Амертюм. Душу на кон
Туманов посмотрел на приятеля тем жалостливо-сочувствующим взглядом, каким смотрят на неразумного да умалишённого, и поднялся.
— Ты намерен весь вечер этаким надутым истуканом просидеть? — спросил он энергично.
— Вдруг Марья Сергеевна вернётся…
— Так что с того? Танцевать ты её не пригласишь, будешь из угла взгляды печальные бросать? Представь лучше, что она войдёт, а ты против обыкновения стену спиной не отираешь. Вот она удивится.
— И куда же мы отправимся? — без капли любопытства спросил Хворостов.
— Дом посмотрим, с дамами познакомимся, — сказал Туманов, выводя Хворостова из зала.
— Каких тебе ещё дам надобно? — усмехнулся Хворостов. — Все симпатичные барышни танцы репетируют, только подруги и приживалки Полины Никодимовны по норам отсиживаются.
— По норам? Забавно. Вот и пойдём, потревожим их устои.
Туманов уверенно зашагал по широкой галерее, заглянув по пути в каждую комнату. Некоторые были заперты, некоторые пусты, и долго он в них не задерживался.
— Это всё не то, — сказал Туманов разочарованно. — Есть ведь другая половина дома, уверен, там будет интереснее.
Они дошли до центрального холла, который разделялся на два крыла. Туманов подошёл к дверям из красного дерева, взялся за медную ручку.
— Заперто, — проговорил он с досадой. — Нет, ну скажи, зачем они заперты?
— Чтобы посторонние не шастали, — ответил Хворостов.
— Сделай одолжение, раздобудь поскорее кочергу.
— Андрей, уж не собираешься ли ты…
— Именно! Поторопись, прошу тебя, надо успеть до ночи.
Хворостов, ссутулившись, ступая боком и озираясь, удалился и вернулся минут через десять с требуемым предметом.
Туманов вышел из-за занавеси, ловко и быстро взломал замок и открыл заветную дверь. Он вошёл первым и втянул за собой упирающегося Хворостова.
— Отбрось свою робость, Михаил Аркадьевич. Ежели встретим кого, скажем, что заблудились.
— Так хотели заблудиться, что аж замок выдрали?
— От твоей правильности у меня скулы сводит. Ах, боже ты мой! Зачем же кочергу с собой тащить? Брось её!
Хворостов выпустил её из рук и, разумеется, уронил себе на ногу, не сдержав вскрика от боли.
Бесшумно открылась ближайшая к ним дверь, и вышел Полунский. Рукава его простой сорочки были закатаны по локоть, обнажая мощные руки.
— В чём дело, господа? — спросил он с нескрываемой подозрительностью.
— Вы-то нам и нужны, Павел Эдмундович, — непринуждённо сказал Туманов. — Вы ведь доктор? Михаил Аркадьевич повредил ногу, не посмотрите ли?
— Будто я ног никогда не видел, — хмыкнул Полунский. — И учтите, я давно лишён практики.
— Нас это нисколько не смущает, — заверил его Туманов. — Разувайся, друг. Не лучше ли будет, если вы осмотрите его в своём кабинете? Здесь слишком темно.
Полунский выразительно закатил глаза и шумно выдохнул. Хворостову показалось, что он слышит ругательства, которыми осыпает их доктор в этот момент в своих мыслях. Он съёжился и побледнел.
— Ему стало хуже, доктор, — сказал Туманов, подхватывая Хворостова под руку.
— Проходите, — сказал Полунский, пропуская их перед собой.
Кабинет представлял собой квадратное помещение с тремя окнами, завешенными плотной тканью, парою ширм, длинным столом, заставленным разными пузырьками, колбами и предметами, стеллажом с книгами, чёрным диваном и тремя продавленными креслами, стоящими полукругом. Под одной из пробирок горела спиртовка, заставляя её содержимое кипеть, по кабинету плыл горьковатый, но довольно приятный запах.
Туманов склонился над схемой, объясняющей круги кровообращения, заглянул под неё, обнаружив потрёпанный медицинский журнал Королевского общества.
Хворостов тем временем разулся и положил ногу на подлокотник кресла. Полунский мельком взглянул на его кривые пальцы и сказал:
— Это пройдёт. Вы вполне здоровы.
