Поднять веки. 1 круг

350
0
Поделиться:

Савицкий прикрыл глаза, переставая гипнотизировать взглядом всевозможные тени на палатке, что расползались самыми причудливыми чернильными загогулинами. Он отодвинулся на максимально возможное расстояние, создавая себе хотя бы иллюзию комфорта. Ветви колыхались безудержным и воющим сильным ветром, натуженно скрипя, совсем не убаюкивая. Когда они касались длинными ветвями палатки, создавалось стойкое ощущение, будто наклонившись дерево сейчас завалится и придавит их к чертовой матери. И впрямь, как нечисть разгуливается. И только когда ветер успокоился Данил наконец почувствовал постепенный провал в небытие, как его нарушил тихий голос Оли.

— Дань, ты спишь? — произнесла девушка совсем еле слышно, шепотом.

— Нет, не спится, — предательски зевнул Данил, пытаясь взбодриться, но не повернулся; — А ты чего?

— Тоже не спиться… Пойдём может прогуляемся что ли? — предложила девушка, поднимаясь в сидячее положение, прикрываясь одеялом.

— Пошли. — пожал плечами безразлично Савицкий.

Переместив бегунок молнии палатки в сторону, они ее закрыли от нежеланных посетителей в лице насекомых. Импонировали в обстановке мысли и иного толка. Разведённый ими с вечера костёр, у которого они перекидывались забавными историями, потух и уже дотлевал, оно и неудивительно, хоть он мог и раскидываться в разные стороны горящими и рассыпавшимися в разные стороны искрами. Тонкая струйка дыма, что исходила от мелких угольков, была едва ли заметной.

Он взвесил слова, сказанные Миленой, периодически смотря на Рыкову и думал, а надо ли оно ему? Он и раньше ловил ее вкрадчивые взгляды на себе, не посылал в ответ улыбки по привычке однобокие, та ситуация с одуванчиками повеселила и потешила самолюбие. Он гадская смола, в которой мухи застревают навсегда. Холодный, колючий. Обычно с этим не тянул, да и не думал, незачем было. Выгорало, так и не против был, если лежит хорошо, то брать и не думать… Где же миф о твоей асексуальности… От своего лицемерия порой тошнило, до скрежета сигарет по зубам и полоскания ротовой полости ацетоном.

Однако одно дело, когда так просто получилось, а другое, когда от тебя ждут первого шага и ещё чего-то хотят. Но она наверняка понимает, что после того, как они разъедутся, после этой деревни, что ничего дальше не будет? Скорее всего, иллюзиями нынче девушки себя не тешили. Значит и вовсе все отлично. Он умел вовремя обставить все так, чтобы быть козлом отпущение, чуть не записанным в ряд тринадцати чертей. Не думал и начинать не хотел.

В молчании они отошли от наскоро разбитого лагеря в тени деревьев, что нависали аркой и спасали от сильного продувания или непредвиденных осадков. Ласточки низко летали, как проинформировал Денис Савицкого, были к дождю, да и воздух стоял плотной жаркой тяжестью.

Девушка переставляли ноги куда активнее, стараясь подальше отойти. Будто даже одиноко стоящие сухие коряги могли подслушать их разговор, что парень даже не успевал, периодически спотыкаясь. Рыкова же шла, обнимая себя руками. Савицкий безмолвно снял с себя толстовку и протянул ей, оставаясь в балахонистой футболке. Это не городская романтика, где забежал в торговый центр или на плечах джинсовка, а ты в шутку предлагаешь один рукав и идти в обнимку, а потом мучаться от неудобства.

— Дань… — Рыкова помедлила, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо и тут же, как бы защищаясь, сложила руки на груди, — А можно вопрос?

— Глупо, если это и был тот самый вопрос, — криво попытался пошутить Савицкий, умом понимая, что не так много тем для разговора ночью в лесу, если ещё и чуть подалече уйти от палатки.

— Точно, — со смешком в такт, такой же кривизны, ответила Оля.

— Так что за вопрос?

— Он просто бестактный, но… — девушка тормозила, шаги становились ее меньше и меньше. Она собиралась с мыслями и Данил ее не торопил, лишь склонил голову набок, касаясь плеча. И слова все хотя бы какие-то из головы этим выбил, — У вас есть что-то с Миленой? — Савицкому пришлось хорошенько прислушаться к тому тихому услышанному обрывку предложения, чтобы понять смысл.

— Почему спрашиваешь? — привалился к ближайшему прохладному дереву, покрытом мхом, Данил, закусывая язык от непрошеного «Ревнуешь?».

