Сдачу себе. По локоть
В полутемном коридоре сразу стало видно упомянутую лестницу. Если бы Быков не сказал, то он бы и не подумал ни под каким углом, что там есть дверь без ручки, просто от себя толкающаяся вовнутрь. Все же есть на свете что-то типа кармы и благодарности… Антон же ни капли не повзрослел, как ему казалось. Все также в хороших людей верить продолжал, справедливость и ещё чище всякую лабудень. А и пусть, она есть, оно есть!
Двигаться только на ощупь было крайне сложно. Что открывал глаза, что закрывал — одна темнота. Романов до побеления костяшек сжимал ножовку как за рукоять, так и за само лезвие. Больше нагретая от близости рук сталь не отрезвляла, а противные ступеньки под ногами скрипели, как старые электрички по рельсам кривым. Он даже не представлял кого искать. Прикованного ли к батарее бугая или мирно ждущего на стульчике парня, внешности торчка… Задумавшись, оступился и чудом не перевернулся, чтобы кубарем с лестницы скатиться.
Антон не слышал никаких посторонних шумов, что могли возникнуть хоть от воды, что он уже знал по «Кошмару на улице Вязов», хоть мышей, да хоть от стуков сверху. Не было ничего. Машинально Романов пошарил рукой по влажной стене в поиске выключателя, как совсем рядом с ухом раздался щелчок предохранителя. Внутри все оборвалось и похолодело.
Приставленное к стыку шеи дуло прочертило по груди дорожку до солнечного сплетения, с лязгом перешло пряжку ремня, прочертив по металлу, и остановилось напротив паха. Романов сжался всем естеством, вот уж, чего не думал… Как в бане кипятка с камней вдохнул. Это будет самая глупая смерть от кровопотери и он тогда предпочёл бы быть распиленным той самой ножовкой так, чтобы никто не понял его истинную причину гибели. А если посчастливится, что услышав стрельбу, их компания спустится сюда и доставит в больницу его в срок, то ходить ему остаток дней своих евнухом. Вот уж нелепость…
Романов невесомо в такт невидимому, что напирал, отходил спиной к стене. Резко комнату озарила вспышка света от ламп, словно парень случайно напоролся на выключатель без особых усилий. Антон недолго думая махнул своим импровизированным оружием, рассекая воздух наугад рубящим движением, но оказался сбит с ног немногим позже.
Чувствуя давящие пальцы на горле и тяжёлый вес на своих бёдрах, парень понимал, что не может совладать по силе с оппонентом. Парень был его шире и явно выигрывал в силе. Воздуха становилось все меньше, а сопротивление все активнее, что выбивало последние силы. Или он или его. Антон решил пустить силы на поиск упавшей рядом ножовки. Пальцы через пару секунд уперлись в острые зубцы, пальцы порезанные о них волновали меньше всего в тот момент. Парень заметил, но поздно. Размах.
Антон не видел, но слышал, что сначала сталь вошла в тело с характерным трескучем звуком. Послышался вскрик и сам понял произошедшее, когда давление рук ослабло чужих. Романов откатился в сторону, заходясь кашлем, пытаясь отдышаться. Парень выглядел ещё более разъяренным, держась за плечо. Мысль о том, что могли зубья чуть выше прыгнуть в район сонной артерии разрезала сознание. Вот уж точно не свои, а приём радушный… Романов дождался пока парень с ним поравняется, отходя к батарее и после, не что есть мочи, но для вырубки показалось достаточным, приложил голову оппонента, до этого поцеловавшуюся носом с его коленом, о трубы.
Не рассчитал силу удара совсем и парень растёкся безвольно прямо перед ним через несколько мгновений. Огненно-рыжие волосы прилипли ко лбу, а теперь, почти, как в фильмах, височная рана багровела и наломалась кровью. Парень дышал. Фух… Но времени хватит явно не на все сразу. Сначала поручение Королева, а уж потом скажет о казусе. Временные, гребанные трудности… Знали же…
Антон не мог себя заставить подойти к вырубленному телу. Ноги подкосились, но он удержался за стену. Не мог убить, нет-нет-нет. Романов спешно перешагнул через район грудины, видя одну единственную дверь на той стороне. Дверь в копчённый, засаленный и контуженный мир. На остальную часть мира трафика перестало хватать. Все псы же попадают в рай?
