Чайник тихо потрескивал на плите рядом с ещё одной зажженной конфоркой. Дома было не так натоплено от слабого газа, казалось, в комнате ещё включен лист. Или просто у Романова подскочила температура. Остаток времени обстоятельства обещали или отсутствие сна по определению, или такой крепкий, как со времён яслей не помнил. Трубы же были совсем ледяными, что успел оценить Антон. Привычно колыхалась занавеска от порывов прохладного воздуха с приоткрытой форточки. Романов украдкой иногда поглядывал на мать, что тщетно пыталась скрыть своё облегчение и не тереть красноту припухшую под глазами.

За спиной послышался тихий шорох, и Антон машинально обернулся, застыв у плиты с пакетом рассыпчатого печенья в руках. На пороге стояла Лерка. Ее ранее светлые волосы были насыщенного на манер свекольного оттенка, но если присмотреться, то с красными и фиолетовыми прядями. Она не могла скрыть промелькнувшую на лице открытую эмоцию радости. Но в то же время, как и подойти не знала, потому что чувствовала себя глубоко виноватой в произошедшем. Вид ее был всполошенный. Его футболка съехала в вороте чуть набок. Антон поднял тусклый взгляд и подавил горьковатый смешок. Тут не получится как с матерью, мол, объятия и поцелуи это панацея от всех проблем и тупой блистер пустых таблеток, что как анальгин — лишь пустое плацебо.

— Антон, мы можем поговорить? — спросила Лера, когда Романов уже отвернул голову. В нем переболело и уже не отзывалось такой болью всё случившееся, он понимал умом, что все это неизбежно, но при этом первый делать что-то по-прежнему не горел желанием первым.

— Да, — максимально непринуждённо повёл плечами Антон, кивнув головой.

— Наедине, — сделала оговорку сестра, внимательно глядя в выражение лица Антона, будто это помогало выяснить с какой стороны будет правильнее всего подступиться.

Романов молчаливо поднялся. Если мать никак не препятствовала, то это означало одно: они помирились, что уже не могло не радовать. Мать спокойно могла принять его бунт, хотя он никогда даже повода к подобному себе не давал, а с ней все было несколько сложнее. Страх, ожидания, имеющееся, смирение… Мать смирится и примет, любых примет и при любых обстоятельствах. Но Антон к сожалению, или к счастью на мать был похож очень и очень слабо складом. Если обрубал общение с человеком, то без права на ошибку и сразу. Если пообещал — расшибется, но сделает. Обещал редко, да и говорил немного. Грубая сила в ущерб дипломатии. Если впускать в свой круг, то это дорогого стоит, выход за привычное и ничего не значащее «Привет/пока». Можно было перечислять очень и очень долго.

Романов зашёл в свою комнату в раскачку, где вещи лежали на своих местах, вторым. Ровно на тех, на которых и были оставлены. Только несколько ящики шкафа были по-разному выдвинуты. Он притворил за собой дверь, приваливаясь к ней затылком и лопатками. Глядел чуть сверху из-за высоты своего роста.

— Я очень рада, что ты вернулся, я переживала, Антон. — она стояла опустив глаза и обхватив себя руками. — Прости меня пожалуйста, я, правда, не хотела чтобы это все так обернулось и вышло, боялась, что ты больше не вернёшься и….

— А чем ты хотела, чтобы обернулось? — перебил достаточно флегматично Романов. ГКЧП тоже хотели. Ног как же параллельны между собой эти два понятия. Антон тоже хотел… Но это не жертва обстоятельств. И не поневоле. Учитель совесть на этом пропил.

— Ничем, — со вздохом ответила Лера под смешок. Ничего не бывает бесцельно и беспоследственно, это слишком хорошо к своему времени осознал Антон.

— И зачем пошла тогда?

— Узнала, что там Левин будет, ты, вся компания, захотелось доказать и матери, и тебе, что я не маленькая девочка, что я уже могу… Вести нормальную жизнь. Взрослую. Но разве отпустят меня с кем-то другим? — вопрос по прежнему был риторическим и не требовал ответа. — Да ответственность, да я понимала, что могут проблемы быть и влететь бы могло. И влетело. —кивнула головой Лера, понимая всю тяжбу того, что случилось. На чьи плечи это легло и имел ли этот груз, пусть и не двести, но цену.

