1915-й. Неловкое положение
Под утро жар у Креппа немного спал, и совершенно вымотанная Елизавета уснула в кресле неподалёку. Через двое суток ему стало заметно лучше, да и Полина стала оставаться на ночь, чтобы сменять барышню у постели больного. Пришла Ксения Фёдоровна, принесла с собой запах свежести, бутылку коньяка, пирожные и лимоны.
— Да что у вас тут? Сидите, как в пещере! — громко сказала она и рассмеялась.
— Тише, — испуганно прошептала Елизавета. — Там же больной…
— Ишь, расхворался. Ну я-то быстро его на ноги подниму.
Сквозь сон Крепп услышал знакомый голос, вспомнил неясный образ с тёмными глазами и яркими губами, а также ненавистную ваниль.
— А что, господа, не устроить ли нам оргию… — сказала вдруг Ксения.
— Оргию? — оторопело переспросил Крепп.
Он смутился даже во сне, открыл глаза: девушка только вошла в его комнату.
— Это вам, пожалуй, рано, — сказала она и щёлкнула его по носу. Крепп виновато закашлялся: похоже, он умудрился произнести это вслух. — А вот организационное собрание устроить можем.
— Я… простите… Это во сне, — пролепетал Крепп.
Ксения подмигнула ему и распахнула шторы, комнату залил солнечный свет. Крепп зажмурился, улыбнулся и чихнул.
— А я к вам по делу, дорогой мой, — сказала Ксения и бесцеремонно присела на его кровать. — Вы помните, что должны были передать?
— Эм… Не понимаю…
— Бросьте ломать комедию, — жёстко сказала Ксения. — На вас рассчитывали, вам доверяли. Где листки с шифром?
— В кармане пальто, — тихо сказал Крепп, бледнея.
— Там не все. Вспоминайте, куда вы их дели? Где вы ещё были накануне?
— Только здесь, — ответил Крепп. — Хотя, постойте, я поднимался к господину Уманскому, что живёт этажом выше, разве что у него обронил.
— Обронили? — возмущённо спросила Ксения. — Надеюсь, вы понимаете, какие последствия может иметь ваша беспечность? Вы бы уж сразу пошли в политический розыск и там обронили.
— Надо попросить Елизавету Павловну сходить к Уманскому, — Крепп дёрнулся, порываясь подняться. — Правда, она не знает ничего.
— Ах, да лежите уже, — отмахнулась Ксения. — Я сама.
Ксения покинула приунывшего Креппа, накинула пальто на плечи и поднялась наверх. На площадке генерала она достала сигарету и постучала в его дверь.
Скрипнула дверь парадной неприятно, и до последнего Алексей надеялся, что ситуация закончится по-иному, но Константин был упрям. В молчании они дошли до нужного этажа.
Уманский увидел девушку, что настойчиво стучала в его дверь. Таких в своём доме он не припомнил, почему-то сразу подумалось на ту бумагу, которую он вытащил из пальто Креппа.
Натянув невозмутимую обаятельную улыбку, мужчина подошёл сзади:
— Чего стучитесь-то, коли нет никого дома? Али серьёзное что-то и очень важное? — засмеялся, поправив волосы небрежно Алексей, вытаскивая из её уст сигарету нагло и чиркая спичкой.
От такой смены настроения Константина подсознательно передернуло, это более было похоже на Алексея, и он позволил себе ненадолго выдохнуть и сделать вывод, что в одиночку ему точно никак нельзя.
— А вы и есть тот блестящий офицер, которым меня господин Крепп пугать вздумал? — улыбнулась Ксения, рассматривая Уманского и его спутника. — Нагнали же вы на него страху, он аж слёг, бедолага.
— Если он именно так меня называл и такой тонкой душевной организации, то сочувствую ему, — усмехнулся Уманский с акцентами, но без явного сочувствия, но это польстило, он ему определённо нравился, и в качестве каких-то важных послов он бы предпочёл его. — И вы добропорядочно вызнали у него, мучимого бредом, что этот добропорядочный негодяй именно я, и пришли покарать? Надеюсь, сперва его долечив. Мило, а я… бояться меня… Бойтесь, — демонстративно пожал плечами Алексей с ухмылкой однобокой.
