По разбитой дороге трусила лошадь, управляемая худосочным извозчиком. В санях, укрытый облезшей дохой, дремал нетрезвый Григорий Виданов.

— Барин, к Видному подъезжаем! — крикнул извозчик.

— Ну и чего? У самого въезда меня разбуди, — недовольно отозвался Григорий, покрутил головой и повалился обратно в солому.

Он поднялся, когда повозка остановилась у парадной лестницы, почесал пятерней спутанные волосы и зевнул.

— А домишко-то ничего, — сказал он себе под нос, — видно, деньги у вдовицы водятся.

Дворовые встретили его восторженно, как-никак единственный сын старого барина. Полуслепая нянька долго крестила его и всё норовила руку поцеловать.

— Ну полно, как там тебя, полно! С дороги я, вымотался, — отмахнулся он, еле удержавшись на ногах. — Сама-то дома?

— Дома, батюшка Григорий Васильевич, не выходила ещё.

— Так и веди к ней, нечего на пороге мариновать. Утренние визиты самые благодатные.

Но Софья Александровна его сразу не приняла. Григория отвели в гостевую комнату, он прилёг на мягкую постель и проспал два часа без малого.

— Проснулись, Григорий Васильевич? — с любовью спросила нянька, едва тот открыл глаза.

— А ты что же, всё это время здесь сидела?

— И сидела, батюшка, покой ваш хранила, как в младенчестве, чтобы ни одна муха… Одежду вам чистую принесла, ваша-то поизносилась.

— Да, издержался я порядком, — сказал Григорий, похлопав себя по карманам. — Всего и надежд, что на родные пенаты. Что Софья Александровна, строга?

— Ай, строга, батюшка. Во власть вошла, слова ей поперёк не скажи, а господа какие вокруг неё вьются!

— Наслышан я. Посчастливилось в городе прекрасного человека встретить, старый приятель Кирилл Иванович мне на неё глаза и раскрыл. Веди к ней, в своём пойду, для должного впечатления.

Григорий вошёл в гостиную, Виданова обернулась к нему, услышав шаги. Он поцеловал её руку, улыбнулся заискивающе и успел пожалеть, что не переоделся. «Словно блудный сын вернулся», — подумал он.

— А вы расцвели, как роза майская, Софья Александровна, — сказал Григорий. — Да и имением вы распорядились умело.

— Благодарю, что оценили, Григорий Васильевич, — ответила графиня и указала на кресла. — Вы погостить, родные места проведать или…

— А всё сразу, Софья Александровна, — с живостью сказал Григорий. — Коли не прогоните.

— Живите, сколько угодно. Здесь ваш дом.

— И рад бы, да недосуг, — покачал головой Григорий. — Разговор у меня к вам серьёзный.

— Не хотите ли прежде отдохнуть и пообедать?

— Благодарствую, Софья Александровна, но дела прежде всего. А дела мои плохи, скажу вам откровенно. Имение моё с молотка ушло, а долгов меньше не стало.

— Как же вы довели до такого?

— Под несчастливой звездой родился, — жалостливо сказал Григорий, и нянька, подслушивающая за дверями, вытерла слезу уголком платка.

— Ваш управляющий трижды писал мне, я отправляла деньги. Получили вы их?

— Получил, благодетельница моя, но мало этого, мало! Я в бедственном положении.

— Позвольте, суммы приличные были. Мне не хотелось, чтобы ваше родовое имение в чужие руки ушло.

— Ушло, — тяжко вздохнул Григорий. — Одна деревенька осталась. Гнилушка. Вот название-то. Как жизнь моя.

— Прошлого не изменить, Григорий Васильевич. Пусть вам это уроком послужит.

— Урок я усвоил, мне бы денег, Софья Александровна. Жизнь в столице дорога, с Гнилушки больше убытков, чем прибыли.

— Так ведь опять прокутите, — сказала Софья. — Попробуйте от малого толка добиться, раз уж большие деньги вам удачи не принесли.

— Не хотите мне денег давать? — спросил Григорий, заглядывая в глаза графини. — Мне от вас советов не нужно, не ради них я в этакую даль ехал.

— Не вижу смысла, Григорий Васильевич. В вашей ситуации дать вам денег означает большее зло.

— Роскошью себя окружили, живёте в своё удовольствие, а мне помочь ни на толику не желаете? — желчно сказал Григорий. — Мне всё известно! Вы луга отцовы отдали Рученину.