— И все равно пошла, — обвинения в голосе Антона не было. Хороша из его сестры Сонечка Мармеладова. И как же твои хорошо, что он не Раскольников. Для него воскресение Лазаря — так. Не более отзвука древнего рассказа. — поэтому же ты решила связаться с наркотиками?

— Нет, это вообще вышло полное недоразумение! — она напрочь забыла, а может даже и целенаправленно не вспоминала о том, что Романов с Элей пришёл покупать порошок, от которого потом будут кровоточить десна и жечь слизистую. — я Левина в туалете и встретила, он разговаривал по телефону с каким-то парнем. А я, как ты любишь сказать: оделась, накрасилась ведь, и он усмехнулся там, что один момент и пойдём… А потом ты зашёл и эта сцена. Я ужасно перепугалась, что и ты что-то не то подумаешь, и я во что-то не то вляпаюсь! Я даже и не подумала бы, если бы поняла, Антон…

— Я тоже, когда туда шел не думал на чем все завязано…

— А я и не думала. — дернула расслабленной головой, что излишне просто поддалась на манипуляции, — И знала, что к тебе под горячую лучше не лезть, я сразу домой пошла, решив, что ни ногой больше. И когда ты с мамой поругался и ушёл, я ведь не была ни пьяная, ничего… Просто себе места не находила, я же помнила об этом мужчине, что заходил к нам тогда… Мне он не понравился, было отвратительное чувство, но и как найти я не думала. Рассказать не вариант, это же только наше, — Романов даже удивился такой прохладной подавляющей доле рассудка при горячей голове. Самого бы заела катаракта и слепость, — хотела позвонить Левину, не знала, что можно сделать, но тут он позвонил сам. Мужчина. Стало ещё хуже. Я не столько за себя когда-либо могла переживать. Антон, ты же… Ты самый лучший пример для подражания, самый прекрасный старший брат на свете! И это все было сказано так несправедливо, я тоже не хотела просто попасть под горячую и очень жалею об этом. Ведь ты всегда меня поддерживал! Ничего не запрещал и объяснял нормально, не кричал и не просто стоял на своём, я бы хотела отплатить тебе тем же, но…

— Но? — тихо перебил Романов, опираясь на высокий письменный стол, дёрнув вверх бровями. Нет-нет-нет. Все совсем ведь не так. Попытаться не значит стать. Хотя было приятно.

— Прости меня пожалуйста, ведь ты совсем не при чем во всем, я сама захотела, ибо… Ты всегда демонстрировал со всех сторон что-либо, приятное и неприятное, но для меня ты всегда оставался положительным, благородным, и я хотела и впечатлить, и просто в доску войти, поближе… — Лерка не от усталости, а от невозможности собрать воедино сумбур мыслей растерла запястьями глаза и щеки. — И Левин потом. Хочешь, я больше никогда не сунусь к вам, правда? Почему ты молчишь?

— Слушаю, — Антон, прикусивший щеку до этого, повернул голову, сталкиваясь глазами с сестрой. Она мялась. Не решалась что ещё-либо сделать. — Слушаю и понимаю, что, хах… Все совсем не так. Я отвратительный пример для подражания и ещё более худший старший брат, что не должен был вообще во все это тебя тянуть.