— Ответь на вопрос. Я решила спросить прямо.

— Если ответишь ты, — несерьезно, с хамоватой улыбкой.

— Давай не будем работать по детсадовскому правилу, — закатила глаза Оля, — не хочу мешать, оно и понятно почему.

— Нет, — спокойно ответил парень.

— Я вспоминаю нашу первую встречу и одуванчики эти дебильные… — засмеялась с горечью Оля, но в то же время облегченно, — Не могу терпеть этого промежуточного положения, но и инициативу проявить — тебя не поймёшь. То смотришь, улыбаешься, а то и вовсе с ней… Также смотришь, также… Я люблю тебя, Дань. Я пойму, если…

Вместо ответа парень решил Олю поцеловать, разворачивая к дереву в руках. На секунду, глядя в глаза заметил промелькнувшее удивление. Нет, без пошлости, лениво очерчивая верхнюю губу на пробу. Улыбнулся сквозь поцелуй пальцам, положенным на собственную щеку. Ну, и ваниль… Хотел бы может любовью заткнуть пустоту, но… Но так было гораздо короче, без лишних и ненужных слов, объяснений. Практично. Ему не хотелось дальше и слушать. Даню устраивало положение, что людям нравится о нем заботиться, и у него не возникало мыслей как-то бороться со своим эгоизмом, мило махая в сторону двери при удачном случае. А тут решил четко, больше не коптя несчастную сальную коробку.

Хоть людей сравнивать и нельзя, наглость Милены импонировала Данилу гораздо больше. С такими не думаешь, но такие и рядом не держутся. На секунду забылся, касаясь прохладными пальцами талии. В голове непроизвольно застрял запах табака, смешанный со сладкими духами, но тут никакой воды не было, лишь кожа. Да и желание залезть к нему в душу и там поплясать на обломках поважнее костей было, как ни странно приятно, и верное предположение оттого, что есть чего бояться, но она была не права. Слишком все равно было для чувства страха, чувства любви, чувства любого, кроме флегматики. Только он ей не нужен, как и она ему, максимум пару раз обменяться слюнями. А Рыкова в том числе и тешила самолюбие своей наивностью, но смелостью. Все ему жизнь гаечным ключом била по голове.

— Расслабься, — оторвался от губ Савицкий, и все такой же мертвый месяц провоцировал на лживый привкус обмана. И фраза, которая не то, что не способствует расслаблению от слова «совсем», но ещё и заставляет, как никогда напрячься, — пошли спать, хватит на сегодня прогулок, ты ледяная.

Она покорно кивнула, но на этот раз держала его за протянутую холодную руку одними пальцами до самой палатки. Двоякое чувство, что она не сделала их отношения ни капли теплее, ничего не произошло и этот жест пропитан не теплом. Не она холодная, а он слишком морозный.

Рыкова положила голову ему на грудь, так и не снимая его толстовки, что пахнет костром, сигаретным дымом и чем-то немного кислым. Странным сиропом в банке без этикетки родом из не такой далекой юности. Такой разводил ее дедушка, когда она болела. Сам запах был кислым, а на вкус вязкая жидкость с засахаренным колечком вокруг, препятствующем нормальному закручиванию крышки, была приторной. И ей, что лежала растертой водкой на продавленном диване в заснеженной деревне, это было ещё хуже, чем она отдавала бы настойкой горькой полыни. Тонкое одеяло накрыло ее почти с головой.

Савицкий не убрал руку Рыковой, что расположилась поперёк груди, но намеревался, когда девушка заснёт покрепче. Было некомфортно и у него начинало ныть плечо. Данил боялся представить, как страдал несчастный Вишневский, всю ночь служа ему в качестве подушки. Он тоже прикрыл глаза, абстрагируясь от прочих шумов извне.

Савицкому снился огонь. Наличие сновидений, таких концентрированно ярких он связывал с отсутствием выпиваемых им таблеток и условиями постоянного стресса на протяжении доброй недели. Он выплёскивался в неосознанном ночью, не находя выхода днём.

