Разбойничья дочь. Тяжела ноша
В ночи Ждан глаз не смыкал, у пустого шатра атаманской дочери сидя и к каждому шороху прислушиваясь, не едет ли Марья. Теперь уж и Афанасию Юрьевичу не повинишься, что упустил девчонку, вдвойне гневаться будет, что сразу не сказал.
Затихли разбойники, изредка кто во сне вскрикнет, кто застонет, старую рану потревожив. Дозорные филинами ухают, в темень зоркими глазами всматриваясь.
Всего их здесь около пятидесяти человек осталось, потрепали их царские опричники, да Микиткин отряд на дорогах новгородских сгинул. Уже и в Зорино опричники наведались, разбили их разбойники, в леса заманив, да всё равно спокойного житья не видать.
Вернулся Василий к терему, а Владимир Юрьевич с Андреем его на крыльце дожидаются.
— Поезжайте, соколики, на реку, — сказал Владимир, а сам беспокойно головой по сторонам крутит и трясётся весь. — Уж и карпы там — всем соседям на зависть. А то и дичи добудете, и зайцы у нас, и косули водятся.
— Что за спешка такая? — удивился Василий.
— Поедем, брат, славно будет, — сказал Андрей, под локоть его цепко взяв. — У реки подремлешь, всё крепче сон.
— А я уж вам с собою и кулебяк дам, и яблоков, — сказал Владимир и корзинку Андрею в руки сунул, а у самого тоска в глазах зелёная.
Выехали князья за ворота, потрусили по тропинке.
— Да что такое, объясни, Андрейка! — не выдержал Василий.
— Только ты уехал, явился к нему человек. Пошептался с хозяином, ну он и засуетился. Видать, известие плохое получил. Посерел весь, руки ходуном ходят. Не будем человеку мешать, нас его дела не касаются. Встретил Марию?
— Встретил, — улыбнулся Василий, о ней вспомнив. — Да неспокойно за неё теперь. Одна девица — и ночью в лес.
— Эх, брат, не проста твоя Марьюшка… А конь под ней огненный, не каждый мужчина с таким справится.
Расположились князья у реки. Туман над водой стелется, зябко.
— И зачем он нас на реку погнал, — Василий зевнул, — в этакую рань-то? Что думаешь, Андрей?
— А то думаю, что убраться бы нам отсюда подобру-поздорову. Нутром чую, ввязался Владимир Юрьич во что-то плохое, потому и нас услал. Эти крестники его в красных рубахах…
— За ними царевы люди гнались на Яблочный Спас, — сказал Василий. — Езжай домой, Андрей. Где опричники, там добра ждать не приходится.
— А ты?
— Я останусь. Мария Афанасьевна завтра быть обещала.
— И я остаюсь! — воскликнул Андрей.
Владимир вошёл в дом, осушил ковш медовухи и повалился на колени под образа, начал истово креститься и поклоны отбивать, шагов мягких за собой не услышав.
— Что, Володимир, тяжела ноша? — раздался вкрадчивый голос у порога.
— Тяжела, — отозвался Владимир.
Мокша прошёлся по горнице, взял со стола яблоко и съел с хрустом. Был он ростом не велик, подвижен и жилист, одет во всё чёрное и волосы имел чёрные, с седою прядью с левой стороны.
— Сейчас тяжело, так и потерпишь, — растянул в змеиной улыбке губы Мокша. — А как сладко-де будет милость царёву хлебать.
— Не обманешь ли, Мокша? — спросил Владимир.
Мокша снова улыбнулся и потянулся за вторым яблоком.
— О себе только и думаешь, — сказал он. — Негоже так-то. Мне какой интерес тебя обманывать? Не я братца родного сдал, не я его людей под смертушку подвёл. Да я тебя не осуждаю, — сказал он, заметив слёзы в глазах Владимира. — Жил ты себе, не тужил, разбойники тебя не разоряли, опричники стороной обходили, мёд, а не жизнь-то. О царе ты позабыл, вот плохо что. А царь наш обо всех думает, обо всех молится. И о тебе, грешном, тоже помолится, и свечку за упокой поставит.
— Какую свечку, Мокша?! — вскочил было на ноги Владимир, но неожиданно тяжёлая рука опричника сжала его плечо, заставив вернуться на колени.
— Да это я так, Володимир, перепутал, — сказал он. — Одного казнить, того наградить, недолго и оплошать. Тебя награда-де ждёт: опального князя сдал, брата кровного не пожалел. Врагов царёвых на виселицу, а тебя на пир. А пиры у царя — ум отъешь. Единожды побываешь — и с жизнью расстаться не жалко.
Photo by James Wheeler on Pixabay
Предыдущая часть: Разбойничья дочь
Начало сказки: Пути не выбирая
Автор публикации