— Лучше я все это с тобой узнала, — перебила нетерпеливо Лера, решая, что или сейчас сокращать расстояние или уже никогда. Она в два счета оказалась рядом, обнимая старшего Романова крепко. Это берет лучше любого успокоительного, хоть он и не сразу обнимает а ответ, продолжая сидеть. Осознаёт масштаб возможного несколько запоздало. Она не он, она бы из-под земли бы достала и ни разу не испугалась бы всего произошедшего. Но язык рассказать не поворачивался. Сам с этим не свыкся и не переспал. — я очень многое подчерпнула и благодарна, что это все произошло только благодаря тебе. Опыт… Именно с тобой я впервые закурила, что-то попробовала из спиртного, первые симпатии, помнишь? — она подняла голову, продолжая сжимать плечи Антона. — Ты учил и разбираться в людях и открывать бутылки без открывашки и штопора, как ты ходил в школу разбираться. Как мы целые дни вместе проводили? А ты бы мог просто отодвинуть, никак не участвовать, отмахиваться или ещё хуже втягивать во что-то действительно плохое, но ты любой принимал, советовал, поддерживал, мягко направлял останавливал где нужно! Ты нес только позитив и вспомни, как старался не попадаться мне пьяным на глаза и чтобы я тебя курящим не видела, синяки…. Не тянул ни во что плохое, это же мой выбор и ты, ты правда лучший! Даже лучше Данилы Багрова. — это вызвало неконтролируемую улыбку у Романова, а последнее и вовсе добило. — Я очень сильно тебя люблю. Мир?

— Мир, иди сюда.

—Ты никуда не идёшь сегодня, правда? — спустя несколько минут не вязкой, а приятной тишины произнесла Лера. — Я слышала про квартиру…

— Такое дело, — вздохнул Антон, продолжая как когда-то очень давно поглаживать сестру по голове, с заботой и любовно, — что иду в последний раз. Обещал уже, сама знаешь, как я к обещаниям. — на секунду прикрыв глаза, сказал Романов. — И насчёт квартиры, не переживай, эти деньги…

— Это связано с тем мужчиной? — перебила Лера нетерпеливо.

— Да.

— Мне лучше не знать? — предположила младшая Романова, склонив голову чуть в сторону, но положения не меняла и пальцы сцепленные не размыкала.

— Однозначно, по крайней мере явно не сейчас, — мягко заключил Романов, потрепав сестру по голове.

— Антон, если есть какая-то вероятность чего-то нехорошего, а о ином ты не стал бы молчать, то тебе может понадобиться помощь. — добавила спустя повисшую паузу Лера, руку брата в свою забирая. Сжала чуть сильнее. Он же не даст себя разыграть… Но необъяснимое чувство страха и невозможность помочь самостоятельно, своими силами, подливала масла в огонь. — Будь осторожен, прошу. Пожалуйста предупреди кого-нибудь и на подхват, да хоть типа Левина, и… Расскажешь об этом только если посчитаешь нужным.

— Хорошо и да… Не обязательно такими радикальными бросаться, — усмехнулся по-доброму Антон, немногим меняя русло темы.

— А?

— По поводу компании и общения с Левиным, это мы уже обсуждали. Ты ему хоть сказала? — спросил Романов, дергая вверх бровь выразительно и красноречиво.

— Да.

— И что он?

— Он офигел. Да я бы тоже, честно говоря… — расположила руку на шее Лера, потирая ее в необъяснимом чувстве неловкости, но засмеялась в то же время, совсем не испытывая ее, — Но он сказал, что мы можем попробовать, если ты дашь добро, ибо он не хочет…

— Добро, не добро. — вскинул руки Романов, заполняя образовавшуюся паузу. — Это чисто твоё решение, ваше, я не препятствую и не лезу.

— Скажи мне не как старший брат тогда? Одобряешь?

— Одобряю, — закатил глаза секундно Романов, но тут же его взгляд упал на засучившуюся штанину домашних штанов цвета хаки, — стой, это что татуировка?

— Ага, скорпион. Ты же скорпион, — сестра улыбнулась. Антон же был в замешательстве и просто не успел ни разразиться околотиранической, хотя она, конечно, от этого была бы далека, речью, ни восхищённой в смелости, ни тем более шокированной. За пару дней все встало с ног на голову и обратно. Теперь лежащих в открытую сигареты и такой смелый вид… Видел бы их двоих сейчас отец. И к нему пара вопросов была, несомненно.

