Последняя пинта
Старая добрая Англия встречает тебя с самого вокзала Паддингтон приятным ароматом пыли с её твёрдыми частичками, что летят отовсюду, словно ты в эпицентре урагана, где буря наименее сильный размах имеет. Хотя… Скорее, этот аромат идёт не с самого вокзала, тут он более рассеянный, а дым из труб рядом стоящих мануфактур мешается с густым, клубящимся и плотным паром самого поезда. Здесь гораздо сильнее давит ещё и сам воздух, горячий, режущий и сухой, а встречает поток прохладного с Темзы, что забирается прямо под ворот, и ты видишь необузданную непроглядную неприветливую серость, что, конечно, отличается от зелёного и домашнего Уэльса или изящного портового Бристоля, но и определенное настроение своего времени передаёт всецело вместе с флегматичными, медлительными, но недовольными людьми.
Солнечное марево закатного Лондона окутало элитный паб не менее фешенебельного района Вестминстера, Сент-Джеймс.
— Джентльменский клуб колледжа Граи, — присвистнул префект этого самого учебного заведения, Адриан, метнув легкий взгляд с полуулыбкой, что закралась не только в уголки губ, по отношению к знакомому лицу.
Этот паб «Pine needle» основал один из выпускников учебного заведения ещё со времен первых самых годов, ещё до переиначивания и реставрации, пожара в часовне, уничтожившего добрую часть библиотеки и почти всё западное крыло, что перекинулся по крыше из-за больших и раскидистых лип, высаженных по периметру.
В данное время здесь собирались помимо аристократичных компаний из высших кругов, сливки на поверхности крепкого, но вкусного капучино, что предпочитали уединяться без лишних ушей в комнатах выше и дальше, ещё завсегдатаи бывших кофеен, отсюда и терпкий запах молотого кофе, иногда и с коньяком, что бодрит дух. Часто паб становился излюбленным местом так называемых «Fat Cat» — элитарных граждан не только этого района, ибо жило здесь по факту не так много человек. А некоторые были и вовсе из неблагополучного района Темзы, Джейкобс Айленд, обсуждали порой тёмные и не очень чистые делишки подполья. С недавних пор облюбовали и префекты, и просто ученики четырёх имеющихся дортуаров колледжа, из-за того, что все же считался не таким посещаемым, как из-за Диккенса соседний THE GARRICK CLUB тот же, что располагается в Вэст-Энде. Или прямо неподалёку WHITE’S… Не только им дозволялось хранить в своих комнатах полированное внушительное и крепкое дерево, из-за которого некоторые комнаты походили больше на помещения келий темных, столовое серебро, начищенное так, что сущность человека увидишь, а не только отражение, массивные кожаные кресла и диваны с такой же обивкой, достаточно жесткие и тяжелые из-за каркаса, обязательный пылающий каменный камин, плюшевые шторы, сигарную террасу, бильярдную и винный погреб…
— Вечер добрый, как поживаете? — ознаменовал свое появление граф Винсент Ремингтон, поправляя и ослабляя на ходу узел галстука. Пиджак прикрывал тёмно-синий жилет с серебряными пуговицами. Вопрос был формальным, ответ на него был бы таким же фальшивым и неискренним.
— На что идёт игра кроме денег, джентльмены? — Винсент присел на борт бильярдного стола, окидывая собрание английских денди и джентльменов, явно студентов, что догуливали последние свободные дни и, дорвавшись, пускались в прекрасную разнузданность.
Напротив камина на столе расположился достаточно вальяжно молодой человек, натирающий мелом кий для удара. На вид ему было лет пятнадцать, ежели не меньше, ребёнок в сути. Нескладный, угловатый на фоне массивной мебели и агрессивных красных тонов, во фраке нефритового цвета, но уже разит чем-то крепким и табаком… или это сами стены заведения? Глаза у него были остервенелые и едкие, полные тонкой издёвки и надменности с раннего возраста, как и подобает аристократу. С губ его сорвался легкий смешок, и часть волос с челки упала на лоб. Удар был чётким и точным, не сказать резким, шар не только толкнул нужный в лунку, но также и задел рикошетом близстоящий розовый шар. Это было красиво, без типичной приметки и нескольких пробных хождений кия туда-сюда, которые любят делать новички, притираясь. Теперь пришла очередь бить по красному шару.