Перед глазами, когда щёлкнул выключателем бесстрашно, уже готовый обороняться, встала картина маслом. Вот уж странная лестница пирамиды Маслоу в синюшном от побоев лице и крови запекшейся. Под поднятым краем рубашки был виден приличный и уродливый рубец, как от утюга. По-видимому, не иначе, как его кадр.
— Королёва? — Антон хлопнул простонавшему от небрежного встряха мужчине по щеке. Еле уловил скомканное и непонимающее согласие. Наркотой накачали.
Эмоции проникали в Романова малыми дозами, рассчитанные по кубикам, как в шприце, что рядом с прикованным к батарее валялся. Сунул, иглу оторвав, в карман. Его познания по химии ограничивались разрядом C2H5OH — спирт, а в шприцах четырехпроцентным морфием по Булгакову.
«Просто так я его в чувство не приведу…» —подумал Романов, пока спешно возвращался за ножовкой, чтобы перепилить наручную перегородку. Это было меньшим по усилиям, учитывая, что он распиливал цепи в гараже с отцом и из разряда: припаять, расцепить, не вызывало столько опасений, сколько транспортировка тела. Свой-то вес мог раньше по тренировкам поднять, сейчас не был уверен. Руку через плечо и вдох-выдох. Тяжело, но подвести ещё позорнее. А впереди лестница.
Наверху послышался ряд громких поочерёдных выстрелов, грохот и звон. Придёт к «Апофеозу войны». Романов ещё раз украдкой взглянул на лежащего мужчину. Тут же помотал головой. Не время размышлять. И повисший на плечах груз ни разу не помогал. Вышел, попутно рукой выступивший пот вытирая, скорее ещё нервный, то запоздалая реакция понимания.
Вокруг, за чем придется, сидели люди, кто прикрываясь столами, кто от страха просто утыкаясь лицом в локоть, удерживаемый за шкирку рядом сидящим. Валялось битое стекло, керамика разлетевшихся от случайных пуль ваз и чашек рядом с раскиданными разноцветными фишками. Щепки. За шкирку вниз дёрнул Королев. И послышался шальной. В самого Романова будто навтыкали осколков битого и гвоздей. В ладони, в стопы, в голову, наконец.
— Там человек… — попытался сформулировать адекватно произошедшее Романов, пока Михаил прощупывал сонную артерию, пульс, да принимал шприц из дрожащих рук. Пустое. — Я…
— Да-да-да, — отозвался безразлично Королёв, перебивая, в плечо толкая. Заставил откинуться назад.
— Вы что, половину казино положили? — взгляд Романова упёрся в прозрачные глаза-льдинки лежащего на плече безоружного товарища Пашу. Того самого, с дурацкой улыбкой и самомнением, бок которого так безбожно кровил, а сам он встряхивался и, возможно, не слышал никаких летящих в его адрес фраз. Уже не слышал.
— Суровые времена требуют суровых решений, тебе выиграли время и это окупилось, — натуженно вышло у Королёва резюмирование, когда он пытался подтянуть к себе товарища. Хоть тут угадал, вот уж было бы смешно, если бы тот рыжий был нужным им парнем. Крутиться тогда Антону в гробу, как вентилятору.
— Диль? — послышался звон китайского колокольчика и знакомый Сашин голос.. С их дыры в глухие часы в Островцах простоишь половину жизни, ровно столько же потратишь, если через центр на Химки или Любню дашь. Просто так не доберёшься. Явно дёрнули раньше, предвидя неладное.
— Пан, — казах стоял у широкой колонны при входе, что отливала на свету разводами мрамора в серый металлический цвет. Часть столба увидел Антон, когда поднял голову, его нет. Адиль хрипло рассмеялся. В полной тишине о кафель ударился разряженный пистолет.
— За пистолет схватись только, если не выстрелишь, то выстрелю я, не посмотрю, — спокойным ровным тоном заявил Панов, махая рукой в сторону Королева. Как угроза не звучало, но звучало гораздо хуже. Михаил хмыкнул и ткнул Антона под рёбра, чтобы помог транспортировать бессознательное тело товарища.