Момент прервала Марина Александровна, что учтиво постучала по косяку двери, отодвигая короткую декоративную кисею. Романов не был уверен сколько она так стоит, не обратил внимание. Это заставило прикрыть открывшийся рот. Мысли заглушили возможные слова. Все же дом дарил чувство расслабленности и безопасности. Крепость. И что за дом, что за жизнь, когда ты под подушкой пистолет хранишь и знаешь, что все время находишься на мушке. Непосредственно у снайпера, в машине, в доме, наконец. Не знал, но чувствовал всю бесповоротность и желтизну Достоевского в этом.

— Я рада, что вы помирились, но там уже скрипел чайник, скоро остынет, — с ласковой и нежной улыбкой отозвалась мать.

Не успел Антон перейти порог кухни, взять чуть подсохшие вафли, ибо так вкуснее, да взять привычную и родную кружку с отколотым краем, как зазвонил телефон в куртке. Романов напрягся. Это было видно по побелевшим костяшкам. Улыбка с губ не сошла, но явственно треснула. Он прекрасно знал кто это, что никто иной попросту не может набрать. От этого несколько помутило, ибо прошло не больше пары часов, а он мало не ложился, так и без этого мысли в кучу собрать не может. Вареность не добавляла никакого облегчения, как таблетки анальгина.

Романов нажал безэмоцинально на кнопку принятия вызова.

— Ты куда-то уходишь? — спросила мать с непониманием после того, как Антон вернулся в комнату заметно изменившись лицом. Не то, чтобы оно стало мрачным и хмурым, скорее вовсе бесцветным. Парень сложил руки на своей груди, прикусив губу, но после стал излишне торопливо и небрежно раскладывать дрожащими непослушными пальцами песок по кружкам. Немного просыпал, да и не заметил. Залил кипятком. — Антон?

— Да, — спустя непродолжительную паузу проговорил Романов, кивнув головой. Вытащил из кружки ложку, чтобы не звенела. — та компания у нас была, распалась, вот последний раз посидеть хотят оставшимся составом, позвали.

Чисто по памяти. Неприлично как-то отказать… — он ответил уклончиво, не решаясь примерять ни один из сложившихся в голове вариантов, остановившись на куске отсюда, куске оттуда, ни на попить «Жигулевского» в бане с таранкой, ни на похороны под водку. Ко второму подходило больше, бесспорно. Похороны под плинтусом.

— Понимаю, — прикрыла глаза мать. Антон мысленно облегченно вздохнул. Хоть врать не разучился. Ложь все же должна была, в отличие от самой правды, держаться в рамках правдоподобия. Правда не у каждого своя, а то, во что каждый верит. Он бы не верил и рад не верить, сделать вид, что этого всего нет. Жаль, от этого оно не исчезнет.

— Я не надолго. К ужину уже вернусь, — приободряюще улыбнулся Романов. Слева внутри предательски заныло. Интересно, так часто говорили и не возвращались друзья Королева? Князев говорил? Или в последний день, отзвонившись Эле тоже, может, это?

Выйдя на балкон он густо затянулся болгарскими «Родопи», что обнаружил в своей куртке и не знал, кто мог сунуть по ошибке. Может, и сам машинально с сиденья взял. Все, как в тумане. И Романов был благодарен, что перекуривал один, стряхивая пепел в стоящий на поручне стеклянный толстостенный стакан. Был наполовину полон. Тихо шипело на фоне радио. Неприятный звук перебил раздающийся с дали громко Мумий Тролля.

К его зашарпанному подъезду подъехала незнакомая машина. Не такая уж и незнакомая, подумалось с усмешкой и гнусавым голосом Лагутенко из открытых окон в такт. Не BMW 5 в кузове Е34. Номера ЕКХ, блат… С приятным запахом дерева и внушающая больше доверия. Ныне Lamborghini LM002. Романов слышал, что такие далеко не у всех были и единичный случай внедорожника этой модели. Безбожно дорого, наверное. Ровно как и машины через границы перегонять, продавать, откатав пару раз. Дорого и богато.

Антон стряхнул сначала пепел, а после уже и окурок в стакан бросил, притушив о дно. Пора было выходить.