— Лорд Фрай играет исключительно на деньги, — оценив ситуацию, проговорил незнакомец, поправляя ворот рубашки, что скрывал бордовые отметины хорошей и веселой жизни, пока упомянутый, откинув тёмную прядь волос от глаз за ухо, ожидая удара второго участника и своей очереди, усмехнулся по-скотски, рассчитывая, что удар придется не с его стороны и на красный, значит, можно бить чёрный. Но все же внимание более было обращено на флегматично-спокойного графа, что по прибытию с жеманной улыбкой перекидывался приветственными любезностями со всеми, до кого доходил его взор. И вдова, и старый чокнутый барон в бинтах, кого боялись и презирали одновременно, брезгливо морщась, окажись он рядом со своим ужасным ирландским акцентом.
— Вы запоздали… Скоро будет последняя пинта. Как на улице погода? — спросил Фрай так, будто пойдёт пешком прямо по мосту через Темзу, принимая на себя все невзгоды в виде грязи, мусора и прочих прелестей приводных территорий, а не выберет более омнибус или карету, но этикет есть этикет.
— Достаточно ясная, собирается дождь и может грянуть в ночь, тучи идут со стороны Уэльса, — выгнул бровь красноречиво, произнося довольно тихо, но оттого не раздражительно, а заставляя прислушиваться, да на манер маятника откланиваясь назад, отмечая как раз представителя третьей стороны, что довольно снисходительно смерил пришедшего взглядом, улыбаясь лукаво.
— Простите, не могу же я взять поезд под свой контроль или починить поврежденные рельсы на пути самостоятельно, граф, осталось только лечь на них и расслабиться.
Мягкой поступью, почти плывущей, оказался у стола, отойдя от господина с длинными светлыми волосами, на прощание отсалютовавшего граненым бокалом с янтарным содержимым. Но тон мягкий и доброжелательный был точно с какой-то подставой, совершенно невидимой, но ощутить можно. Хотелось оттереться после его взгляда цепкого и излишне внимательного, но так, как показывала практика, только казалось, стряхнуть эту заинтересованность в себе и натолкнуться лишь на рассеянную улыбку и сделать вид, что ты не поддался на манипуляцию. Конечно поддался.
— Кажется, это моя вполне признанная победа, господа, — после определенного момента изрёк с философским видом, соскакивая с борта, Фрай, набирая нужное количество очков забитым пусть и не чёрным, но розовым шаром. Умолчал Винсент о том, что это было жульничество, почти как играть в покер, но немного искуснее. Эстетичнее и более шкодливо, по ребячьи, но явно весьма искусно и достаточно добротно, как бывалый игрок, что просто развлекается, скучая с новичками. Даниэль Фрай любил интересные и нечестные игры со своими правилами. Он вызывал у оппонента бессознательное стремление во что бы то ни стало постараться убедить манипулятора в своей значимости для него, остается только управлять исходящей от объекта своих манипуляций информацией, получая те факты, которые ранее объект не собирался выкладывать, а исполнял свою прихоть поиграть на нервишках окружающих.
— Благодарствую за интересную игру, я всегда зеваю, когда мне интересно, — уколол без рапиры несколькими маленькими иголочками. — Вынужден покинуть вашу преприятнейшую компанию волей обстоятельств вместе с графом, — сказал Фрай. Конечно, в его тоне читались и едкость, и сарказм, и лёгкое пренебрежение в щелчке пальцев, и отказ от телячьих ушей принесённых. Вальяжный взмах в сторону дальних комнат, пока Винсент от скуки ударил кием по шарам и три попали в лунки, но бокал со льдом прихватил, как и пиджак.