Адиль взвесил внутренние «за» и «против» глядя мимо силуэтов мужчин и по прошествии пары минут поднялся, отказываясь от возможности взять огнестрельное. Должен был быть какой-то подвох, подумалось Антону.
— Спасибо за радушный приём, мы, пожалуй, пойдём, — засмеялся Мишка, выпивая со стойки залпом, удивительно, не тронутый ни пулей, ни случайным рикошетом шот. — Тринадцать минут кстати, молодчина, Тох, уложился, — а сам навязчиво тянет за собой, намертво вцепившись в плечи.
— Все честно, Диль? — серьезно спросил Панов, подойдя к мужчине вплотную, оценивающе глядя сверху вниз из-за роста. Он пересчитывал свободной рукой вытащенные из кармана крупные купюры, глядя не придирчиво, многозначительно. Оценил ущерб и, отложив обратно в задний карман пару, притянул казаху.
— Да, — скривил лицо беззлобно Диль, принимая деньги, на которые очень внимательно смотрел тезка Королева. Имел отношение что ли? Или это не за сегодняшний ущерб?
— Тогда идем, парни.
Романова подтрясывало от накалившейся атмосферы. Он громко сглотнул, моргнув чередой, почти как в голове отозвавшейся автоматной очередью, ловя понимание, что будто только что минул расстрела за лжеобвинение в пятьдесят восьмой статье. Покалывало в голове. Понимал, что на них смотрит с десяток людей, но даже если они повернуться спиной, то никто не выстрелит. Похоже, его любит вселенная… Побоятся. Торжествующее и пугающее одновременно. Русская рулетка. А русская рулетка без пистолета уже не то.
— А теперь эти суки мне ответят! — только стоило им выйти дружно компанией из пятнадцати человек, не очень дружной, не очень друзей, вообще не компанией, как тезка Королева начал строчить что-то в телефоне, иногда попадая не по тем кнопкам, стирая и начиная снова.
— Миша, ты чего удумал? — голос у Панова был мало похож на недоверчивый, скорее готовый принять очередной закидон и постараться уладить любой возникающий неопределенный конфуз. С ним, казалось, по-другому не бывает, будто это вошло в привычку. Вросло, как он сам в кожаную куртку, и никто не удивился. Королев ощетинился.
— Я знал куда ехал и всегда можно организовать подсадную утку… — в глазах Михаила разгорался чудовищный огонь, готовый выжигать все на своём пути в сумбурном потоке мысли. Он швырнул окурок себе под ноги, размазывая ботинком по сухому асфальту. — Я хочу чтобы этого здания вообще не было. Мое казино закрыли, и этого не будет, — мотнул головой возмущённый, но тон его был ледяным и уверенным.
— Миша! — оборвал тезку Королев, дёрнув его за руку настолько сильно и резко, что телефон у Зенина вылетел из рук.
Но было поздно. Грянул хлопком взрыв.
Неожиданный, оглушающий, дезориентирующий.
Инцидент с машиной у бани показался лишь слабым лязгом консервной банки об асфальт по сравнению с этим. Он стёр границу времени и пространства темнотой глаз и заложением ушей. Откинул в прошлое толчком. Антон слёг на землю не от сбивающей с ног волны, а по инерции, от страха. На яркое пламя больно физически было смотреть. Вокруг разлетались искры, как от слесарки, и облака дыма от пламени. Романов просто не успел понять, понимание было запоздалым и замутнено ватным. Накрыло колючим покрывалом, почти что вьетнамские флешбеки. Дядя вспомнился и среднее звено школы.
Выкинуло именно в то время. В пожар в собственном доме, когда взорвалась у соседей плита из-за не замененной вовремя термопары, где тиристор замкнут на корпус. Почти «Что? Где? Когда?» от семьдесят пятого года. Соль была даже не в этом, а в нагромождении удлинителей рядом с ней. Романовы на втором этаже жили, а то на первом… Углы квартиры почернели от идущего снизу пламени и были отчётливо запомнены подростковое памятью. В непосредственной близости. Возникали в голове, даже когда уже были переклеены обои.