Огромное кольцо языков пламени постепенно сжималось вокруг выложенных причудливым образом камней, что образовывали пентакль или похожее той же символики. Данил не разбирался. Безжалостный и беспощадный он танцевал бликами над их аркой, теряясь в листве, но совсем молодых деревьев, обвивающих деревянные брусья беседки. Вокруг располагалось семь людей с факелами, что читали на своем то ли молитвы, то ли заклинания, а в центре круга сидел связанным бесформенный силуэт в капюшоне, сотканный из разных лоскутов тьмы. Точно, проводился неведомый обряд и ничего хорошего он не нес. Собравшиеся вычерчивали в воздухе руками незамысловатые фигуры и линии. Каждый воткнул свой факел в стылую землю. Бедолага в центе из-за кляпа не мог даже слова сказать, а огонь начинал жадно облизывать уже не только траву… Под монотонный бубнеж вырвался страшный звериный рык, после нечеловеческий крик боли и отчаяния… Из последних сил он боролся за свою жизнь, пока шаманы-памы ударяли в бубен тринадцать раз и он испустив последний вздох, затих. Последний оглушающий крик озарил темнотой и без того чёрное пространство жаркой июльской ночи.

Проснулся Савицкий тоже оттого, что за пределами палатки шёл диалог на повышенных тонах и периодически срывался женский голос на крик. Он с едва слышным стоном перевернулся на бок, раскинув руки в стороны в попытке ухватить уже ушедшее видение. Утром его сон был слишком зыбким, расходился от одного неосторожного дуновения. Было чувство, что он упустил что-то важное и оттого внутри было стыло и опустело. Топь, лужи, мертвецы, колодец, огонь… Поняв, что обратно вернуться не предоставляется возможным, он приподнялся на локтях. Данил точно ощущал себя постепенно сходящим с ума.

Через пару секунд переполошенные почти в полном составе могли видеть растрепанную Данину макушку, высунувшуюся из палатки.

— Вы чего голосите с утра пораньше? — спросил Савицкий, неуклюже переступая с ноги на ногу, чуть не зацепившись за полуоткрытый вход палатки.

Выражение лиц присутствующих сразу дало понять, что случилось что-то плохое. Милена стояла, сложив руки на груди и даже не подняла на него глаз, рассматривая носы своих кроссовок. Дениса не было видно, а заплаканная Оля тут же оказалась рядом, спрятав усталое и влажное лицо в его груди с тихим «Прости». Тот машинально прижал ее к себе одной рукой. Начал успокаивающе проводить по плечам, отметил, что не хватает Вероники. Савицкий прочертил в воздухе полукруг, собираясь с мыслями, чтобы задать вопрос, но его перебила Милена.

— Ника пропала, — изрекла без эмоциональной окраски Милена. Она была не в духе, а может уже устала. — Денис ищет ее уже часа два, ее нигде нет, — на этих словах Данил почувствовал очень крепко смыкающиеся руки на своём поясе и громких всхлип, что перешёл в беззвучные рыдания.

Как понял Савицкий по закатанным глазам Милены, уже не первые. Милена была готова девушке отвесить пощёчину для отрезвления.

Он тоже не видел повода для такого ярого беспокойства, переросшего в рассуждения о том, что если они не найдут ее и, если что-то с ней случилось. Это «Что-то» неопределённое вымораживало и раньше, а тут с самого утра принялось в самом негативном контексте, что только может быть. Он был и чёрствым человеком в том числе, но стоило убиваться только лишь из-за того, что они не нашли Веронику за это время? Да чтобы этот лес целиком прочесать не менее двух суток понадобится в одну сторону, ему ни конца, ни края видно не было. Отдавало привкусом картона и из-за того, что он в частности и терпеть не мог плачущих людей. Но криками или ударами только усугублялась ситуация.

— Палатка была закрыта с ее стороны, — пояснила Милена задумчиво, стряхивая пепел себе под ноги. Девушка обратила внимание на почти перевёрнутую палатку, заставляя и Савицкого посмотреть — будто она из неё прямо испарилась. И ничего нет. Канцерогенный магический воздух.

— Местные ещё не встали, — протянул Савицкий, озвучивая в его голове очевидное ,- спросить у них, где тут хоть участок или чего у них… У них тут черти чего творится…

— Я пыталась, мы, — поправила себя Девушка, — в центре даже в раннее время сутолока, минут пятнадцать быстрой ходьбы. Они делают вид, что это абсолютно нормально, — отозвалась Милена. — что погуляет и вернётся, точно такое у них тут через день бывает и они спокойны, как удавы. Не говорят, хоть что-то явно и знают. Придётся искать самим. — Москва слезам не верит, ей дело подавай.