— Не говорите вы про эти луга, Григорий Васильевич, — сказала Софья. — Отдала, потому как получила от надёжного человека доказательства, что луга принадлежат Антону Львовичу. Согласитесь, отписать их ему было красивым жестом, нежели по суду проиграть. Да и чужого мне не надо.

— Всё о красивостях думаете? — со злобой усмехнулся Григорий.

— А почему я о них думать не должна? — спросила Софья изменившимся тоном.

— В городе о вас много некрасивых историй ходит.

— Вы явились, чтобы меня осуждать и лезть в мою жизнь? Ваш отец меня выбрал, так и уважайте его выбор!

— Вот вы и показали своё истинное лицо, — протянул Григорий.

— Так любуйтесь и проваливайте! — сказала графиня.

— Вы пожалеете об этом, — сквозь зубы процедил Григорий.

Совсем не так он представлял разговор с Софьей. Она помнилась ему робкой, мягкой, с тихим голосом и опущенными глазами. Эту же новую Софью ничем не возьмёшь, ни наглостью, ни жалостью.

Григорий вышел, в сердцах хлопнув дверью, и чуть не сшиб не успевшую отскочить няньку.

— Отобедать просим, батюшка, — дребезжащим голосом сказала нянька.

— Да уж сыт по горло! — рявкнул Григорий. — Ноги моей тут не будет. Скажи извозчику, в город пусть везёт, к приятелю моему, Никиткину.

Софья наблюдала из окна, как вышел из дома Григорий, как отпихнул он от себя старого кота, вздумавшего к нему приласкаться, как сорвал зачем-то ветку белой акации, изломал её и тут же бросил на дорогу. Нянька сунула ему в руки пироги и яблоки, завёрнутые в узелок, Григорий небрежно швырнул их в повозку.

Угрызения совести из-за отказа графиню не мучили, хотя появилось неприятное предчувствие, что этим всё не закончится.

После обеда принесли записку от Ангелины с приглашением. Те два года, что прошли с отъезда князя Турчина, графиня вела уединённый образ жизни. Она перестала приглашать к себе, сама тоже редко выбиралась в гости. Сначала она жила от письма до письма Дмитрия, потом в тревожном и напрасном ожидании, а после просто по привычке.

В прошлом году Ангелина вышла замуж за Леонида Турчина. Кто бы мог ожидать, что мягкий Лёнечка пойдёт наперекор воле сестры и матери? Анна Гавриловна, впрочем, Ангелину сразу полюбила, лишь Мария продолжала держаться отстраненно, всячески подчёркивая, что не одобряет выбор брата.

Леонид и Ангелина провели зиму в Петербурге у Дмитрия. По молчаливому соглашению о графине они не говорили, но оба брата ощущали, что сделали что-то нехорошее по отношению к ней. Ангелина однажды пыталась рассказать графине о том, что Дмитрий женился на княжне Полоцкой, на что Софья Александровна улыбнулась мимолётно и сказала: «Пусть будет счастлив».

Виданова покрутила в руках записку, раздумывая, стоит ли ехать. Несмотря на частые отказы, Ангелина всё равно продолжала настойчиво приглашать её. Оставаться дома после разговора с Григорием не хотелось, и Софья отправила ответ, что заедет ненадолго.

Дмитрий увидел Софью вполоборота и замер. Восторг, удивление, щемящая грусть — эмоции захлестнули его, он очнулся, когда жена потянула его нетерпеливо за рукав. Ему захотелось сбросить с себя эту цепкую руку.

Ангелина обернулась, заметила супругу Дмитрия и подвела её к графине Видановой.

— Вот та самая Софья Александровна, о которой я вам так много рассказывала, Анна Андреевна! — сказала она восторженно.

— О, припоминаю… Вы эмансипе и весьма передовых взглядов, — Анна Андреевна внимательно посмотрела на графиню, чуть прищурив и без того небольшие глаза.

— Эмансипе? — брови Софьи насмешливо поднялись. — Нет уж, вас неверно информировали. Когда-то давно князь Турчин преподал мне урок, который я усвоила на всю жизнь. Всему есть пределы. Женщине нужны свободы, но равенство между мужчиной и женщиной невозможно. Я не готова взять на себя мужскую роль.