— Очень боюсь, — сказала она с придыханием. — Дело у меня серьёзное, а уж какое важное — не на ступенях его обсуждать, — Ксения покрутила пустой мундштук в руках.
От последней реплики стало даже интересно, и Алексей взглядом пересекся с Константином, что явно его язвительности и такой подачи не одобрял, но с другой стороны из-за неё к нему тянулись зачастую нужные люди, а другие отсеивались. Другим были доступны и иные грани монеты.
Уманский щелкнул ключом неспешно, выдыхая облачка дыма ровным кольцами, пропуская с круговым жестом кисти галантным, как истинный повеса, своих гостей внутрь.
— Лечением его Елизавета Павловна занимается. Никого не подпускает, всё сама, — Ксения взглянула из-под длинных ресниц пытливо, пробуя угадать реакцию Уманского на её слова. Она успела сделать вывод, что Крепп и Уманский явно не приятели, что несколько усложняло её задачу.
Пальто сползло с её плеч и она прошла в гостиную, небрежно перешагнув через него.
— Надеюсь, вы представите мне своего спутника, господин генерал? — сказала Ксения, обводя взглядом гостиную. Несколько неубранных бутылок говорили о том, что хозяин не прочь выпить.
Слова о лечении Елизаветой Павловной разрезали податливую кожу органа с аортой неприятным холодящим движением, как скальпелем в неумелых руках начинающего врача-практиканта. Когда руки чуть потрясывает, одновременно боишься сделать больно, но ещё больнее делаешь неосторожными движениями и мыслями, промедлением, так и гноятся старые рваные шрамы, ибо им не поможет бинт, скоро до червей, а дальше только удаление.
Уманский одарил девушку оценивающей располагающей улыбкой, но мысли свои за завесой привык прятать ещё очень давно. После слов о страхе он при пересечении взглядов невзначай напоказ клацнул челюстью, будто бы укуса и впрямь не миновать, но его это забавляло, ему это нравилось вполне. Уманскому однако не доставляла вальяжность хозяйки жизни, таких дам более предпочитал Чижевский. Если он будет в состоянии что-то предпочитать последние несколько дней. Константин же вещь кинутую поднял спокойно, без эмоциональной окраски.
— Несомненно, когда вы назовёте своё имя.
— Право, — качнул головой Константин, в планах которого вмешиваться в диалог не входило. В комнате было достаточно убрано, всё же Уманский был не из пресловутых любителей откладывать это всё на потом, и военная выправка этому способствовала на автомате, но сегодня внеплановый выход, и то, что убираться девчонка придёт только в обед, сыграло злую шутку. — Константин. Просто Константин.
— Какая загадочность, господин просто Константин, — рассмеялась Ксения, на секунду замешкавшись. Она не знала, стоит ли подать ему руку для поцелуя. Будет неловко, если они всё же вместе с Креппом, и придворный этикет у них не в почёте. — Ну а я Ксения Фёдоровна Князева, — представилась она в свою очередь и опустилась на диван. Церемонность в её добродетели не входила. — И не будет ли дерзостью с моей стороны попросить у вас бокал вина или рюмку коньяка, раз уж покурить мне не удалось? День был суматошный, вся надежда на приятный вечер.
— Будет, но за один взгляд ваших глаз я готов её простить, — ухмыльнулся Алексей, у него же на вечер не водилось ни планов, ни надежд. — Всё для вас, — он подтолкнул к барышне коньяк, намекая о том, что вина не дождаться, любая прихоть бы за деньги, но просто денег не было, а так… Напитки покрепче — слова покороче.
— Знала бы я, что взгляды вами так ценятся, так попросила бы что-то более существенное, господин генерал. Бокал коньяка — такая безделица, — Ксения выразительно вздохнула, отпила из бокала, задержав коньяк во рту. Глаза заблестели.
Константину Ксения Фёдоровна не нравилась, но вида он не подал, даже наоборот улыбнулся, усаживаясь в кресло напротив, пока Уманский остановился, присев на край стола ближе к девушке.
