Дурман. Пустое
Под ворчание Аполлинарии Николаевны гости перешли в гостиную. Хруставин распорядился подать вина и шампанского. Раиса села за рояль и принялась наигрывать вальс, морща от старания покатый лоб.
Каурский расположился у подоконника с бокалом вина, отодвинув в сторону горшок с папоротником. Он видел, как вышел на крыльцо доктор и закурил, ожидая, когда подадут его экипаж. Через минуту около него появилась Дарья Сергеевна. Она что-то говорила, а доктор кивал, изредка вставляя одну-две фразы. Раиса продолжала усердно колотить по клавишам, и Каурскому захотелось зажать уши.
— Ты будто прячешься? — спросил Хруставин, подходя к Каурскому. — Идём, я познакомлю тебя с остальными.
— Успеется. Я бы желал поближе познакомиться с хозяйкой, но она предпочитает любезничать с доктором.
Хруставин посмотрел в окно. Павел Казимирович держал Дарью Сергеевну за руки.
— Не понимаю, как этот проходимец вошёл к ней в доверие, — сквозь зубы проговорил Хруставин. — И практика у него небольшая, и лучше него доктора в округе есть, а поди же, катается сюда по три раза в неделю.
— Провинциальные дамы доверчивы, — ответил Каурский. — Хотя Дарья Сергеевна не производит впечатления простушки. Ах, боже мой, Михаил! Если ты не попросишь дражайшую Раису Аркадьевну перестать играть, то я либо скажу ей это сам, либо выпрыгну в окно! — он демонстративно занёс ногу на подоконник.
Вошла Дарья Сергеевна вместе с доктором, и Каурский забыл о своих намерениях. Хруставин смерил доктора неприязненным взглядом.
— Извините меня, господин Каурский, так мы с вами и не поговорили, — сказала Полетаева, подойдя к ним. — Завтра обсудим декорации, а сегодня отдохните с дороги.
— Как вам будет угодно, Дарья Сергеевна, — сказал Каурский.
— Это доктор Горичевский, мой хороший друг. Без него бы я… — голос её дрогнул, и она отвернулась.
— Пустое, Дарья Сергеевна, — сказал Горичевский, ободряюще пожимая её руку. — Мои заслуги невелики. Вам тоже нужно отдохнуть, и это я говорю вам не только как друг, но и как доктор. А кто подпустил Раису Аркадьевну к роялю?
— Вас что-то не устраивает, господин Горичевский? — выступая вперёд, спросил Хруставин. — Я вам не позволю отзываться в подобном тоне о даме!
— Ну так вызовите меня на дуэль, господин Хруставин, — с ухмылкой ответил Горичевский.
— Господа, перестаньте, прошу вас, — сказала Полетаева. — Павел Казимирович пошутил, Михаил Аркадьевич, а вы погорячились.
— Увы, Дарья Сергеевна, я не умею шутить, — проговорил Горичевский.
— Пожалуй, я сменю Раису Аркадьевну, — сказал Каурский и удалился.
— Непорядок, Раиса Аркадьевна, — сказал он. — Вы непременно должны танцевать, а не музицировать. Меня отправили, чтобы исправить это недоразумение.
Раиса улыбнулась ему таинственно, как улыбалась она всякому мужчине. Ей хотелось непременно всем нравиться и кружить головы.
Каурский заиграл. Раиса встала у рояля и принялась открыто разглядывать его, отметив и длинные красивые пальцы, и небрежную волну тёмных чуть волнистых волос, и строгий профиль с прямым носом.
Хруставин пригласил Полетаеву на танец.
— Напрасно вы не дали нам всё выяснить с Горичевским, Дарья Сергеевна, — проговорил Хруставин с нотами напускной обиды. — Доктор должен знать своё место, вы же ему буквально всё позволяете! Чем он вам так мил?
— Мне нравится его ум и спокойствие, Михаил Аркадьевич. Порой вам не достаёт как первого, так и второго.
— Ну, знаете, Дарья Сергеевна, — вспыхнул Хруставин и остановился, — это переходит все границы! Ваше отношение обижает меня. Что изменилось? Раньше вы называли меня своим другом, теперь позволяете всяким выскочкам оскорблять мою сестру, а меня упрекаете в отсутствии ума…
— Простите, Михаил Аркадьевич, я не хотела вас ничем задеть. Я лучше уйду. Мои личные неурядицы не должны отражаться на других людях.