Подъездная дверь была даже не закрыта, этому препятствовал поставленный кирпич.

Когда Романов вышел, то увидел картину того, что Королев с кем-то говорил по телефону, авторитетно заверяя, что каких-то людей нет. На плечах его болтался непривычный для глаза кожаный плащ почти что в пол. И говорил, что людей в природе не существует больше. Романова неощутимо передернуло. Рядовые диалоги и на лице даже полуулыбка красуется, пока он откусывает смачный кусок пломбира в шелестящей упаковке. У него всегда найдётся в одно и то же время место для пули в голове, прямо как в поговорке про Ленина, и сердце ровно столько же, сколько и крепкое плечо.

На пассажирском в нетонированном сидел тезка, закинув согнутую в колене ногу на панель. Увидев Антона лениво вскинул рукой, поубавив музыку. Они должны были, видимо, поменяться местами, потому что мужчина вышел, оставляя дверь нараспашку. Как меж собой контрастировали грязь, куски асфальта и наметенные с утра снегом небольшие сугробчики. Минут пятнадцать и растают.

— Шалом, — дёрнул бровями тезка Королева, обмениваясь рукопожатием.

— Ага.

— Чего-то объяснять надо? — вопрос был риторическим. Ситуация ровно такая же, как «Если че кричи милиция, точно остановится». Внутренний стопор слетел с резьбы. У всего есть порог. Будь то вера в Бога или просто слову. Его вера захлебнулась в луже ещё где-то у хима. И в первое, и во второе. Даже цепь на шее порвалась. Ни Христа, ни креста. Лучше не верить вообще ни во что. Хотя, даже антихрист прозябает под следствием.

— Все, я договорился на Машкова с Малевским, — слышал из приоткрытой двери Антон, когда его попросил тёзка достать из бардачка непочатую бутылку виски. Рука отодвинула Макарова. Никому восемь лет условно не давали, а ему дали… Как же хрупки все же людские жизни…

— Ты наверняка чтоб? Его должок можно было в более разумное, глупо, Миша… Глупо до безобразия. Да и не факт, что не кинет.

— Надёжно, не кинет.

— Это? — дёрнул чуть вверх бровями Антон, чтобы заполнить паузу.

— Машков? Районный прокурор. — голос королева звучал привычно уверенно и одновременно мягко. — Если брат станет претендовать на позиции Юрки Севера, то на него все старые, воры в законе, все встанут, одним словом. За ним как раз Машков ещё, а разборки со старой доброй милицией нам не нужны. Москва другая епархия. Малевского. Это Измайловские. Предлагаю обсудить ещё раз…

— Предлагаю ничего не обсуждать. — перебил вальяжно тезка, пригублены с горлышка небольшой бутылки под отрицательный моток головой Королева. — Много знаем — спим плохо. Меньше знаем — меньше растрепем. Все по ситуации.

Романов сел молча на заднее сидение, ненароком задевая лежащий предмет, что с металлическим отзвуком ударился о дверь. Он поднял взгляд. Рядом лежал обрез винтовки Мосина. Как Калаш уже ранее виденный, на семь и шестьдесят две. Странно, что если они собрались выбивать долги, то таким странным и официальным составом смотрящих, наперевес с одной винтовкой. Скорее это эдакие дружеские посиделки. Он откинул голову, прикрывая устало глаза. Или по Владимирке или ясен красен, что в лоб прилетит уже не щелбан, напоминающий о том, что заигрался… Пуля.

— Бл…ть, прикрывай козыри уже, Миш, — действительно, мужчины поменялись местами и им теперь предстояла ещё трёхчасовая дорога в одну сторону. Москва.

— Да ладно, не бои без правил же, — отозвался Королев по виску товарища постучав показательно, несерьёзно. Только он умел так. Неописуемо в сочетании, как коктейль Молотова. — Были б мозги, как говорится…

— Каюсь, бросил.

— Антох, ты по-моему тоже в школе занимался? — под тихое мишкино «Серьезно?» — спросил Королев, разворачиваясь одним корпусом. Взгляд, несмотря на то что был через плечо, был гораздо более прожигающим, чем серых глаз через зеркало заднего вида.