А потом пару бессонных ночей. С кислым привкусом смеси кошмаров и корвалола, от которого мысли шли кувырком, ну, или ползли — там как обстоятельства складывались, а сна ни в одном глазу не было… Все запах гари, да потом взрыв.
— Антон, ты нормально спишь? — спросил дядя через пару дней, наливая с утра чай в кружку с отколотым краем. Антон за несколько дней, это пришлось на выходные, посерел, уходя в тень. Не удивительно. Романов бросил под ноги в коридоре рюкзак, в раскачку подходя к столу и на уголок приземляясь. Родители ещё не вернулись с Гагры – отец смог выбить путевку и не хотелось омрачать им и сестре отдых. То были первые и последние пять дней, когда у них жил дядя.
— Нет, просыпаюсь каждый час, — отозвался честно подросток, передёргивая угловатыми ссутуленными плечами. Сел небрежно от побелки в глазах, ударившись о стол локтем звучно.
— А чего не сказал ничего? — голос дяди Саши был сильным, угрожающим, властным, но в то же время вселял спокойствие, уверенность в том, что всё, даже неправильное решение, не подвергнется порицанию или смеху. Поддержке. Но Александр свои эмоции проявлял редко. Афган наложил свой отпечаток.
— Капал корвалол, — вздохнул, утыкаясь взглядом вниз, на собственные носки. Мама капала корвалол, когда не могла уснуть, он слышал. А в аптечке найти труда не составило. Да и тошнота не вызвала сильных вопросов, думал, что так надо.
— Толку-то от твоего корвалола, сейчас в чашке уснёшь, — разряжает прикосновением ощутимым, взъерошивая волосы на голове Антона, дядя Саша. Его прохладная ладонь спасительным кругом легла парню на лоб и он шумно выдохнул, непроизвольно подставляясь. — да у тебя жар.
— Дядь Саш, у меня игра сегодня, — попытался воспротивиться Романов, мотнув головой.
— Вот если пойдёшь, то подведёшь, садись, не убежит ничего никуда, градусник где….
— С чего ты решил, что у меня какие-то проблемы? — с детской наивностью и непосредственностью поинтересовался тогда Антон.
— Слышал, как курить вставал минут сорок назад, а до этого ещё час, — улыбка мягкая и песочная рассеялась в пространстве миллионами песчинок. Всё длилось не больше нескольких минут.
В себя Антон уже пришёл, слыша какие-то обрывки фраз Королева:
— Бать, тут рядом с банями мы… — тишина несколько секунд. — Нет проблем. Сам так сам, разберусь, трупов к вашему приезду не будет, — усмешливым тоном послышалось над головой, когда Романов окончательно пришёл в себя. Невидящий пару секунд взгляд упёрся в истинно карфагенские развалины, где буквально сложило картонным домом.
— Чего прохлаждаемся? — раздался сверху голос тёзки Королева. Он воистину был больным. Улыбка маниакальная тронула губы. Но ощущение, что никого это ни разу не напрягало, как будто хорошие западные фильмы, где смотришь исключительно на зрелищность, а не затраты и потери, думая: «А что если бы так в жизни?» Постановка же. Протянутую руку Романов проигнорировал, находясь ещё в смутном оцепенении от его играющего тона.
— Антон? — сорвалось с уст Панова более сдержанно, когда он смотрел в непроницаемое лицо Романова, опасливо косящегося на всю разверзающуюся картину. Зенин тряхнул ладонью, будто вляпался в грязь. — шевелимся, — железно проговорил Сашка, смерив Зенина взглядом. — трупы вытаскивать будем. Не смотри так, ты итак по локоть уже. Любишь кататься – люби и саночки возить.
Антон прикрыл локтем брезгливо рот и нос, отправленный в развалины на левой стороне. От стоящего в воздухе запаха щипало чувствительные слизистые и носа и глаз. А атмосфера давила. На кино не было похоже совсем, люди эти не встанут, смеясь и отряхиваясь от пыли и крови, да и Бутусова на фоне не было. Он видел исполосованную мелкими царапинами бледную руку, что торчала из под нагромождения мусора. Большие куски остались по краям и в укреплённых местах колонн, упав безвольными булыжниками, как падал при проигрыше король соперника. Скинул, вдыхая ртом шумно, податливую, ломающуюся в руках, доску.
