Графиня. Под маской

Виданова встала, сказав, что ей нужно отдать распоряжения, Ангелина попросилась идти с ней.
— Да вы дрожите! — сказала графиня.
Ангелина сама бы не объяснила, чем вызвана эта дрожь — вечерней свежестью ли, эмоциями или встревоженными мечтаниями.
Они поднялись по ступеням, лакеи распахнули перед ними двери в просторную залу, где всё уже было готово для танцев. Виданова набросила на плечи девушки шаль.
— Сюда мы вернёмся позже, — сказала ей графиня и велела устроителю танцев звать гостей.
Вдвоём они покинули залу через боковую дверь и направились по тёмным аллеям вглубь сада. Ангелина заметила огонёк свечи, затем другой, третий, которые указывали путь. Графиня попросила девушку остановиться и надела ей шёлковую полумаску. Они вышли к круглому озеру, освещённому факелами по берегу. На воде плавали деревянные подставки со свечами, самих подставок видно не было, и казалось, что огонь парит над водяной гладью. Здесь присутствовало около двадцати человек, все также были в масках.
В усадьбе грянул торжественный марш, возвещающий начало бала. И здесь совсем близко тоже зазвучала музыка: скрипки, арфа, фортепиано.
С первыми звуками Ангелину пригласил на танец господин в маске Арлекино, они вышли на помост, уходящий своими опорами в воду, и закружились под нежную мелодию. По его улыбке в оранжевых всполохах факелов она не могла не узнать в нём Леонида Турчина, и сердце забилось радостно.
Ангелина не чувствовала времени, по её ощущениям прошло несколько минут, и когда факелы начали гаснуть, а гости расходиться, на глазах выступили слёзы.
Графиня взяла её под руку.
— Бал продолжается, — сказала она утешительно на ступенях дома. — Сейчас будет светло, громко и многолюдно. Ничего не закончилось.
Только теперь Ангелина обратила внимание, что в петлицах некоторых мужчин были жёлтые ирисы, был такой цветок и у князя Турчина.
— Ирис — это символ? — догадалась она.
— Пока да. Но символы когда-то утрачивают свой тайный смысл, — улыбнулась Виданова и приколола к волосам Ангелины цветок. — После этого вальса все уберут цветы, и не останется никаких отличий.
Ангелина встала у открытого окна и принялась рассматривать тех, у кого были ирисы. Она насчитала восемнадцать человек, графиня была девятнадцатой.
Неподалёку от неё остановилась Наталья Даниловна Рученина, к которой подошёл Турчин. Ангелину они не заметили за колонной.
— Куда же вы внезапно исчезли, Леонид Фёдорович? — спросила Рученина. — Опять причуды Видановой? Странно, что меня она в этот раз не пригласила.
— Я по саду гулял, Наталья Даниловна, — ответил Леонид, целуя её руку. — Ночь сегодня дивная. Замечали, всегда, когда у графини бал, погода прекрасная?
— Мне не до погоды было, — перебила она его с обидой. — Места найти себе не могла.
— Успокойтесь, теперь я здесь и приглашаю вас на следующий после вальса танец.
— Почему не на вальс? — ревниво спросила Рученина.
— Потому что сюда идёт ваш супруг, — с улыбкой ответил Леонид. — Не хочу вас компрометировать.
Антон Львович Рученин, коротконогий и крепкий, как степная лошадь, кивнул князю и повернулся к жене.
— Ты желала меня немедля видеть, Натали? — спросил он. — Мне передали.
— Я? Вовсе нет. Впрочем… — Рученина растерялась.
А Леонид уже был в центре зала с Ангелиной. Мелодия была та, что звучала там, на озере, только в исполнении оркестра. После вальса он вытащил ирис из петлицы, и Ангелина, покраснев, попросила отдать его ей.
Подошёл лакей и сообщил, что Варвара Ильинична дожидается её в карете.
«Как же она не вовремя», — подумала Ангелина со вздохом, но в её голову даже мысли не пришло, что можно ослушаться.
Она разыскала графиню, чтобы поблагодарить её за вечер и попрощаться. Виданова вызвалась проводить её до кареты.
— Всё ли вам понравилось, Ангелина Михайловна? — спросила графиня по дороге.
— Да, но мне показалось странным, что вы позволяете приезжать людям, которые вас не очень…
— Любят? В каждом уезде, в каждом городе, поверьте, есть такая дама, которую всем обществом ненавидят, но к ней же и тянутся, — улыбнулась Софья. — Меня забавляет, что они боятся не появиться здесь. Все эти добропорядочные отцы семейства прибегут сюда и будут в глаза покорно смотреть, стоит мне лишь пальцами щёлкнуть, но они же и будут меж собой поливать моё имя грязью, придумывая пошлые подробности того, чего им никогда не светит. А мамаши и тётушки? Да они моего приёма ждут не меньше, чем приглашения на бал к царю, а у самих при виде меня лица сводит. А мне стыдиться нечего, в чём я грешна, о том я знаю, а больше никто.
— Но и друзей у вас много.
— Друзей у меня нет, и вам заводить не советую.
— Но я рассчитывала на ваше участие, — искренне сказала Ангелина.
— Вот участие и получите, в нём я никому не отказываю, — ответила Софья. — Главное ведь кому-то выговориться, а не слова в ответ услышать. Всё равно никто не поймёт вашей боли. Если бы я сама следовала собственным советам, то цены бы мне не было. Но отчего же разобраться в чужой жизни кажется нам проще, чем распорядиться собственной? Я принимаю по пятницам, приезжайте, если желание будет.
Варвара Ильинична уже дремала. Ангелина села рядом с ней, карета тронулась с места. Девушка оглянулась на дом со светящимися окнами, который было жаль покидать. Музыка стихла, лишь сверчки наполняли ночь и поле звуками.
Photo by 5598375 on Pixabay