— Но как же… Роль женщины в современном обществе…

— Я не играю никакой роли, княгиня, я просто живу, — ответила Виданова и покинула дам.

Дмитрий искал её среди гостей, натыкаясь на людей и отталкивая их в сторону, если ему казалось, что за колонной мелькнуло платье Софьи. Вспомнился давний сон, только в этот раз не было заманчивой уверенности, что он найдёт её. Тогда он направился на улицу и встретил у выхода Леонида.

— Она уехала, — сказал Леонид, предвосхищая вопрос брата.

— Почему?

— А ты не догадываешься?

Дмитрий бросился к конюшне, сам оседлал лошадь и поскакал в Видное.

Он ворвался в тёмный графский дом и, никем не остановленный, методично прошёл все комнаты, затем вышел в сад. На одной из тропинок он встретил графиню, которая растерялась от неожиданности. Дмитрий без всяких слов обнял её, беспорядочно целуя щёки, глаза, губы.

— Мы не должны этого делать, князь, — сказала Софья, когда смогла оторваться от него.

— Но только об этом я и мечтал, — сказал Дмитрий, чувствуя её дрожь. — Вы любовь моя, моя боль.

— Не говорите так, Дмитрий Фёдорович. Вы женаты.

— Разочарованы моим выбором? — спросил Дмитрий.

— Разве мне дано такое право, Дмитрий Фёдорович?

Он взял её за руку, Софья не стала отнимать руку. Молча они вышли к дому. Софья опустилась на ступени, указала рукой на кресло, что стояло в нескольких шагах от неё.

Дмитрий прошёлся взад-вперёд, заложив руки за спину. Он не хотел сравнивать жену и Софью, но мозг произвёл это сравнение подспудно. Анна Андреевна была блестящей партией, но при этом не обладала в его глазах и десятой частью достоинств графини Видановой. Жена читала вздорные романы, увлекалась новомодными идеями и обожала спорить с мужчинами, и Дмитрий, слушая очередной её спор с кем-нибудь, с тоской думал: «Боже, как глупа эта женщина, слывущая редкой умницей».

А сколько раз, наблюдая за Леонидом и Ангелиной, Дмитрий осознавал несостоятельность своего брака. Ангелина и Леонид начинали скучать друг по другу после дневной разлуки, он же не рвался к Анне Андреевне, не видя её неделю.

Князь сел на ступень ниже и положил голову на колени Софьи. Она замерла сначала, но потом он почувствовал мягкость и прикосновение её рук на своих волосах. От этого кольнуло вдруг сердце, и он вздохнул судорожно.

— Не позволяйте никому усомниться в вашем выборе, князь, — сказала Софья, перебирая его густые волосы. — Полюбили, женились — кому какое дело? Многие женщины с годами лучше становятся.

— Как вы, например, — сказал Турчин. — Когда я вас увидел, я понял, что до сих пор люблю. Простите ли вы меня когда-нибудь?

— Мне не за что вас прощать, Дмитрий Фёдорович, — сказала Софья, глядя в сторону. — Я знала, что будет именно так, и иллюзий не питала.

— Я должен был вернуться, милая моя, — сказал он, целуя поочерёдно её руки. — Должен был вернуться.

— Вы здесь. Считайте, что сдержали обещание. Разлука и расстояние всему виной.

— Я хочу всё исправить.

— Это невозможно, Дмитрий Фёдорович.

К крыльцу подкатила коляска. В ней Дмитрий увидел свою жену с ровной напряжённой спиной и дёргающимися губами.

Графиня шутливо оттолкнула от себя голову Дмитрия и подняла вверх руки, словно демонстрируя, что князя не держит.

— Видите, и от меня польза есть, Анна Андреевна забыла про эмансипацию и прикатила за вами, — сказала Софья. — Прощайте, князь.

Дмитрий поднялся и тяжёлыми шагами пошёл к коляске. Лошади тронулись с места, едва он опустился на сиденье рядом с женой. Он обернулся: Виданова стояла на прежнем месте и смотрела ему вслед с лёгкой улыбкой на губах, которые он недавно целовал.

«Всё это ведь было, — пронеслось в его голове. — И Лёня, он тогда сказал, что не выдержал и вернулся. А я выдержу, на то я и сильный. Но как же я себя ненавижу за эту выдержку».

