Возвращение. Венчание
— Надо убираться отсюда, — сказала Кристель. — Люди Питера в лесах Монтрезеля гости неприятные, но теперь нередкие. Было бы их больше, мы бы не отбились.
Матис понимал, что Кристель права, он уже не имел заблуждений насчёт намерений кузена. И если раньше он думал, что этот вопрос чудесным образом решится, то теперь было ясно — от Питера добра ждать не стоит.
Около девяти утра вдали показались шпили часовни. Кристель пустила лошадь во весь опор, оглянулась на Матиса:
— Не отставайте, герцог! И наденьте повязку!
Незадолго до этого дорогу пересекла небольшая процессия, проследовавшая из часовни к строящемуся монастырю. Епископ Дорбьен решил показать Беллу, как идёт строительство. Когда Кристель поравнялась с монастырём, послышались крики и шум. Она оставила лошадь и подбежала туда. На земле лежал один из тех парней, что Готье отправил охранять священника Белла. Сверху сорвался камень и размозжил ему голову.
Белл и Дорбьен не пострадали, но выглядели ошарашенными.
— Кристель! — воскликнул Белл, заметив её. — Какое несчастье! Клянусь богом, этот камень предназначался мне.
— Это роковое стечение обстоятельств, — проговорил Дорбьен смиренно. — Как бы там ни было, но господь спас вас.
С лесов спустились рабочие. Они тоже не могли понять, почему упал этот камень.
— Надо усерднее молиться, дети мои, — сказал Дорбьен. — Сам дьявол мешает строить дом божий. Следует немедленно сообщить об этом герцогу Лансу.
— Не нужно беспокоить герцога, — сказала Кристель. — Не хотите же вы омрачить ему торжество, епископ? Никто из вас не скажет и слова о происшествии, Гуадиноту я доложу сама. Позаботьтесь о теле и расходитесь.
— По какому праву вы отдаёте здесь распоряжения? — возмутился Дорбьен.
— Разве вы не знаете, ваше преосвященство? Это право дал мне герцог Ланс, и ему не понравится, что вы сомневаетесь в его решениях.
Кристель развернулась и пошла к ожидающему её герцогу Матису, лицо которого было скрыто.
— Теперь мне нужно увидеть Готье и посетить графа де Алезарна, — сказала Кристель. — Составите компанию, герцог?
— Разумеется, деточка, — проговорил довольно Матис. Наконец-то у неё нет от него тайн.
Кристель рассказала Гуадиноту о том, что произошло у храма. Она не стала упоминать о том, что это было весьма странно, как не стала обвинять в причастности епископа. Только факты, а выводы пусть Готье делает сам. Гуадинот распорядился усилить охрану священника Белла и отправился к монастырю, чтобы осмотреть место.
Приготовления к свадьбе герцога и Зефирайн шли полным ходом. Храм и алтарь украсили свежими цветами, вдоль дороги стоял почётный караул из солдат. Из города и близлежащих селений стекались люди, чтобы посмотреть на торжество, некоторые прибыли с ночи, дабы занять места получше.
Кристель вывела пару свежих лошадей взамен уставших, они с герцогом свернули с центральной дороги и направились в графские владения. Рауля они застали во дворе, он отчитывал молодого конюха и выглядел крайне раздражённым.
— О, рыжая! — удивился он. — Ты настолько отчаянная или бестолковая, что смеешь являться сюда? Прошлый урок прошёл даром?
— Оставьте своё остроумие для конюшни, граф, — улыбнулась Кристель. — Я с удовольствием выслушаю вас в другой раз, сейчас совсем нет времени. Сегодня ваша сестра выходит замуж. И она готова отказаться от венчания, если вас там не будет.
— Она может выйти замуж, а может и отказаться. Она всё решает сама и без моего участия, а ты ей потворствуешь. Я же сказал: у меня больше нет сестры.
— Ваше право, граф. Но согласитесь, печально быть совершенно одной при столь важном событии. И раз уж церемонию суждено отложить, то у меня будет время привезти в Монтезель её мать.
— Ты в своём уме, рыжая? — спросил Рауль и посмотрел по сторонам, не слышит ли кто. — Зефирайн сирота.
— Вы ошибаетесь, граф. Женщина, известная здесь как Мелани де Лорентин, будет счастлива от моего приглашения, — Кристель сделала несколько шагов, Рауль догнал её в два прыжка и грубо развернул к себе.
— Я тебя…
— Будьте учтивее с девушкой, — сказал Матис с еле скрываемой злостью. Его рука опустилась на эфес шпаги.
— Кто вы такой?
— Герцог де Клеманси-Пренс к вашим услугам. Послушайте доброго совета, граф. Иногда надо засунуть свою гордость и обиды подальше. Счастье близких людей того стоит. Жаль, что понимание таких простых вещей приходит слишком поздно. Пусть о вашем присутствии знает только она, пусть вы пробудете там несколько минут, но вы не простите себя, если не увидите Зефирайн в этот день и сделаете её несчастной.
— В целом свете нет ни одного родного мне человека, граф, — сказала Кристель. — И порой я думаю, что пожертвовала бы многим, лишь бы вернуться на мгновение в прошлое, когда родные были живы. Они не были хорошими людьми, граф, но я их любила. Вам не нужно ничем жертвовать, достаточно приехать в часовню, но вы не желаете и этой малости. Забудьте мои слова о мадам де Лорентин, Зефирайн не хотела бы, чтобы я угрожала вам. Она смогла переступить через страх и гордость, а вы как знаете.