— Сноб, — фыркнул мужчина в спину графу, скорее Фраю, ибо Винсент, не смотря на свою натуру в силу скорее и обаятельности даже, если и был тварью, то не воспринимался таковым. Улыбка непринуждённая с прищуром блестящим, да душу можно купить. Но не злоупотреблял этим. Фрая же не любили из-за возраста, и вездесущности, и мозга развитого для возраста, и легких тёрок со Скотленд Ярдом, было за что, но обернулся на это со взглядом, впрочем, ни капли не щадящим, Ремингтон. Это читалось в глазах, но губы мягко расплывались в улыбке, и голова через плечо опускалась, смерив взглядом.
— Надо же, в самое сердце, — в то время, как Даниэль считал себя выше подобного сброда и предпочитал не оборачиваться, за что однажды, скорее всего, получит пулю сзади, и не смотри на догадливость и прочие прелести аналитического взгляда, то Ремингтон не посчитал за грех подойти и картинно прикрыть рот мужчине, чей алый румянец напоминал о количестве выпитого.
— А ведь мне показалось, вы что-то сказали…
— Нет, — замотал головой мужчина, точно его уличили в чём-то неприличном и непозволительном. Пару раз растерянно хлопнул глазами, подтверждая свою мысль, да перчатки натягивая на руки, прибирая цилиндр, намереваясь уйти.
— Десять лет в цирке не был, а клоунов вижу на регулярной основе, — на доли секунды глаза закатились и вернулись в своё привычное положение с той же прохладной, совершенно не греющей, но приятной улыбкой. Не смотри, что тебе улыбается, а за милую душу продаст… Это, как скажи мне, кто я, и я скажу тебе, на сколько ты меня недооценил. Или себя переоценил, что скорее всего. Но есть в этом что-то свежее и приятное, когда бы нравилось быть обманутым…
— Стало быть, и цирк уродов, приехавший на неделе из Европы, не посещали? — рядом нарисовался приятный мужчина, ровесник графу Ремингтону. Тянуло даже сравнить его со статуей, что соскочила с монумента своего и пустилась в пляску смерти. Не постеснялся обнять молодого человека, манерно прижавшись на некоторое мгновение, положив голову на плечо с хитренькой улыбкой черта. Ремингтон остался с ухмылкой стоя, позволяя сиё действие и в то же время пресекая отсутствием реакции. Но тут же отстранился Редмонд, просто паясничая и по-кошачьи потягиваясь мягко.
— Хотя… Вокруг и так уроды, что физические, что моральные, — высказался спокойно, хоть и не во всеуслышание, но кто хотел, тот, собственно… Повел бровью лениво пришедший, словам своим точно аккомпанируя арфой, тембр имея чересчур приятный и даже сладковатый, как запах муската, что раскрывается интересным оттенком ореха с небольшим временем. Показывал всем видом, что ему скучновато.
— Тоже рад вас видеть, Мэттью, — в глазах у Ремингтона не читалось откровенное, что не очень, даже скользнул оттенок заинтересованности и нежности, — но вы бы в словах и жестах посдержанней, — оперся на стол Ремингтон, совсем немного наклоняясь по направлению к собеседнику, пока Редмонд отпивал из граненого бокала, подмигивая какой-то девушке, что выходила из комнаты и скорее была обслуживающим персоналом.
— Ваш новый любовник? — поднял глаза на молодого мужчину, немногим старше, поведя спокойно бровью, пока Мэттью сморщил нос, расплываясь в сдержанной усмешке. — Сейчас во мне дыру прожжёт и без сигареты затушенной.
— Винсент, можно вернуться в старую добрую, как Англия, фамильярность? —проигнорировал мастерски вопрос, но не собирался оставлять без ответа, получая ответ, что не можно, а нужно. — И да, он не мой любовник, — усмехнулся одними уголками рта, поставив на полированное дерево стакан, метнув взор колючий и блестящий по направлению к тому, в чьей компании пришёл, прокручивая в руках бездельно брегет, пару раз щёлкая замком от неимения занять руки другим предметом.
