна в постели в родном доме, думал только о ней.
Мария Фёдоровна однажды завела разговор о том, что связь с Видановой скомпрометирует Дмитрия, но была им сразу остановлена. Анна Гавриловна, от которой Мария требовала образумить его, отмахивалась и вмешиваться не желала. Она видела Дмитрия счастливым, разве вправе она что-то говорить ему?
Отпуск близился к концу. За несколько дней стало заметно, что Дмитрий Фёдорович и Софья Александровна погрустнели, но до последнего они избегали упоминаний об отъезде князя.
Настал день прощания.
— Не провожайте меня, прошу, — сказал Турчин. — Я не смогу увидеть вас одну на аллее. И это прощание ведь условность. Я буду писать вам каждый день, Сонечка. И ждать ваших писем. А осенью непременно приезжайте в Петербург.
— Не нужно поспешных обещаний, Дмитрий Фёдорович, — ответила Виданова, стараясь сохранить спокойствие на бледном лице. — И в Петербурге мне делать нечего.
— Я не смогу без вас.
— Сможете. Первое время тяжело будет, а потом ровно.
— Ваши слова жестоки.
— Отнюдь, князь. Это слова человека, немного повидавшего жизнь. Пусть вы первый человек, которого я так люблю, но я понимаю, что должна отпустить вас.
— Дайте мне шанс, Софья Александровна!
— В шансе я вам не отказываю. Просто знайте, что я благодарна вам за любовь, за тепло, за то, что вы мимолётно были в моей жизни.
— Я решу все дела в Петербурге и приеду сюда через месяц! Пообещайте, что дождётесь. Всего месяц, Софья Александровна.
— Хорошо, — она отвернулась, вытерла рукавом слёзы. — Я готова ждать и дольше, но… Верите вы в предчувствия, Дмитрий Фёдорович? Я будто заранее знаю, как будет. Вы не вернётесь ни через месяц, ни через год.
Дмитрий приехал в своё имение чернее тучи. Бросить всё, да и дело с концом! Плевать на карьеру, на жизнь столичную, на приятелей и городские развлечения. Она здесь, и он подле неё быть должен.
Турчин прошёл в комнату брата, но Леонида не застал, вместо него был Никиткин, который развалился на диване и лениво потягивал брусничный квас.
— А братец ваш изволили барышню Калинину провожать, — доложил Никиткин, поспешно принимая горизонтальное положение и плеснув на себя из кружки. Он досадливо поморщился. — А вы, Дмитрий Фёдорович, от Видановой? — Никиткин сделал скабрезное лицо.
— Если и так, вам что за дело?
— Да с ней половина уезда путалась, — прошипел презрительно Никиткин. — Хороша и весела вдовушка!
— Что вы сейчас сказали? — переспросил Дмитрий.
— Что слышали! Никому отказа не было!
— И вам не было, Никиткин?
— И мне. Чем я хуже?
— Замолчите, — угрожающе проговорил Дмитрий.
Он приблизился к Никиткину, встал, нависая над его головой. Никиткин непроизвольно вжал голову в плечи, увидев его перекошенное от ярости лицо, но какая-то дурная сила тянула его за язык.
— Знайте, в тот вечер, когда… когда та гроза страшная была, всё и произошло. Вы ещё спрашивали, почему я перестал у вас появляться… Не хотел конкуренцию вам составлять.
Турчин схватил его за лацканы, дёрнул на себя так, что затрещала ткань и Никиткин слетел с дивана. Не целясь, князь со всей силы несколько раз ударил оторопевшего Никиткина тяжёлым кулаком в лицо. Тот взвизгнул и распростёр руки, не в силах сопротивляться. Турчин опомнился, вытер небрежно окровавленную руку о полы его фрака.
— Проваливайте, — приказал он, не глядя на Никиткина.
Кирилл Иванович отполз и только у самого порога поднялся на ноги и, пошатываясь и капая кровью, поплёлся во двор.
Photo by Uliana Pinto on Pixabay