Тёмными закоулками
Винсент лежал головой на сложенных руках в антуражной лавке, распластавшись по периметру стола, катая лениво монету пальцами. Оголтелое желание все стабилизировать боролось с ещё не до конца понятыми и осознанными неприятностями. Внутри разверзалось чувство пустоты от неимения поиска альтернативы, что быстро бы запустила рычаг работы в привычном русле.
В это место его однажды привели темными закоулками, странными проулками и неведомыми тропами обстоятельства, препятствуя его возвращению домой, как душе его то угодно было. Помнил, как первый раз следовал по длинному коридору, увешенному старинными картинами. Закатный багровый свет лился из окон, стекал на пол, образуя алые и пурпурные тени…
Смотритель лавки вывозил остатки барахла похоронного бюро, что напоминали о прежнем назначении этого места. Стены точно впитали запах мертвечины, что не скрывался ни открытыми форточками, ни выедался после химических операций с ароматикой. И последние пристанища, как красиво новый владелец именовал обычные гробы, вывезены были почти все за исключением двух, что стояли у самых дверей, ибо вывоз господин Верден начал с самых темных закромов подсобных помещений и мелочевки вроде заспиртованных банок с мутным содержимым, в некоторых угадывались змеи, в некоторых глаза, точно человеческие, но ответ о подробной принадлежности знать не хотелось точно. Зрелище не для слабонервных.
— Пришёл и ваш черёд, приятели, — проговорил с плохо скрываемым наслаждением мужчина, потирая руки, предвкушая, как разрубит дерево на мелкие щепки, которые вывезены будут далеко отсюда, как вдруг внутри послышалось шевеление и спустя непродолжительную возню и дребезжание крышка двинулась в сторону. Верден испытал неописуемый ужас при лицезрении этой картины, проклиная трижды на чем свет стоит и готовый уже почетно обороняться чугунным распятием, что лежало, как раз кстати неподалёку, человек все же суеверный… Но опасения его оказались более чем напрасными, ибо гроб не явил ни вампира, ни какую-либо нечисть, описываемую в сказаниях и народном фольклоре, а вполне живого человека. Хоть Верден явно обогатился на пару седых волос и зашевелились они там, где их в теории быть не могло, но… Когда владелец это осознал, с трудом поднимаясь с пола, выпутывая ноги из длинного плаща, он обнаружил, что «мертвец» уже смеется самым дружелюбным и искренним смехом.
— Простите, — произнес мужчина, утирая выступившие слезы с глаз и глядя на предмет, сжимаемый в руках, поднял свои в мирном жесте. — Простите, Бога ради, я вовсе не хотел вас напугать! Рассчитывал уйти до того, как вы меня здесь найдете! — звучало это как чистосердечное признание на суде, ежели бы владельца хватил приступ. — Вы в порядке? — заботливо спросил Винсент, подходя ближе в попытке может помочь.
— Да, не извольте беспокоиться, – Вердену еще нужно было время осознать произошедшее. Пока он только понимал, что произошёл какой-то странный, страшный, прелюбопытный и курьёзный случай, что заставлял граничить два противоречивых чувства. Он не знал, смеяться ли ему или выпроводить гостя вон. — Что же вас привело в мою скромную обитель? Мы ещё не открыты, да ещё и… — попытался собрать мужчина мысли воедино, но достаточно досадно признавать, получалось скверно, — таким путем?
— Я сбегал от полиции, – простодушно признался собеседник, что болтал в воздухе выуженную спичку от подожженной сигареты, и Верден не нашёл в себе сил отказать пропустить одну, хотя и не курил достаточно давно. А бледность собеседника нарушалась легким румянцем от смеха. — Если они узнают меня в лицо — прощай, моя репутация. Видите ли, я единственный наследник титула и такой произошёл пассаж! Кому рассказать! Но не самого знаменитого, пожалуй…
— Я много чего и кого знаю, не спешил бы с выводами, — мужчина отошёл в другую комнату подогреть чайник, дабы налить себе покрепче и убедиться, что все это не плод его сознания, что решило сыграть злую шутку с ним, как фосфорная собака на болотах с сэром Баскервилем.
— В таком случае приятно заиметь полезное знакомство, — заключил с мягкой и очаровательной улыбкой Винсент, чуть клоня голову на бок. В одном Оке врата рая и пепел жженых крыльев, но во втором разверзаются врата Ада.
С этого момента зародилась дружба с графом Ремингтоном. На манер его самого, прогнивший изнутри, как спелое яблоко, в которое залез червь, разлагающийся на мед и плесень, покрывшийся трупными пятнами, заранее закостенело-дубовый, с обсохшей кожей наждачного ощущения, мерзко обтягивающей выпирающие кости, с обнажившимся от скальпа черепом, из которого давно вытек мозг. Его остатки. Но в этой своей мертвечине слишком живой, неугомонный, опаздывающий, безответственный, отправляющий ночами письма китайской мафии и лондонскому гробовщику. Это даже не слабая лампочка в коридоре и не почти сгоревший фонарь на улице заброшенного дачного поселка — это темнота. Большой и объемный сгусток, но нет ничего чернее чёрного, поэтому пока его участь похожа на тянущуюся нить гудрона вязкого. Понемногу наблюдая, как его уединенная жизнь перестает быть такой уж уединенной, господин Верден, что не входил однако в пэрство, но был приятным для ушей человеком, понял, что оказался частью компании. И компании достаточно специфической – не по его меркам, конечно, но по общественным…
Photo by Patrick Schöpflin on Unsplash
Продолжение: Всех не пожалеешь
Автор публикации