Из под развала неподалёку послышался хрип. Романов в два шага дошёл до источника, забыв о своей изначальной цели. Что угодно готов был делать, чтобы не заниматься тем, чем занимается. Не упаковка в пакеты, но ничем не лучше. Не пришло в голову тогда, что могут попросить и добить. Скорее всего того и требовали обстоятельства.
— Быков, — пробубнил смятенно Антон. Расфокусированный взгляд напротив остановился на Романове. Кровавые бледные губы изогнулись в усмешке. Лицо от небрежного телодвижения исказилось гримасой боли.
— Что, Антон? — повернул голову тезка Королева, приближаясь. Быков быстро смекнул, прикрыв глаза и приняв вид ещё больше растёкшийся и безвольный. Михаил вопреки ожиданиям Антона, что подумал, что мужчина успокоится открывшейся картиной и уйдёт, приложил два пальца на сонную артерию, констатируя. — живой, но не надолго…
— Раненых мы не добиваем, — рядом нарисовался Панов, что был мало доволен случившимся, а после сказал отмереть и не притворяться лежащему. Лежащих тоже не бьют. Это не тезка, где «Огнём и мечом», а более дипломатичное. Щадящее.
— Он – свидетель, — логично произнес холодно Михаил, глядя в сторону Королева на секунду, будто одобрение должно было прозвучать, но тезка промолчал.
— Он один ничего не докажет, не сделает и никакого отношения к ситуации не имеет. Выживет – его счастье, а нет – нашей вины тут нет, мы шанс ему дали, сам с таких же будешь, — обрубил Панов, как щёлкнул по носу. Он сделал, как он захотел, теперь счёт сравнялся на один: один. И Антона Александр цапнул за плечо даже по-отечески.
«Уазик» через некоторое время
заполнился грубо обмотанными во что придётся телами, потому что пакетов не хватило. Делалось на скорую руку. Антону было до сих пор физически очень плохо и все в его голове смешивалось в бесконечный жестокий бесконтрольный кошмар. Без порядка и закона. Лоулесс. Он не знал на что идёт, глупый, правда же, не знал и понятия не имел на деле. Это хлеще, чем игла. Игра. Вторая машина тоже стала временным пристанищем, но уже с комментарием о том, что не дай бог Королев обнаружит пятна вполне себе известного происхождения в салоне и на новой обивке. Под едкий комментарий Панова о том, что не он начал эту скотобойню и не ему отвечать – чем смог, тем помог, даже невменяемого товарища запаковал. Александр тоже зло щерился и щетинился, будто волк-одиночка в стае. Шакалов. Это слабо успокаивало Антона и больше раздражало обоих Михаилов. Он-то ни то, ни другое, ни пятое, десятое. Романов оказался сидеть рядом с Пановым и Зениным на переднем сидении габаритной машины. Печка гудит натопленная. Запах слегка плавящегося пластика. И не тепло совсем, хоть и не холодно. Тепло становится невыносимым жаром, удушливым газом, бензином. И молчание, что повисло в машине наотмашь бьет.
Антон, видимо, что-то пропустил мимо ушей, потому что был бесцеремонно встряхнут за плечи небрежным движением в попытке обратить на себя внимание. Белый шум рассеялся. Он поднял мутные глаза на размытое пятно перед глазами, что лишь спустя пару мгновений обрело четкие очертания, и механически повернулся головой на звук.
— Что? — у Романова это вышло обезличенно и тихо совсем.
— …Ты чего-то хотел рассказать ещё Мишке, — напомнил Зенин услужливо, неприятно, Антон слышит лишь вторую половину фразы и то, потому что напрягся, чтобы в буквах услышать слова. Он качает головой. Уже ничего не казалось важным. — да чего ты, будто у тебя твою семью на глазах зарезали твою?
— Я первый раз… Косвенно… Убил человека, мать вашу… — подбородок Романова упал на сложенные руки. Отрывки предложений имели одну мысль, но сойтись никак не могли. — А сейчас паковал людей в пакеты. Что же может быть не так, всю жизнь занимался!
— Не первый, замечу, но и не последний, — усмехнулся Зенин.