— Судя по листовкам, что мы видели на остановке… Это может или быть часть их маскарада, пресловутый антураж той же Припяти, чтобы нас выставить идиотами и отсюда, или здесь реально пропадают люди, версия более вероятная. Но думаю глупо отрицать, что это нормально, все хорошо и ничего не происходит, — твёрдо заявил Савицкий, чувствуя, что младшая Рыкова успокаивалась. — Не хочу панику разводить ещё большую, но я бабку нашу, у которой мы кантуемся… — сумбурно проговорил Данил, — Она на листовках о пропавших людях есть, я фоткал…

— Да побегала и вернулась, господи, Дань, это пенсионеры! Тебя вообще не интересует, что у нас тут человек пропал? — невозмутимо произнесла Милена в интонации эдаких прожженных жизнью, да не от тех, кто ее прожигал.

— Видишь, то же самое говоришь, м?… Рук наших слишком мало. Проблема в том, что если она побегала и вернулась, то ей должно быть не пятьдесят-шестьдесят, а уже за сто с лишним, точно такая же она на фотке. Смотри! — Данил похлопал себя по карманам, тут же заскакивая в палатку в поисках своего телефона. Он нашёлся быстро, в рюкзаке, что служил дополнительной подушкой. Савицкий протянул, наскоро вводя ключ-код по экрану с третьей попытки. Руки мелко потрясывало. — это не дефект камеры.

— Дань, но тут твоя фотография… Все наши… — проговорила неверующе и даже раздраженно Милена, то увеличивая, то скидывая изображение в уменьшении.

— Что?! — парень качнул головой и вместо торжественного: «Ну, что я говорил?» у него не вырвалось больше ни звука. Он подскочил к девушке, через плечо заглядывая в экран.

На него смотрели все их фотографии, датированные ровно с того момента, как они приехали. Все эти фотографии были сделаны на его телефон Деном на протяжении вечера того дня и вчерашнего… Савицкий качнулся, как маятник вперёд-назад, стараясь выявить, что это его галлюцинации, что это ему кажется… На фоне пуще прежнего разрыдалась уде в голос Оля, ударив с силой костяшками по стволу близ стоящего дерева…

И в голове с механическим скрипом шестеренок перещелкнулись слова слова деда Серафима о том, что Вероника будет первой. Будто кто-то любовно эту мысль вырезал из старой газеты и налепил на видное место. И впрямь, если той неведомой или ведомой силе что-то было бы нужно от Дениса и Данила в ту чёртову ночь, то она бы это взяла. По крайней мере, потому что они себя обнаружили, дали понять, что дом не пустует, а там совершенное дело техники и не более того… Только если нечисть не надо пригласить самим, а коли люди… Это не могли быть люди.

— Что теперь делать? — пожалуй, вопрос был одним из самых очевидных и неприятных. И даже если в голове могли за короткий промежуток времени возникнуть хоть какие-то мысли по соображению ситуации, то теперь они разбежались, как тараканы от света — в разные стороны.

— К звонарю идти раз, про ментуру спрашивать два у местного самоуправа, не самим же разбираться, — вполне очевидную и рациональную мысль озвучил Савицкий, грубо не комментируя пришедшее на ум нецензурное, — манатки бы собрать на всякий, три, но Ларин… У деда спросить по поводу слов о Нике, помнишь? Но сначала Дена подождать или сходить. Не разделяясь разумеется, а-то все клише американских дешёвых ужасов соберём, кроме лесбиянок и черных. Мало ли, это у них повсеместно.

— Дебильная шутка, — закатила глаза Милена с грубо оброненным матюком. Ее страх, видимо, переходил в агрессию. Савицкий очередную сигарету вытащил из ее зажатых пальцев.

— Пытаюсь хотя бы не сгущать тучи и держать хлебало проще, — отозвался без особой эмоциональной окраски парень. На самом деле во что он пытался, это в то, чтоб от него отстали. Спасать людей, как и думать головой, это вообще не его.

— Херовенько получается, — откомментировала девушка едко, забирая только прикуренную парнем сигарету обратно демонстративно, — да и лидер из тебя так себе. — смерив Савицкого взглядом проговорила Милена.

— Можешь лучше? — огрызнулся в ответ Данил. Он и не претендовал.

— Прекратите! — встряла меж ними Оля.

— Вообще не лезь, вытирай сопли дальше! Зачем терять время с этим звонарём вообще?! — возмутилась, сразу мрачнея в лице Милена, становясь похожей на ведьму с местного шабаша. И не понятно, то ли ей поорать с утра пораньше захотелось, то ли она нарывается на приватный диалог и ей это доставляет.