— Айкидо, — бросил Романов, голову отрывая от мягкой бархатистой обивки, чтобы немногим перевеситься вперёд, уперев локти в колени.

— Да ладно, по тебе и не скажешь, — засмеялся тезка Королева, обнажая зубы ровные. Одна его рука вальяжно перекочевала на открытое окно, через него он посмотрел на Антона ещё раз, периодически кидая взгляды и через заднее. — че завязал?

— Кончилась эпоха фанатства по Mortal Kombat.

— Менее произаично, — сам же тезка был мужчиной с любовью к размаху. Если проигрывать, то так уж миллион, если красть — не меньше, чем королеву, а коли пить… Так и предположить, что штоф будет делом смешным.

— В плане? — повернул голову на собеседника Романов.

— Сотрясение. Три, — усмехнулся Зенин, демонстрируя три пальца свободной руки, прежде чем переключить скорость. В прозрачной ручке была Роза. — Черепно-мозговая. Излияние. Завязал после краткосрочной потери памяти.

— И ничему же жизнь не учит! — окончил на более веселый ноте за троих Королев, щёлкая застежкой портсигара, доводя до логического завершения цепочку. Ему, однако, в ту же секунду позвонили. Он лениво взял трубку с нагретой выглянувшим солнцем панели.

— Алё. О, Козырь, — несмотря на первое вальяжное и ленивое, Михаил несколько пооживился, экспрессивно ударяя тезку по руке. — Да! Да. Да… — он постепенно мрачнел с каждым новым согласием, что становилось все сомнительнее и сомнительнее от раза. — Да ты охерел?! Три лимона за день! Ладно… — дёрнулись брови у Романова одновременно с Мишкой. — Будет? — он вопросительно посмотрел на товарища, болтая согнутым коленом, пока ветер продувал весь салон. Жаль не мысли в голове.

— Будет, — спустя пару секунд отозвался Зенин.

— Значит, будет, — проговорил прямо в трубку Королев, отодвигая ее от уха, в самый экран, и сбросил вызов.

Разруха, бандитизм, голод… А кому-то три миллиона за день и красная икра на ужин. Выкуп что ли? Романов не горел желанием это узнавать с другой стороны. Это их время, если бы не это, то не поднялись бы многие и не было бы всё так просто… О себе напомнила винтовка, что от резкого поворота налево уперлась стволом в ногу. В анархии может и рождался порядок, но это не касалось случая Антона никаким образом. Становилось лишь путанее, как шматки проволоки в старом гараже.

— У тебя есть разменять тысячу на пятисотки? — деловито поинтересовался Королев, расплываясь толстое кожаное портмоне, примечая заправку, в карман которой нырнул тезка, понимая все прекрасно без слов.

— Неа, — отозвался размеренно и флегматично Мишка, выдыхая из ноздрей густые глуби дыма, тут же размахивая рукой. Рубленно и небрежно, в то время как у Королёва это выходило с изяществом и красиво переливались на солнце его неизменные и вездесущие часы Картье.

— Одни пятитысячные что ли? — усмехнулся Королев несерьёзно и повесно. Антон понял, что этот визит имел своей целью только заправиться и ничего более. — Не, ну, я не против тысячу пятитысячными разменять…

— …Люди не добрые, люди просто лохи, — к чему было сказано последнее Романов то ли прослушал, то от просто не уловил, внимательно и пристально пытаясь вглядеться в отсвечивающую зеркальную поверхность бокового зеркала.

Это приобретает однако вид аксиомы в голове у Романова, константы, чего-то непоколебимого, неизменного и не требующего доказательств. Зная эту игру не по правилам играть не получится.

Ему показалось или в нем он увидел знакомый чёрный джип Grand Cherokee?

Photo by Dekler Ph on Unsplash

Продолжение: Ва-банк

Предыдущая часть: По локоть

Начало: Накануне

Хотите рассказать свою историю?
Зарегистрируйтесь или войдите в личный кабинет и добавьте публикацию!