Хворостов принялся обуваться.
Туманов прошёлся по кабинету, ожидая, что доктор предложит им присесть, но предложения так и не последовало.
— Как чувствует себя Марья Сергеевна? — спросил он. — Надеюсь, осколки зеркала её не ранили?
— Не ранили, господин Туманов.
— А вы опытами занимаетесь, доктор?
— Да, я занимаюсь опытами, господин Туманов.
— Не очень-то вы любезны с гостями.
— Я вас в гости не звал, — с подобием улыбки ответил Полунский и посмотрел на дверь.
Туманов и Хворостов вышли.
— Что, Андрей, не подействовало на него твоё обаяние? — спросил Хворостов не без злорадства.
— Такое со мной впервые. Нет, ну каков, а? Я вас в гости не звал, — передразнил Туманов Полунского. — Будто медведи его воспитывали.
— Послушай, Андрей… Но ведь и я тебя сюда не звал. Ты Ларисе и Марье Сергеевне говорил, что я тебя пригласил ради декораций… Я написал тебе письмо, но так его и не отправил.
— Вот незадача, — улыбнулся Туманов. — Не обратно же мне ехать?
— Нет, конечно, оставайся. Да и мне с тобой как-то спокойнее. Но я прошу тебя не лезть больше никуда.
— Хорошо, только тогда тебе придётся меня развлекать. Стоит мне впасть в уныние, как всем вокруг тошно станет.
Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Туманов заметил Татьяну Францевну, входящую в одну из гостиных, и устремился следом, Хворостов отстал.
За круглым столом готовились играть в преферанс. Полина Никодимовна увидела Туманова, переглянулась многозначительно с Татьяной Францевной и сказала собравшимся:
— А вот и тот презабавный вьюноша со зрелой душой. Не желаете ли присоединиться?
— Не откажусь, Полина Дормидонтовна, — сказал Туманов и влез со своим креслом между нею и Татьяной Францевной.
Последним за стол сел танцмейстер Петер. Его привела под руку девушка в нарядном светлом платье и вышитом алыми маками фартуке. Она же подала ему карты, когда его пальцы несколько раз опустились на стол мимо.
— Молодой человек, мы играем исключительно на золото, — сказала Татьяна Францевна.
— Как неловко вышло. Я не захватил с собою кошелёк.
— Ну так поставьте свою душу, — сказала Полина Никодимовна совершенно серьёзно.
Туманов попытался улыбнуться.
— Нет, я с Петером играть не буду, — вдруг возмутилась одна из дам. — Он чужие карты подсматривает.
— Помилуйте, душенька, я слеп, аки крот, — сказал Петер и подмигнул ей своим белым глазом.
Все, кроме Туманова, засмеялись.
— Так что, вьюноша, душу-то ставите на кон?
Туманов почувствовал, что не может пошевелиться, во рту пересохло, лишь сердце тревожно и с перерывами билось о рёбра.
— Вот вы где, Андрей Венедиктович, — раздался за его спиной голос Омелиной. — Обещали помочь, сами за карты сели?
Мягкая укоризна в её голосе вызвала слёзы на его глазах, он поцеловал её руку, с неимоверным трудом совершив это простое действие.
— Всегда-то ты, Маша, игру нам портишь, — проворчала Полина Никодимовна, теряя к Туманову интерес.
Он поклонился и вышел. Напускная весёлость разом сошла с него.
— Не беритесь играть, если правил не знаете, — сказала Омелина.
— Так научите, Марья Сергеевна, — попросил он.
— Я тоже до конца не знаю. Они на вас глаз положили… Я вас в своей половине дома поселю, там безопаснее.
Она привела его к дверям, которые он недавно сломал. Замок уже был починен, но двери распахнулись будто сами, когда Омелина коснулась их рукой.
— Выберите себе любую комнату из свободных, — сказала она и пошла прочь.
Туманов смотрел ей в спину с внезапно нахлынувшей необъяснимой тоской. Она обернулась и спросила:
— Хотите выпить с нами вина или чаю?
И он побежал к ней, словно бездомный пёс, которого поманили сахарной костью.
Photo by Elena Mozhvilo on Unsplash
Автор публикации