Претензии сыпались дальнейшие, как из рога изобилия, покрывали всего до самой сути склизкими помоями, что уже не впервой слышать, пока сигарета, зажатая пальцами, тлеет. От вздымающейся груди в попытке унять собственный поток речи Савицкому становится слишком смешно, что он даже не сдерживается.

— Че ты ржешь? Ты ответишь хоть чего-нибудь?!

— Зачем идти? Ну… Звонаря, как человека не любят, может посговорчивей будет. Правда где-то рядом. Если припряжем людей будет эффективней и быстреe, раз пока без результата. Оперативник тоже не один, а с группой ходит, — выплюнул совершенно без желания Савицкий. Глаза его голубые сделались совсем мёртвыми и пустыми. Если бы можно было в этот момент картинно свалить в закат и больше никогда не появляться, при условии того, что он будет уверен, что не потеряется, то он бы так и сделал. То, что не было найдено, никогда не сможет быть потеряно. Так, и никак иначе — какой-то Фауст, блять.

Савицкий тут же зажал себе рот рукой. Даже хорошо, что на его рассуждения вслух и комментарии не обращали внимания. Все тот же любезный таракан в голове подтолкнул к более освещённой части, неизвестно, Божьим ли озарением, мысль о прохождении семи кругов ада. Но тут же и о девяти, по Алигьери, вновь ввергнув в странный пространный дисбаланс. Суть была одна, про первый о нехристях, второй об обжорах, послужной список плакат и там, и там. Даже при всем желании не получалось свести все в единую мысль выпрямляющейся кривой извилины.

— Доорались все-таки? Вас захочешь не услышать — не получится, — из ближайших кустов показалась кудрявая и растрепанная голова Дениса. В волосах запутались мелкие листочки и ветки, но порыв избавиться, чтоб собственный глаз не резало, быстро загасился самим Данилом, как накрыть спиртовку стеклянным колпачком.

Поднявшиеся на пришедшего глаза приняли всплеск отчаяния, желая узнать только одно, определённое, ибо незнание было гораздо хуже, на что парень развёл руками. Все было предельно понятно, озвучивание обеспечило бы лишь ещё больший камень на груди.

Молчание напоминало пресс для деформации полимеризовавшейся эпоксидной смолы, отдельный вид давления. Это Данила не удивляло, не напрягало, он даже был наиграно и дёшево-фальшиво доволен, перешагивая через встречные естественные препятствия.

Столько раз уже это видел, что хотелось сказать, что на нем не работает, не трогает его давно идущую по канату психику, лишь дарит чувство успокоение, что наконец все заткнулись. Сам он дешёвым был, китайским, покрытым трещинами мелкими, не больше куска пластика. Переваривание важный процесс в организме, так всегда говорили родственники, стараясь сунуть что-то в руки. А у Савицкого до кучи был ещё медленный метаболизм, поэтому оставалось лишь с улыбкой принимать, а после сразу в ведро, пусть земля переваривает это все, сколько ей там нужно лет, сто, двести?…

Парень старательно не хмурился,

руки на груди не складывать отчаянно себе говорил при заманчивой попытке, закрытую позу не демонстрировал. Чувствовал в ней не привычную силу и равнодушие, граничащее с насмешкой, а уязвлённость.

Казалось бы, вот, сваливай, но тот лишь плелся позади всех, снова застеклившими в литражный аквариум. Немного ударь по стеклу — рассыпется в крошку, а дальше только помойка, кому надо смотреть на непригодную для использования вещь. Оттого собирал себя по частям исправно и снова товарный вид.

Рыкова шла рядом, плечом к плечу, порывалась что-то пару раз сказать, будто чувствуя неопределённую натянутую красную нить меж ними, но тут же себя обрывала. Изо рта вырывались только привычные крики имени пропавшей, а горло уже драло. Как когда-то на грудь случайно вылил свиной жир, в который накапал алюминий с крышки сковороды.

— Ребят, я все понимаю, но у нас будто живой мавзолей, все решится, — выдал на вдохе Вишневский воодушевляюще, ощущая напряжения меж ребятами такое, что ещё пару минут и заискрит оборванный провод. А какой из оставшихся резать не знал, будто бы дальтоник.

Безжизненные лица тонко граничили со вполне живой готовностью колоть словом за брошенную реплику и побольнее.

Вишневский не понимал, когда люди старались задеть, они так свою боль глушили или чего? Молчание для него было столь же токсично, сколько работа на АЭС, когда прекрасно чувствуешь, что от тебя ждут действий, но одновременно эти действия будут направлены против тебя. И пенсия по вредности не возместит ущерб здоровью.