Она поспешно покинула гостиную. Чёрной тенью скользнул за ней Горичевский.
— Мне кажется, у Дарьи Сергеевны роман с доктором, — доверительно сказала Раиса Каурскому. — А мой брат страдает. Боже, как это пошло, вы не находите?
— В чём вы видите пошлость, Раиса Аркадьевна? — спросил Каурский, перестав играть. — В любви? А разве ваша пьеса не о любви? Многое в жизни можно описать через любовь.
— Я не отрицаю любви, Андрей Венедиктович. Но волочиться за Полетаевой, выставляя себя на посмешище… — Раиса вздохнула и оборвала мысль. — Я признаю только равную любовь. Все эти драмы на пустом месте не для меня.
— Странно, всегда считал, что барышням только драмы и подавай, — усмехнулся Каурский.
— Значит, я исключение. Уверена, что мне достанет благоразумия избежать несчастной любви.
— Влюблялись ли вы, Раиса Аркадьевна?
— Позвольте мне не отвечать, Андрей Венедиктович, — Раиса опустила глаза.
— Тогда я предположу, что пока это чувство обходило вас стороной. Хочу предупредить вас, что настоящая любовь лишена благоразумия и расчётов. Увязнуть в ней легко, да выбраться трудно.
Каурский заиграл печальную мелодию, и Раисе показалось, что он думает о какой-то прошлой любви, сильной и неразделённой. Ей тоже вдруг захотелось, чтобы и у неё в прошлом что-то было. Раиса решила, что если зайдёт снова речь о чувствах, то она расскажет ему историю какой-нибудь знакомой девушки, переделав её под себя.
— А давайте я покажу вам заброшенный фонтан! — предложила Раиса.
— Ночью, Раиса Аркадьевна?
— Да, непременно ночью. Там будет живописно. Идёмте! — она потянула его за руку.
Они отошли от дома шагов на пятьдесят. Каурский оглянулся. Свет горел только в гостиной, у крыльца и в угловой комнате. Ему показалось, что он увидел в окне силуэт Дарьи Сергеевны.
— Не лучше ли отложить нашу прогулку на завтра? — спросил Каурский. — Вы полагаете, что отыщите этот фонтан? Я и при свете заблудился.
— Вам будто совсем неинтересно, Андрей Венедиктович?
— Мне очень интересно, Раиса Аркадьевна, — сказал Каурский, скрывая раздражение. — Что же, ведите.
Почти час, а по ощущениям Каурского часа три, они бродили по парку.
— Вот сейчас, за теми деревьями, — бормотала Раиса, крутя головой. Фонтана всё не было. — Вы же не сердитесь на меня, Андрей Венедиктович?
— Не сержусь, Раиса Аркадьевна. Но пора бы нам обратно.
Раиса уговаривала его пройти ещё немного, они ходили кругами, промочили ноги, но фонтан так и не нашли.
— А вы уверены, что его не снесли? — спросил Каурский.
— Теперь уже не уверена, — расстроенно ответила Раиса.
Не так она представляла себе ночную прогулку с Каурским. Она сразу придумала себе, что сильно ему понравилась, теперь же, глядя на его сердитое лицо, пожалела, что поторопилась. Со слов Михаила выходило, что Каурский спит и видит, как бы познакомиться с нею, а на самом деле он не спешит ни с восторгами, ни с признаниями.
Они выбрались на центральную аллею и молча дошли до ступеней.
— Спокойной ночи, — холодно попрощалась Раиса.
Каурский заметил перемену тона, но вида не подал.
— Доброй ночи, Раиса Аркадьевна, — он поцеловал ей руку.
Раиса взглянула на его лицо, кивнула, сдержав торжествующую улыбку, и ушла.
«Нет, определённо я ему нравлюсь, — думала она, когда улеглась в постель. — Но я должна вести себя с достоинством. Уж я себе цену знаю».
Её воображение рисовало идиллические картины будущего счастья. Влюблённый Каурский стоял перед ней на коленях и смотрел на неё с обожанием, а она снисходительно трепала его волосы, слушая сбивчивые признания.
Photo by Michael C on Unsplash
Автор публикации