— И тем не менее, ваше скромное желание я не без удовольствия выполнил, моя очередь просить, — метнул в её сторону взгляд Алексей с выразительной паузой, — менее скромно, но передать, чтобы Крепп свои вопросы приходил решать сам, хоть приползал, перед обворожительной дамой мне гораздо сложнее устоять, — он окинул её взглядом внимательным ещё раз. — А теперь, что нас обоих удовлетворит, с каким же делом вы пришли? — ухмыльнулся, наклонив голову на бок, Уманский.
«Солдафоны», — с раздражением подумала Ксения и нервным движением поправила и без того идеальную причёску.
Алексей будто прочувствовал резкую мысль девушки. «Стерва», — глаза его непроизвольно закатились, насколько он был выдержанным, а её физиономию хотелось… Неприлично думать в отношении дам, что он хотел сделать с её физиономией и этой шпилькой…
— Видите ли, господин генерал, на Андрея Орестовича сложно положиться, — сказала она со вздохом. — И тем самым он ставит в неловкое положение не только себя, но и других людей. Незадолго до болезни он был у вас и, вероятно, выронил маленькую записку. Отправить его решать собственные проблемы было бы крайне жестоко, он бы мямлил до потери сознания, но так и не перешёл бы к сути. Да и Елизавета Павловна не даст ему выйти до полного выздоровления. Мне нужна эта записка. Мы надеемся на вашу снисходительность, потому что в противном случае многим достойным во всех отношениях людям придётся плохо. Так же я прошу вас, генерал, и вас, Константин, сохранить всё это в тайне.
Услышав рассказ, старшему Уманскому так и хотелось поинтересоваться, не много ли она хочет? В то же время раздражение оттого, что Алексей ничего ему не рассказал, сменилось слабо успокаивающим, что попросту не успел. Друг от друга у них секретов не было, и весьма не хотелось думать, что они могут появиться. Он говорил что-то о парне и закрытом пути, рельсах новой России и декабристах… Уж не то ли это, что прострелило виски? А он-то сразу и не понял… Надо было его с собой в воздушные силы тащить, хоть волоком. Но с другой стороны, он ему верил, хотел верить, что брат знает, что делает.
На протяжении всего её монолога он усмехался беззвучно, а на устах процветала ухмылка недобрая.
— О неразглашении не переживайте. Увы, боюсь, он оставил её где-то в другом месте, такой ненадежный, — притворно грустно, но так, что заметить подмены было невозможно, несколько даже театрально проговорил Алексей Петрович. — Ничего не видел, хотя можете показать остальные, вдруг не таковы, как я себе представляю и вспомню? — с издевательской улыбкой глянул на девушку Уманский, невзначай касаясь её ладонью, показывая некоторое превосходство с желанием сбить самоуверенность.
«Сни-схо-ди-тель-ность. Какое слово-то гордое, а вместо медали — дырка от бублика». Инициатива наказывает тех, кому больше всего надо.
— Многим, это вам и господину Креппу? Не сказал бы, что вы или он подходите под эту категорию, — он практически навис над девушкой, стоя на ногах, давил морально. Им нужна бумажулька — ему нужно больше, чем просто: «Спасибо за ваше великодушие, господин Уманский, а как выйдет за дверь, так нарекание мразью и солдафоном».
Константин счёл это перебором, пора это было прекратить, но его как пригвоздило к месту.
— Показать вам остальные, господин генерал? — с нотой язвительности, смягченной, однако, её бархатистым тембром голоса, спросила Ксения. — Разве я упоминала, что их было несколько? — теперь у неё не было сомнений, что Уманский разыгрывает перед ней спектакль, и записки он точно видел. — Что же, господа, не смею вас более задерживать, — с холодной невозмутимостью проговорила Ксения и поднялась. — Мне жаль, что диалог наш вышел скомканным, и даже коньяк не сделал его теплее. Не утруждайтесь проводами, я найду дверь, господин генерал.
— Не вы, кое-кто другой упомянуть изволил, — снисходительно улыбнулся Уманский, пропуская Ксению со смешком, — но вам, стало быть, это совершенно не интересно. Всего хорошего, — он картинно помахал рукой в спину даме.
«И нам совершенно не жаль ни потраченного времени, ни коньяка», — ибо кто может знать что-то большее, кроме раззявы Креппа? Начать можно было и с него, он сговорчивее, а если что… Так Тимофей вернёт должок.
Photo by imarksm on Pixabay
Автор публикации