У него был такой отец. Если с мамой они мирились сразу же после неосторожных фраз, чтобы не затягивать и оба понимали, что не хотели, то с отцом это молчание могло длиться годами. Примером был дядя Егор, что вернулся к ним в середине девяностых. Не знал никогда Денис, что между ними произошло такого, но они никогда не разговаривали, живя под одной крышей больше десятка лет. Вишневский подсознательно этого чувства и молчания боялся и старался, чтобы оно просто не возникало. Ибо помнил себя. К одному обратишься — молчит, ко второму — молчит, как итог того, что мать в ночную смену — двойка за домашку, ибо любые совместные действия провоцировали скандал. В будущем он этому даже завидовал. Вот так просто оборвать любые связи.

Визави в лице Савицкого не отозвался, давая понять, что ему все равно, пожимая плечами. Даже не пытался в заинтересованный вид, только отходя обратно, ближе к парню. Милена усмехнулась с недоверием и сарказмом. Оля же была благодарна и подарила Денису вымученную улыбку, ее слова успокоили, что она не одна, что все правда может решиться, что она всего лишь паникер.

Только Вишневский и говорил о том, что они команда, какая-то сплоченная кучка людей, а не просто незнакомцы. Ее молчание не пугало, а раздражало, конечно, она не смогла сдержать эмоции, как и разозлённые этим ребята, но повод ли это для ругани и дальнейшего? Так проще всего упасть в пучину уныния. В любом случае Рыковой хотелось упрямо повторять, что они найдут Нику, что все разрешиться, что это не правда и Данил оказался не прав… Но она молчала.

Сама церковь, как туманный Альбион замаячила вдалеке. Сегодня небо, несмотря на горящее за облаками солнце, было грязно-серого цвета и неровен час мог пойти холодный дождь. В своём городе Данил сразу старался на остановку заскочить всегда. Не девяностые, конечно, где серный дождь не оставит на тебе и следа от капроновых колготок, а голове придаст не такую уж и дорогостоящую химию, но удовольствием был неприятным.

С грохотом ударилась низенькая калитка ФАПа об заборчик. Значит, здание все-таки не разрушено. Предложение туда заглянуть никто не высказал, поэтому Савицкий решил высказать на обратном пути, когда они или добьются результата и признают, что он был прав, или не добьются и им придётся с ним идти, ибо разделяться это самое дурацкое, что могло прийти в голову.

Церквушка с самого захода затянута наглухо была кадильным дымом, что из стен сочится что ли? Старых потрескавшихся и разваливающихся стен, что формируют неведомую абстракцию из трещин с обвалившейся штукатуркой. Наверное, ещё от видной плесени они протекают, как и крыша. Рыкова непроизвольно в голове нарисовала кадр из «Ежика в Тумане» и вот-вот в этом непроглядном месте должна была появиться страшная Сова Босха, заставить заметаться, засуетиться и не исключено, что сожрет, загнав в тупик. Жизнь же не мультик. Хоть глаз выколи. Она даже носа своего не видела.

— Есть кто живой? — сложив руки в рупор, прокричал Денис. И совсем недалеко от него пробежал порыв воздуха совсем незаметный, что заставил обернуться и пожалеть, что ничего в руки не взял. Вдалеке Вишневский увидел очертания силуэта, что тут же скрылся из дверного проема за угол. Хлопнула закрывшаяся дверь. — Вы тот самый звонарь? Погодите!

Денис дал такого старта, что ему позавидовал бы любой марафонец в тот момент. Крик короткий сменился пыхтением и грохотом, видимо, по сломанный лестнице. Есть, что не поваляешь — не поешь, а не побежишь, наверное, не повалявшись сам. За Вишневским спустя пару мгновений, как отошли от внезапности действий, тут же подорвались с места девушки, забыв о каком-либо страхе. Данил хлопнул себе по лбу, кто же так без оружия, ещё и непонятно куда драпу-то дает! Оглянулся и, не найдя ничего подходящего для самообороны в рассеивающемся дыме, побежал следом. Не всегда две неуемные бабы на голом энтузиазме могут заменить одного мужика.

Когда Савицкий перескочил порожек, чуть не прочертив от спешки носом полупрогнивший пол, то увидел стоящего у самых колоколов высокого и грузного человека, точно медведя. Данил думал и не только в этот момент, а вообще, что это все лютый пи…дец.

Это не мат, а резюмирующее происходящее.