Королев мягко вставил свои пять копеек после этой фразы в виде красноречивого: «Угомонитесь оба. Не истери, а ты не доводи».
— Я мог его не ударять там. Так сильно, он бы выбрался, может, — протянул Романов задумчиво. Теории вероятности были не по его части. Он помедлил. — во всяком это был бы такой же шанс.. Он был жив… Какое не истери-то!
— Дай переварить ему, Миш, — это даже на слабую отмашку со стороны Королева не похоже, не говоря о какой-то ранее увиденной заботе. Все прошло и развеялось. Теплота не лучше канистры с бензином. — Выхода иного не было.
— Я чувствую себя убийцей. Я и есть убийца. Мы же могли этого… Я ещё, я же мог его, а вы могли не… Это хоть кому-то кроме тебя надо было?! Это все хоть кому-то кроме вас надо?! — всплеснул руками Романов, неосознанно прихватывая тезку Королёва за ворот кожаной куртки.
— Либо ты, либо тебя, ты знал куда шёл, — выцедил прям в лицо, наклоняясь к парню Мишка, отмахиваясь от прикосновения, да толкая его назад небрежным тычком.
— В том-то и дело, что не знал! — запротестовал Антон. — Я… Хер со мной, я все равно, даже если поступлю — в армию пойду, мне нужны были деньги сестре, семье. Но не таким образом, — он щелкнул бардачком, чтобы убедиться в правильности и очевидности мысли и увидел привычную стопку денег. Воздуха не хватало, он начинал задыхаться. — у них у всех тоже семьи есть, а они не будут даже знать, что…
— Миш, воды ему дай, — скомандовал Королев жестко. Сразу в руки Антона перекочевала уже открытая пластиковая бутылка. Сама вода была тёплой и на вкус отдавала чистым железом, точно ему за своим родным гаражом зуб выбили. Потому что с девчонкой чьей-то решил погулять… Вот они, проблемы его масштаба. Ушла половина. Мысли чище не стали ни разу.
— Это небольшая плата, поверь мне, — включился в разговор Королев под насмешливый взгляд Антона. Снисходительный. — семью Волка расстреляли из дробовика около его дома прямо на его глазах. Родственников Гришки заживо сожгли, а парню… Хоть ты его и не знаешь, Сашка, руку сначала закатали в бетон, а когда менты нагрянули просто отрубили. Я не упоминаю людей не относящихся. Просто понять надо в момент, что бывают расклады, когда ты играешь. А бывают наоборот — ты тот, кем в этом раскладе играют.— брови Антона медленно поползли вверх и кадык предательски прыгнул. Не вывезет он это все. Хотелось попросить остановить машину. — На сегодня с тебя хватит.
Романов думал, что с него хватит по определению, а не только на сегодня, но после услышал, что именно завтра планируется поход на банк. Как сквозь толщу воды. Просто не будет… Он тупо уставился взглядом в окно. Рядом с ними ни притормаживая, ни обгоняя, ровно напротив ехала серебристая машина, как озвучил Королев «х93500», что тащится почти что с поворота. Панов сзади позвонил. Воображение услужливо рисовало сцены из фильмов по типа «Классика» с теми самыми деньгами, да желанием загрести все себе, где цель не считается ни с какими средствами. Сомнительная благотворительность… Да и особенно в особо крупных размерах. Романова в один прекрасный момент вырубило. Мозг не мог совладать с накатившим стрессом и решил, что лучше дернуть из розетки провод, оставив вилку в розетке. Все равно никому не придёт в голову совать теперь туда пальцы.
Разбужен он был Зениным, когда за плечо Мишка бесцеремонно потянул уже в открытую дверь. Чуть не прочертил носом, но эта мысль догнала уже запоздало. Они были под горой, и солнце багровело на линии горизонта, готовое уступить место сумеркам в ещё одну минуту вечера. До уха донеслось, чтобы не прохлаждался, а тоже, что называется, руки в ноги, да вперёд с песней. А Романов не знал куда деть свои руки, да и куда бы самому деться.