— Вы просто ходите на его деньги в Глобус, и ты по-прежнему ищешь свою прекрасную Дездемону? — улыбнулся, глядя прямо, не по направлению Винсент. — И для тебя может и нет, а смотрит он весьма… — засмеялся непродолжительно. — А знаем, — перестучал мужчина пальцами по деревянной поверхности, — ты, впрочем, как и всегда, мастерски в упор не видишь того, чего не хочешь, — кивнул головой незаметно, не исключено что и для себя, улыбаясь приветственно ещё не успевшим провести обман любезностями, вынуждая, подойти ближе к камину, где стояла пара кресел, покрытых шкурами, и висела более презентабельная и дорогая атрибутика в виде оружия, может и рабочего ранее, но повреждённого.
— Всё равно самые красивые ищутся в Джульеттах и Офелиях, — произнёс Редмонд тоном занятным, предпочитая думать, как он будет коротать остаток вечера и с кем. — Но да, ты прав, закулисье очень приветливо,— акцентировал мужчина с прохладным ухмыляющимся выражением, да с щелчком языка подмигнул задорно, срываясь в смешок, опираясь на спинку кресла. — Хочет так, пусть так, чего не слышал или не знаю, того нет, — повёл плечами мужчина, бросая взгляд на стол бильярдный — Удостоишь чести? — он метнул взгляд по направлению, в каком ушёл Даниэль.
— Отчего бы и нет, ведь надобности у Фрая во мне нет. Хорошего человека и обидеть конечно приятно… Не сегодня, — махнул рукой Винсент, ударившись бокалом с собеседником, да заскакивая на подлокотник кресла, будто бы и по ребячески, но по-своему обаятельно.
— Почему?
— Хао задерживается, а он ведёт диалоги исключительно со мной, не любит графа ужас, — перед глазами сразу стал образ опиумного дыма и хриплого смеха невпопад. Не был бы так интерес в сфере влияния, так ничего не мешало бы с его привычкой сказать, что много знает, но в сути ничего дельного, плавать в Темзе кверху брюхом. — Хотя я бы назвал это принципом и делом уже привычки. Коли он идёт на принцип, так и второму не мешает, — резонно отметил ситуацию Ремингтон, ибо не проходило ни одного собрания их объединения, что включала торговлю и востребованность оружия с фабрик не только для внутреннего, но за кругленькую сумму и для внешнего рынка.
— А это… — задумчиво щелкнул пальцами пару раз Мэттью, но потом расплылся во флегматичной улыбке, ведь ему было далеко все равно кто он, откуда и подобное, что и озвучил степенно, неторопливо, слова тоже болтая, точно жидкость в стакане ранее. — Хотя погоди, не хочу знать кто он, люблю уже его только за то, что он не любит Фрая.
— Организуйте клуб его ненавистников, — окинул взглядом оценивающим, пока Ремингтон доставал серебряный портсигар, клацнув застёжкой крепкой и вынимая сигару. Ремингтон подтолкнул стеклянную пепельницу к Мэттью. — соберёте пол Лондона, ежели не Европы, — с улыбкой изрёк граф, думая, что да, где-то так.
— Ещё скажи утопить в Темзе, желательно, ритуально, — усмехнулся Мэттью, вспоминая какую-то книгу с похожим сетом, оттого рука потянулась к пропитанному смолой ароматной грубому стеллажу с разного рода литературой.
— Не слышал про графа Портье? — картинно удивился с ухмылкой довольной и снисходительной Винсент. «Думал, у тебя есть уши, хотя… толку, если пользоваться не уметь».
— Это у него был званый обед, на котором слуги уронили пианино? — выгнул бровь собеседник, делая оценивающий и неопределенный жест рукой. Он ходил много где и предпочитал совершенно не запоминать, что его не касалось, буквально политику насмешки проводя везде.
— Всплыл, почти что ритуально, — кивнул головой Ремингтон. — Так что… — заговорщически проговорил граф, сверкнув глазами, как камнями обсидиановыми, забивая после красного чёрный шар мастерски с размаха, оставляя небольшое место для дум, да слыша как раз объявление о последней пинте.
Photo by Eva Dang on Unsplash
Автор публикации
