Амертюм. Ничего со слов
Они зашли в оранжерею с высоким стеклянным куполом, по перекрытиям которого вился ядовитый плющ и незнакомые Туманову лианы с крупными атласными белыми и фиолетовыми цветами, источающими насыщенный дурманящий аромат.
Омелина сорвала два цветка, один приколола к своим волосам, второй вставила в петлицу Туманова. Она указала ему на диван, расположенный в нише в стене, и ушла распорядиться о чае.
Туманов сел, ощущая сильную слабость в ногах. В голове плыл туман то ли от цветочного запаха, то ли от прохладной влажности этого места. Послышалась колыбельная, будто совсем рядом, хотя в оранжерее никого больше не было.
Глаза начали слипаться, песня зазвучала громче. Это пела его мама, низко склонившись над вышивкой. Игла с красной нитью в её руке вонзалась в белый шёлк, оставляя за собой причудливый узор. Туманов потянул к ней руку, желая испытать то давно забытое ощущение её близости, мать подняла на него глаза, и он дёрнулся от неё, ударившись затылком о стену: на него смотрели пустые белые глаза Петера. Игла воткнулась глубоко в его палец, он вскрикнул и открыл глаза.
Над ним склонилась Омелина, из-за её плеча появилось невозмутимое лицо Полунского.
— Что же вы руками так неосторожно машете, господин Туманов? — спросил Полунский, доставая из кармана кожаного фартука пинцет и ловко вытаскивая длинную иголку из его пальца. — У мандаринового дерева очень острые шипы, вы разве не знали?
Туманов посмотрел на тонкие ветки с длинными колючками и улыбнулся.
— А мне сон привиделся… Я очень давно не видел снов.
Омелина поставила на низкий столик поднос, отбросила накрывающую его ткань со знакомой Туманову красной вышивкой и разлила по чашкам чай.
Полунский придвинул кресло и оказался прямо напротив Туманова.
— Итак, господин Туманов, какова цель вашего визита? — спросил он, принимая чашку из рук Омелиной.
— Цель? — растерялся Туманов. — Мой приятель пригласил меня…
— Лжёте. Неотправленное вам письмо по сей час валяется на его столе среди недописанных стихов, сломанных грифелей и яблочных огрызков, — Полунский прищурил глаза, уголки его губ опустились.
— Марья Сергеевна попросила меня…
— Да, Павел Эдмундович, пусть Андрей Венедиктович поможет нам с украшением зала, — пришла на помощь Омелина.
Она обошла кресло Полунского, вскользь коснулась его щеки. Он поймал её руку и поцеловал узкую ладонь.
— Как вам угодно, Марья Сергеевна, — сказал Полунский и задумчиво провёл длинными пальцами по своей чуть выступающей нижней челюсти. — Можно мне вина?
Омелина вышла. Туманов сделал пару жадных глотков терпкого янтарного напитка, мало напоминающего чай, и посчитал, что теперь-то уж может расслабиться. Полунский рывком бросился к нему, и потерянная Хворостовым кочерга очутилась на шее Туманова, а сам он оказался прижат к холодной стене.
— Ну а теперь, Андрей Венедиктович, будьте любезны сказать, зачем заявились сюда и что хотели найти за закрытыми дверями?
Хватка усилилась, дышать стало нечем. Жестокое спокойствие в глазах Полунского не давало усомниться, что либо он получит ответ на свой вопрос, либо для Туманова это кончится весьма печально.
— Вампиры… — прохрипел Туманов, пытаясь вырваться.
— Что, простите? — удивился Полунский, опуская кочергу.
— Я получил информацию, что здесь будут вампиры, — сказал Туманов, осторожно ощупывая шею.
Полунский рассмеялся и занял прежнее место в кресле.
— Простите, Андрей Венедиктович, — сказал он, пытаясь унять смех. — Вы давно не видели снов, я давно так не смеялся. Ну же, продолжайте, не стесняйтесь.
— Я вижу, что вы вполне адекватный человек, — Туманов покосился на кочергу, — и вам можно доверять. По губернии ползут слухи, что скоро здесь состоится бал, на который съедутся вампиры со всего света.
— Ох уж эти светские сплетники, что слышат звон, да не ведают, откуда ноги растут. Прямо так и говорят: мол, все вампиры приедут, да?
— Я понимаю, что звучит это дико, Павел Эдмундович, — сказал Туманов. — И сам бы не верил, но…
— Вы давеча журнал у меня на столе разглядывали… Знаете, каков девиз у издающего его общества? Nillius in verba. Ничего со слов. Имеете ли вы весомые доказательства существования вампиров? Ведь иначе недолго и в смирительный дом загреметь.
— Я не тороплюсь с выводами, доктор, хотя некоторые странности уже были мною подмечены.
Вошла Омелина и поставила перед Полунским бутылку из чёрного стекла и бокал.
— Знаете, Марья Сергеевна, что в городе-то про предстоящий бал-маскарад говорят? — спросил Полунский с усмешкой и наполнил бокал до краёв. — Вся нечисть на него соберётся.
— Да, — улыбнулась Омелина. — И губернатор с супругой непременно приедут. Вы, Андрей Венедиктович, в каком костюме будете?
— Я ещё не думал, Марья Сергеевна, — ответил Туманов, и вдруг увидел себя глазами доктора: он лепечет ему какой-то абсурд про бал вампиров и считает себя при этом здравомыслящим человеком?
— Разрешите, Марья Сергеевна, я дам господину Туманову ключ от нашего входа? Не хотелось бы снова с замком возиться, — Полунский положил на столик перед Тумановым маленький ключ. — Вы всё же не оставляйте своих наблюдений, Андрей Венедиктович. Татьяна Францевна ведёт себя странно на мой неискушённый взгляд.
— А ещё танцмейстер, — добавил Туманов, с неприязнью вспомнив его пустые глаза.
— Кто? Милейший господин Петер? — улыбнулась Омелина. — Оставьте эти глупости, господа. Если кто и пьёт кровь в этом доме, так это моя дорогая свекровь.
— Полно, Марья Сергеевна, не наговаривайте на невинную старушку, — сказал Полунский. — Однако мы засиделись, господин Туманов уже клюёт носом.
Омелина проводила Туманова до комнаты, и он, повинуясь порыву, потянулся губами к её губам. Она отошла на шаг, её ладони на мгновение коснулись его груди.
— Вы же совершенно замёрзли, Марья Сергеевна, — сказал он, попытавшись согреть её руки.
— Вашего тепла не хватит, — сказала она и ушла в темноту, оставив его в одиночестве.
Photo by Michael Dziedzic on Unsplash