Действия Антон производил механически, не задумываясь. Отточено в своём автоматизме и беспристрастности. Натолкнулся взглядом на тело того парня, ради которого он пошёл в эти подвалы, на сероватое лицо и застывшую чуть розоватую пену в уголке рта, измученную улыбку. Стало дурно и немного помутило. Зря, все зря… Романов сглотнул вязкую слюну, что заполнила ротовую полость.
После второго тела Антон начал частотно и сбивчиво выдыхать и вдыхать, в попытке вдохнуть более свежего воздуха, что не разрывал бы грудную клетку железом, пылью и трупной горечью. Хотя запах обычно сладкий… Но это как и сладости правды и горечи лжи. После третьего полетел на багажник объемный свитер, давая обзор на сухощавую спину с выступающими позвонками и очерченными лопатками. Вскоре футболка безбожно намокла ещё ужаснее очерчивая худость силуэта. Романов стирал тыльной стороной ладони солоноватый пот с напряжённого лба, руки уже поламывало, вены вздулись, но он будто решил достигнуть предела.
Лопата в землю входила хорошо, разрезая остриём на несколько кусков чуть влажную, но комистую. Здесь, в отличие от города, не было в подавляющей песка, смесей бетонных с соседнего рынка стройматериалов, что в лужах засыхали, да так и оставались куском неподъёмного. Под колёсами растрескиваясь и ещё сильнее усугубляя проблему дураков и направлений в России. Но оттого земля была тяжёлой.
— Скидывать, прям так? — глупо поинтересовался Романов, будто собаке не собачья смерть, как изволил выразится тезка Королева. Не похоронную же процессию устраивать и отдавать почести в самом деле… Он видел, как теперь проходят похороны криминальных авторитетов. Сколько людей, машин, и это правда же не равнодушие, это уважение, сколько плачущих людей и это не просто повод всем собраться и перетереть или ментам подчистить ряды при удачном раскладе. Было в этом что-то семейное, общая скорбь, помощь. В отношении себя, Романов ясно понял, это ему никогда не светит. Со своей семьей, единственными близкими, он умудрился рассорится выбрав… Да ничего не выбрав. Какую-то тень и деньги. У всех них были жены, дети, родственники, как у лежащих в земле, а Романов почувствовал себя непомерно одиноким. Только вот и родственникам лежащих никто ничего не скажет, каково это… Быть беспросветно потерянным? Он поднял взгляд на Панова, будто у него одного он хотел найти ответ. Отчего-то казалось, что этого кровоподтека на его щеке раньше не было…
— Не спускаться же ты хочешь, — усмехнулся секундно Королев, прикуривая сигарету и шумно через нос выпуская дым. Антон дёрнулся, выныривая из своих мыслей, и ушёл от возможного прикосновения.
— А собаки не растащат? — вставил свои пять копеек Панов, прищуриваясь. Уже сгустились молочные тучи сумерек. — Мы же не вглубь, мы…
— Ну, да, не так красиво, конечно, — усмехнулся Мишка, сверкнув глазами. — Ты же живьём, Саш, привык, — подвёл старый счет, будто имел желание кольнуть. Романов отметил, что слишком сильно закусил с внутренней стороны губу, что теперь во рту ощущался привкус крови. — Чтобы закапывались. Если чего… Надеюсь ты до сих пор с собой ножовку возишь всё же.
— Как ты пистолет в бардачке, — фыркнул Александр, смахивая со лба отросшие волосы.
— Нет, я после того раза – нет, — обнажил зубы собеседник, а после с едкой ноткой проговорил уточняюще, — под сидением. — Лопата под его весом натужно скрипнула.
— Шило на мыло.
— В следующий раз надо будет на 7124422, — задумчиво проговорил Королев, обнимая за плечи, встав по середине, своих друзей. Если у него было понятие дружбы и деления на своих и чужих. Романов никуда не попадал. — Хороший счет, да и не париться. Не то, чтобы с депутатами в бане приходилось… Но попотеть пришлось.
— А он не завязал разве? — дёрнул бровью Панов недоверчиво, присыпая в несколько махов и утрамбовывая землю.
— Нет, нет.
— Хороший счёт. И дорогой, — язвительно будто бы напомнил тезка Королева.
— Зато вопросов по решению проблем подобных не возникает, — парировал Панов. У него явно все было не жестко и радикально, а вполне себе… Только разве что более чистенько.
