Разбойничья дочь
Приехали к вечеру добры молодцы на поляну, освещённую кострами, Светислав коня оставил, к центральному шатру направился. Из-за дубов вышла Марья с охапкой цветов, улыбнулась и к нему подбежала. Вошли в шатёр вместе.
На ковре сидел по-турецки Афанасий Юрьевич, атаман разбойничий, сам с собой в шахматы ониксовые играл. Несколько фигур было утеряно, заменяли их деревянные чурбачки. Был он в кафтане щегольском, штанах из синего бархата и сапогах сафьяновых, золотом украшенных. Поднял он голову, взглянул вопросительно.
— По что рано вернулись?
— У дядюшки гости, не остались у него. Велел тебе кланяться, квасу и пива передал.
— Кто такие?
— Князья Загаринские, его друга сыновья.
Марья вспыхнула, в цветы лицом зарылась, забилось часто сердце.
— Хм… Фомы Иваныча сыны никак, — отложил резную фигуру в сторону Афанасий, так и не сделав хода. — И чего их в Зорино занесло? Что они такое?
— Дядюшка и сам не ведает, да вроде вреда от них не будет. Старший всё больше молчит да хмурится, младший лясы точит да выспрашивает.
— Да ты под хмелем, Светислав? — учуял Афанасий.
— Пришлось, отец. Дядюшка именины устроил, всех вином обнёс, не сычом же сидеть.
— Вот ужо я ему задам именины! — проворчал Афанасий и помрачнел лицом. — Не вернулись мои дозорные, не вернулся отряд Микиткин, чует сердце беду. Пересидеть нам надо, в Зорино ни ногой. Рыщут царские псы цепные, на след бы не вышли. Вели дозорных по всем направлениям расставить.
— Да полно, где им в чащобу пробраться, — отмахнулся Светислав, однако и ему тревога отца передалась.
— И ты, Марийка, ни шагу с поляны, — повернулся Афанасий к дочери. — Скажу Ждану, чтобы глаз с тебя не спускал.
— Ещё чего не хватало! — топнула ногой в жёлтом сапожке Марья. — Мне няньки не нужны, сама решать буду.
Подскочил на ноги Афанасий, схватил её за густую косу, на кулак намотал, посмотрел в глаза озёрные.
— Не смей дурить, Марийка, — чеканя каждое слово, проговорил Афанасий. — Чтобы большую волю сохранить, малой волей поступиться придётся. Сто человек меня слушают беспрекословно, неужели с одной девицей не справлюсь?
Вышла Марья из шатра сердитая. Ждан по пятам ходить за ней принялся, какая уж тут воля. Села она вдали от всех, стала цветы разбирать.
А вокруг суета. Посовещались разбойники всем миром, назначили караульных на посты и порешили запасное место подыскать. Отрядили десять человек во главе со Светиславом, после ужина они сразу и уехали.
Дождалась Марья темноты, взяла коня за поводья, подскочил к ней Ждан.
— Далеко ли собралась, Марья Афанасьевна?
— К озеру схожу, коня искупаю, кувшинок наберу.
— И я с тобой.
— А пошли, коли делать тебе нечего.
Шагает Марья неспешно, шелестит ткань шёлковая, Ждан позади плетётся, стройной девичьей фигурой любуется. Хороша Марья, да не приступишься.
Искупался конь, Марья подол летника подняла, в воду шагнула и на берег вышла.
— Как ты, Ждан, некстати, — сказала с хитрой улыбкой. — Негоже атаманской дочери при разбойнике в одной рубахе плескаться. Сплавай мне за водяными лилиями.
— Дались же они тебе, Марья Афанасьевна, — сказал Ждан, — неужто до завтра отложить нельзя?
Нахмурилась Марья.
— Тебя для чего приставили? Чтобы ты со мною спорил? Так что, принесёшь ли цветов? А я тебя в рощице подожду.
Нехотя начал раздеваться Ждан. Тронул ступнёй студёную воду. Впору бы Марье Афанасьевне царевной быть, а уж за капризами дело не станет.
С середины озера услышал Ждан топот копыт. Бросился к берегу мощными рывками.
— К утру вернусь! — крикнула Марья, и конь исчез среди деревьев.
Тонкий медовый серп месяца удивлённо смотрел на землю, отражался в речке, которую пересёк вброд смоляной конь с серебряною гривою.
Ворочались князья в своих спальнях. И постель мягкая, и воздух свеж, и ночь тиха, а поди же — не спится.
Тявкнула собака, другая отозвалась, пошёл ленивый лай по селу, словно перекличка. Встал Андрей у высокого окна, что аккурат на рощу выходило. Показалось ему, что мелькнула девичья фигура за деревьями. Пошёл он к Василию в спальню. И тот не спал.
— Глянь в окошко, брат, а то и до рощи прогуляйся, — сказал ему Андрей, голову опустив. — Ночь дивная, грех в тереме сидеть.
Василий штаны натянул, рубаху подпоясал и вмиг за ворота. У рощи услышал ласковое ржание, то Марья коня своего гладила.
— Голубушка моя, Мария Афанасьевна! — сказал Василий, с коня спрыгивая и к ней бросаясь. — Чаял тебя увидеть, да не знал, где искать.
— Зачем меня искать, князюшка, вся я перед тобой, — улыбнулась Марья.
Обнял он её, прижался к горячим губам девичьим, не заметили, как небо розоветь стало. Очнулась Марья, ослабли её объятия.
— Пора мне, Василий Фомич. Не ровен час хватятся меня, батюшка строг, как бы на берёзе не вздёрнул.
— И я с тобой поеду, голубушка. Попрошу твоей руки, а потом и сватов зашлю.
— Ох, князюшка, знал бы ты, кто мой отец, — вздохнула Марья и коня кликнула.
— Увижу ли я тебя завтра? — спросил Василий с надеждою.
— Если смогу, то приду сюда непременно, князюшка, — сказала Марья, по щеке его рукой нежной проводя. — Ухожу, а сердце моё с тобой остаётся.
Василий вслед ей смотрел, а уже о новой встрече мечтал.
Photo by cocoparisienne on Pixabay
Предыдущая часть: Незваные гости
Автор публикации