После отъезда герцога и Кристель граф присел на колоду для рубки дров, сделал знак, чтобы все расходились. Гордость… Что он такое без гордости? Разве не она делает его благородным? Он поклялся, что будет молчать, и вычеркнул предательницу Зефирайн из своей жизни. Безусловно, он поступил правильно, только на душе тяжело. Он заявил этой рыжей ведьме, что сестры у него нет, а сам думает о ней беспрестанно. Хорошо ли ей там живётся, не скучает ли, не смеет ли кто обижать?
Кристель и Матис прибыли в замок, когда свадебный кортеж покинул его стены. В северной части им встретилась Ирма.
— Герцог желал вас видеть, и госпожа Зефирайн несколько раз посылала за вами, — сообщила служанка. — И она была очень грустна.
— Грусть свойственна всем невестам, — ответила Кристель. — Срочно принеси мне воды и помоги переодеться.
Ирма поспешно удалилась, Матис вошёл в свои покои.
— Наконец-то, герцог! Я чуть с ума не сошёл от скуки за эти дни, — сказал Тобиас. — А чего мне стоило оттянуть отъезд на церемонию… Еле отбился от ваших женщин.
— Вот, Тоби, хоть ты теперь понимаешь, что жизнь моя не столь прекрасна.
— Я и раньше не питал иллюзий. О, должен вас предупредить — теперь вы умеете играть на ивовой флейте.
— Ну а ты отправил на тот свет парочку прихвостней герцога Питера, принявших тебя за герцога Матиса.
— Отлично. Пожалуй, я неплохо провёл время, чего нельзя сказать о вас, герцог.
Кристель, Матис и Тобиас прибыли на церемонию, когда она уже началась. Кристель вошла в храм, и взгляды Ланса и Зефирайн обратились к ней в надежде. Увы, ей нечем их порадовать. Да, она притащила бы мадам де Лорентин, будь у неё больше времени, но угроз для Рауля оказалось недостаточно.
Тобиас встал у стены и всю церемонию не сводил с Зефирайн печальных глаз. Зефирайн достойна любви герцога, а его угораздило родиться шутом.
Марси тоже заметила появление Кристель. Она бросила на неё злой взгляд и отвернулась, шепнув что-то Агнесс.
Этьен не замечал ничего. Он слушал напевные слова Белла, от них на глазах выступали слёзы и хрупким цветком распускалось в душе тихое счастье. Он был единственным, кто не имел посторонних мыслей в этот момент: вражда с Кристель, ожидание Рауля, желание обратить на себя внимание Матиса, тоска по несбыточному, власть и интриги — всё это меркло от его умиротворённой улыбки.
В какое-то мгновение Этьену показалось, что он видит души людей. Кристально-голубая душа была у Белла, светло-розовая у Зефирайн, зелёная у Ланса, серая у епископа… Он перевёл взгляд на Марси и невольно отшатнулся — её душа была чёрной. Этьен встряхнул головой и вновь сосредоточился на словах Белла.
Церемония близилась к завершению. Зефирайн стояла среди благоухающих цветов, под её ногами были белые лепестки, на которые падали слёзы. Она улыбнулась Лансу, он ободряюще сжал её руку и чуть слышно сказал:
— Обернись, там, у дальнего свода…
Сердце Зефирайн забилось в радостном предчувствии, она знала, кого увидит. Рауль кивнул ей и стал пробираться к выходу.
Герцог и герцогиня Денебуа вышли на улицу, где их приветствовал народ. «А ведь они почему-то любят нас, — растроганно подумал Ланс. — Я ничего для людей не сделал, но меня любят». Эта мысль поразила его, и ему захотелось в ближайшее время заняться проблемами герцогства, вникнуть во всё, разобраться, сделать так, чтобы было за что любить.
На длинных, наскоро срубленных столах у стен замка раскладывали угощение для людей, выкатили десятки бочек с вином. Толпа, нестройно горланя народные песни, двинулась туда. Знатные гости поехали в замок, где всё было готово к праздничному пиру и балу.
Через час вокруг часовни стало пусто, и туда внесли простой гроб. Кристель осталась, чтобы проводить солдата. Белл был немногословен, но он говорил важные слова о предназначении, о ценности каждой жизни, о памяти.
Вот стоит она, Кристель, которая всего на пару лет младше этого парня. Что она о нём знала? Ничего. За что он потерял свою жизнь? Разве хотел он этого? Убить, конечно, планировали Белла, а она позаботилась о его охране, этот парень случайно опередил священника на полшага, просто он был юн и шагал быстрее. Спасая кого-то, жертвуешь другими. Стоит ли игра свеч? Не спасёт ли она больше жизней молитвами, отдалившись от интриг в монастырь?
Так ли она равнодушна к чужим жизням, как сказала Матису? И почему одна часть души её тянется к свету, а вторая жаждет крови и тьмы?
Солдата похоронили на погосте за часовней. Кристель опустила на свежий холм букет белых лилий и долго стояла в задумчивости. Сюда доносились весёлые крики со стороны замка, балаганные оркестры, словно соревнуясь, кто громче, заиграли свои мелодии. Печаль и радость всегда рядом, как жизнь и смерть, свет и тьма.
Photo by Deborah Jackson on Pixabay
Photo by mari lezhava on Unsplash
Автор публикации