— Да через неделю и от этих вопросов не останется, чего ты, — заключил Королев, окидывая взглядом всю проделанную работу и в последний раз вгоняя железное острие в землю победно.
Романов слушал всё вполуха. Никогда бы так ни с Петей не получилось, ни с кем бы то ни было еще… Ампутированные моральные принципы. Хотя он мог предположить звонок посреди ночи, что кто-то откинулся от его дури и надо свезти в лес, но это происходило бы не так… Ибо канализация слишком просто и недолго. И если раньше это ощущения себя взрослым среди банды Королева, участие в делах, доверие и открытость, иное, было приятно, то сейчас это напоминало ему о том, что он действительно просто удобные руки и шестерка. Ничего особенного в этом нет. Сразу в расход и пойдёт, когда перестанет иметь какую либо ценность… Если она вообще у него была. Новый год — это чистый лист? Новый год — как ненавистный понедельник, а тебе к первому уроку, только нет любовно положенных на ночь таблеток от головы, не прокипячен чайник и пусто-пусто, настолько, что в тишине от стен шёпот отражается. Новый год так и оканчивается выбросом серотонина… Это лишь куча хлопот, не ощущение праздника, да и хорошего, откровенно говоря, мало. Первого января всегда ждёт похмелье. Как и всегда. Он навсегда вычеркнет чёрным маркером красный день календаря, пусть солнце за окном сгорает дотла и день догорает с ним. Страшно оказалось что-то менять и больше не горят в груди перемены.
Порог своего дома он пересекал с ужасным и давящим чувством в груди. От былого раздражения и обиды не осталось и следа. Антон похлопал себя по карманам джинсов. Не найдя холодный звенящий металл, Романов запустил руку за отодвинутый кирпич стены прямо рядом с дверью, где была заначка его и «Стиморола», и сигарет. Провернул три раза влево, нажимая на ручку, как можно тише, он прошёл внутрь.
Синий цветок газа грел чайник, Романов увидел с порога отблески на стене коридора. Рядом со стойкой валялась пустая коробка из под спичек и мятая пачка сигарет. Будто его куртку вытряхивали, она, к слову, не висела на вешалке. Он также тихо притворил дверь, словно в очередной раз возвращался с пьянки-гулянки и должен сейчас Левину, по-привычке, махнуть рукой из окна спальни. Обернётся — в дверях мать, снова не спавши и в руках цитрамон, сестре через два часа в школу… И пойдут они на кухню пить чай с песочным печеньем, ибо Романов уже успел заспать, да и в целом «пьяный» было скорее просто наименованием. Говорили бы о какой-нибудь несущественной мелочевке, по типу, что надо сходить в магазин или, наконец, перестать общаться с Левиным. А потом водрузить плитку какого-то шоколада со штатов, Петя просил передать. Сестра встанет, обнимет сзади, щекой к виску прижавшись, сказав, что скучала… Соскучился он по этому.
Когда Романов поднял взгляд, то увидел нависший над ним, что запутался в шнурках кед, силуэт матери. Марина Александровна прижала к себе даже не успевшего подняться сына, оседая на колени. Она прижала Антона к груди, будто слепо проводя по его голове и плечам. Будто не было тех сцен. Парень зажмурился от накатившего неприятного ощущения по отношению к себе, но обнял в ответ так сильно, как мог.
— Прости меня, мам, — проговорил сумбурно и не очень членораздельно Романов, утыкаясь носом ей в грудь. Глаза предательски зарезало. — Ты не плачь только…
— И ты меня прости, Антош… Оба… — под эти слова Романов отрицательно дёрнул головой. Она хотела, как лучше, это у него все выходит, как и всегда. Он закусил щеку с внутренней стороны. — Ты голодный, наверное?
— Пойдём чаю выпьем, — согласился Антон, ломано улыбаясь. Он почувствовал облегчение. Больше не было той тяжести в груди. Она ничего не спрашивала, а Романов ничего и не говорил, было просто комфортно в этой тишине, что совсем не давила на ссутуленные плечи. Слова казались сродни непозволительной роскоши.
Photo by Amber Kipp on Unsplash
Автор публикации