— Какая омерзительная сцена, — с холодным шипением произнесла Анна Андреевна. — Ты так смотрел на неё на глазах у всех, а потом за ней побежал… Ты сидел у её ног. Как ты мог? — Анна Андреевна дёрнула его за рукав.

Дмитрий одеревенел.

«Зачем она прикатила? Чего ей от меня надо?» — думал он, не реагируя на её тычки.

— Я требую ответа! Чего ты молчишь?

Проезжали Кривое озеро, Турчин посмотрел на его неспокойную воду, в глазах блеснуло безумие.

— Останови! — отрывисто приказал кучеру Дмитрий.

Князь спрыгнул на землю, скинул с себя мундир, разулся и бросился в воду. Вода была ледяная, обжигающая. Сильными уверенными бросками он плыл к середине.

— Потопнет ведь! Омут утянет! — сказал кучер.

— Дмитрий! Немедленно вернись! — крикнула жена и топнула ногой.

Он плыл. Уплывал от жены, от себя, от ошибок. Ближе к середине вода стала теплее, но он почувствовал, что очень устал. Дна под ногами не было. «Ничего ты мне не сделаешь, колдовское озеро, — подумал Дмитрий, устремляясь из последних сил к берегу. — Я сам себе жизнь испортил».

Он благополучно переплыл, вышел на берег по вязкому илу и зашагал куда глаза глядят.

До дома князь добрёл ближе к полуночи.

— Беда, барин! — сказал встретивший его дворовый мужик. — В Видном пожар, Леонид Фёдорович уехали-с.

Дмитрий взял лошадь и помчался в Видное. Часть дома, где была спальня графини, выгорела и стояла чёрная, обугленная, страшная. Удушливо пахло гарью. Перед домом толпился народ, слышались всхлипывания и причитания.

Дмитрий метнулся к Леониду.

— Где Софья? Ты её видел?

— Нет нигде, — ответил тот. — Но и тела нет.

— Я не верю…

Дмитрий пошёл от него, сел на ступени, где совсем недавно он был с графиней, обхватил голову руками.

«Нет, я не чувствую, что она погибла. Я бы непременно почувствовал это, я знаю. С ней всё хорошо», — думал он, и уверенность в собственной правоте его воодушевляла.

Прибыл следователь. Леонид разговаривал с ним, Дмитрий не хотел ничего слышать. Что может сказать ему этот человек?

Забрезжил серый рассвет. Дмитрий не заметил, когда все разбрелись и стало совсем тихо.

— Поехали домой, Мить, — позвал его Леонид и помог подняться. — Софьи Александровны здесь не было во время пожара.

— Это точно?

— Конечно. Идём, нас тарантас ждёт, из дому Ангелина послала вместе с запиской.

Братья сели.

— А я ведь второй раз отсюда уезжаю, — проговорил Дмитрий. — Только она не провожает.

— Ничего, Мить, — Леонид приобнял его за плечи. — Думаю, это не последняя ваша встреча была. Ты графине жизнь спас. Следователь толковый попался, рьяно к делу приступил. Вчера приезжал сын графа, Григорий Виданов, требовал от Софьи Александровны денег, а не получив, озлобился. В городе напился до чёртиков в компании Никиткина и придумал из мести дом поджечь. Других наследников на имение не было, он бы его и получил.

— А она мне не сказала об этом.

— Значит, не восприняла его всерьёз. Смотри, — Леонид развернул записку, которую достал из кармана. — Это от Софьи Александровны. Ангелина не собиралась нам показывать, но в свете произошедшего сделала это.

Дмитрий выхватил листок и жадно пробежал его глазами. Графиня извинялась за свой внезапный уход, прощалась с Ангелиной и сообщала ей, что приняла решение немедленно ехать за границу:

«Я всё ещё верю, что любовь — прекраснейшее чувство. Я ошибочно полагала, что во мне любви больше нет, а теперь вынуждена бежать от чувств и от Д., чтобы не натворить того, о чём будет мучить совесть.

Я благодарна вам за устроенную встречу с князем, ангел мой. Пусть моё решение сбежать покажется вам странным, и два года назад я бы не приняла его, но так всем будет лучше.

Прощайте и будьте счастливы».

Photo by Dani Géza on Pixabay

Предыдущая часть: Из первых уст

Начало: Метель

Хотите рассказать свою историю?
Зарегистрируйтесь или войдите в личный кабинет и добавьте публикацию!