Но потом зажал себя снова в невидимые тиски, говоря, что все под контролем, никто не умер, он в первую очередь, и пытается отдышаться. Пока не умер. Параллельно старался ещё глазами приметить любую мало-мальски подходящую палку, да что угодно, чтобы создать ложное ощущение безопасности. А мужик просто смотрел в своём смешном белом колпаке. Стоял и смотрел. В неярком свете, какой перестало солнце давать, был виден звериный оскал и метание остервенелых глаз туда-сюда. Искал пути отступления.

— Уходите отсюда, — прорычал мужик по-звериному, — вам нельзя здесь находиться! — Вишневский увидел, что оба глаза пересечены уродливыми глубокими шрамами от когтей, что пересекают все лицо в рытвинах. Он был слеп?!

— Ну, а куда нам идти? К вам, — всплеснула руками Милена, но вопрос был риторический. Пришли-то они куда надо, — Зачем вы побежали?! Мы же не сделали ничегo, — окончание фразы было произнесено перебившим Денисом тише.

«Ни плохого, ни хорошего» отметил в голове Денис, не решаясь высказывать, мало ли спровоцирует приступ агрессии. Не истерии же.

— Почему нельзя находится? — спросила следом Рыкова, обнимающаяся себя руками, в попытке пододвинуться ближе к Савицкому.

— Сөрма әйнам, қӫяҳи ал’ вăӆта… — проговорил не в себе мужик, сотрясаясь в судорогах мелких, цепко следя за каждый неровным вздохом в компании, переводя взгляд на стоящих отдельно, — Уходите, уходите, уходите!!! — взвизгивая и задевая колокола перепрыгнул на сторону помоста звонарь.

Данил от страха собственного, было бы странно то, если бы он испугался, что мужик свалится с высоты скольких метров, взял рядом валяющийся гвоздодёр. Он его отметил не сразу, валяющимся на полу в углу пробитой стены.

«Вряд ли кто-то решил делать ремонт», — усмехнулся своим мыслям Данил за пару мгновений пересекая линию комнаты и вцепляясь в инструмент. Если убить кого-то в святом месте, то и не считается грехом, как если бы на него упала икона. Здание все ходило ходуном и особо впечатлительные бы заявили, что оно шаталось… Но и впрямь дышало на ладан.

— Или ты все нормально объясняешь все, — представительней Савицкий выглядеть не стал, но сжатие тяжелого предмета придало ему уверенности, пока мужик зажал уши и скрёб ногтями кожу головы. Точно ему было невыразимо больно, — или боюсь придётся проверить насколько крепки твои кости и нервы. Я ебанутый, я внатуре… Не сомневайся, — мысли путались и от сбивчивого собственного дыхания, и враждебного родного тона, как влитого. За это время Денис быстро смекнул, заблокировав путь отступления в виде помоста. Мужик выглядел ненормальным, вполне и спрыгнуть мог, чего им точно не надо было ,- так что? Вполне себе из плоти и крови, — Данил на свой страх и риск ткнул незнакомца неощутимо концом раздвоенным в грудь, давая понять, что не боится.

Он что-то прошептал на своём. Гребанный драуг с дурацким белым колпаком. От каждого вздоха, казалось, комната начинает плыть и двигаться, словно Савицкий словил приход.

— Кто нарушает покой Мана… — утробным голосом зарычал мужик.

— Что за ман… — вздохнул рвано с нотками истеричности Данил. Он точно заработал себе нервный срыв за это время — Ман, Пан, Пам, господи….

— Дань, — с укором произнёс Денис.

— Вы что-нибудь знаете о пропадающих людях? — выпалила нетерпеливо Оля, что до этого теребила рукава толстовки Савицкого, в какую была закутана.

— Ответите на мой вопрос — расскажу, — улыбнулся рядом кривых зубов с явным желтым налетом. Изо рта капнула слюна, тонкой нитью оборвавшись через секунду, — Хотя один из вас уже понимает, понимает давно. Если молчит, значит, знает, — оскал заставил инстинктивно сжаться.

— Ребят… Мы чего-то не знаем? — с растерянной, но одновременно язвительной и желчной улыбкой проговорила Милена, оглядывая присутствующих взглядом. Она до конца не понимала о чем тот говорит и не обратила внимание, как мужик недвусмысленно кинул взгляд в сторону. Савицкий понимал, что на него.

— Да не знает он ничего, — акцентировал Данил, перекладывая в руках импровизированное оружие под ухмылку мужика, — а позагадывать загадки мужику от одичалости хочется, а-то получим свое и уйдём… Он просто тянет время, — фыркнул пренебрежительно Савицкий.

— А загадки хорошая идея, — реплика с ярко-выраженным «Р» в этот раз отдавала мурчанием. Лучше бы он дальше издавал рычащие звуки агрессии, подумал Савицкий, чувствуя пробежавшие по пояснице мурашки. Где-то за спиной капнула тягуче вода, как мёд. Капала и на нервы, — Вы не трогаете меня, я вас. — так и поверил он местному городскому сумасшедшему.

— Где дым, там и огонь, — он на секунду попытался схватить Савицкого за руку, глядя прямо в глаза и был уверен, что Данил его точно понял. Знает о чем речь. Не поверил бы, конечно, если бы обезьяна палку взяла и открыла в себе способности к творческому мышлению, но Савицкий так и фонил тонким ароматом страха, смешанным с осведомленностью. Аппетитно. Он знал. Хотелось захохотать противно и сведущи, он всё знает! Данил сразу же наставил импровизированное холодное оружие.

— Не рыпайся.

— С чего это ты, Дань, так в этом уверен, или он прав и сболтнул чего-то? — провокационно спросила к неожиданности всех Милена.

— Че ты несёшь? — со смехом спросил Савицкий, не переводя взгляда, — Может и прав, я не знаю, смотря кому веришь больше. Мне все равно, веришь? — с улыбкой произнёс парень, понимая, что было посеяно семя раздора. Он обрубил корни дальнейших нападок и выразил то, что это не противовес, это паралич души. Не манипулятивный приём. Хочешь обмануть — скажи правду, — Давайте поотгадываем, чего нам, времени-то вагон и маленькая.

— Да манал я это, Лен, Дань, прекратите! — выразил своё отношение Денис раздраженно, что в это время пристально следил за мужиком, что наслаждался эффектом.

— Тебе кроме себя вообще на всех все равно, — сказала, как окатив ушатом ледяной воды, Рыкова.

— Не я сейчас стою и жду непонятно чего, заместо того, чтобы идти в ментовку и реально попытаться решить проблему. Он внимание переводит, — с насмешливо-снисходительной улыбкой сказал Савицкий. Денис цепко ловит взгляд.

— А кто нас сюда привёл и зачем?! — вклинилась Рыкова в диалог окончательно. Им все равно надо было идти в центр и у кого-то спрашивать, откуда ему было знать, что он ненормальный? — сам переводишь. Типа случайно здесь, быстро смирился, такой спокойный…

— Если б ему было все равно, так и не повёл бы, у тебя будто был бы выбор кроме, как смириться. Мы сюда за этим и шли, прекратите сейчас же! Вы оба отвлекаете и мы теряем время, — выкрикнул, теряя самообладание окончательно Вишневский, — Оль, ты хоть не дури и не начинай! — попросил, хотя больше было похоже на безапелляционный приказ, — Дань, ты куда?!

— Принцесса обиделась, — Савицкий показал средний палец Милене. Лишь толкнул не глядя и грубо в грудь гвоздодёр, что тут же упал ей под ноги с характерным звоном. Не обернулся. Если они не собираются сохранять адекватность, то он и подавно. Он не врал, когда говорил, что е…анутый.

— Далеко не уйдёт, — доносится тихий скрипучий, почти стариковский голос, которым никто в комнате обладать не мог. Но Савицкий был уверен, что это тот мужик, потому жест адресовался и ему тоже. Он ничего не знает…

Он знает… Но откуда он знает? На иголках Савицкий находился, точно кукла вуду, пригвождённый, как Иисус к своему гнилому кресту. Замкнутый круг, уроборос. Ровно, как его ощущение себя по жизни хроническим неудачником. Ему определённо следовало переговорить с ним, но уже наедине, он же тоже что-то или чувствует, или знает, все это… До сих пор так невероятно, не сиганул лишь бы после трёх ударов колокола с помоста насмерть, на четвёртый бы даже Савицкий худо-бедно перекрестился. Все же канат над пропастью бытия лопнул.

Photo by Sinitta Leunen on Unsplash

Продолжение: Ответы

Предыдущая часть: Пир во время чумы

Начало: Чертовы пальцы

Автор публикации

не в сети 3 года

HARØN

0
Комментарии: 1Публикации: 61Регистрация: 17-11-2020

Хотите рассказать свою историю?
Зарегистрируйтесь или войдите в личный кабинет и добавьте публикацию!

Оставьте комментарий

десять + 7 =

Авторизация
*
*

Генерация пароля