Графиня. Предчувствие
Ангелина стала часто бывать у Видановой. Среди недели она навещала её днём, в пятницу вечером приезжала с тёткой, которая непременно хотела «бдить, как бы чего не вышло». По обыкновению после пары бокалов вина Варвара Ильинична начинала клевать носом, и смысл её присутствия терялся.
Ангелина была очарована графиней. Ей не хватало времени, проведённого с ней, но бывать у неё ещё чаще она не могла только лишь из опасения наскучить ей.
Они вышли в сад, Виданова взяла с собой книгу, но Ангелина знала, что читать она не станет, отвлечётся на разговоры, как это было не раз до этого. Калинина слушала графиню, и каждое слово казалось ей запретной патокой. Часто её речи шли вразрез со словами тётки и бывающих у них господ, но Ангелина была уверена, что права Виданова, в её словах она не могла сомневаться.
Они направились к беседке, окружённой цветущим шиповником. Гудение шмелей, сладкий розовый аромат, растворённый в воздухе, покой и безмятежность.
— Давайте останемся на траве? — предложила Ангелина и присела первая.
Виданова прилегла, подложив под голову книгу, посмотрела на небо, которое просвечивало сквозь листву.
— Как же мне нравится у вас, — сказала Ангелина. — Никакой суеты, будто мы с вами одни здесь. У нас тётка весь день распоряжается, крики, ругань. Вчера ревизию учинила — так не поверите, у неё огурцы в кадке посчитаны.
— Чем ей ещё заниматься? Со скуки не только огурцы считать начнёшь.
— И я хожу из стороны в сторону, ничем увлечься не получается, — вздохнула Ангелина. — Меня не отпускает томящее предчувствие чего-то хорошего, но откуда оно, к чему — понять не могу… А князь Турчин будет у вас в пятницу? — спросила она будто невзначай, на самом же деле только и ждала момента, чтобы задать этот вопрос.
— Он и среди недели бывает, — с небольшой заминкой ответила Виданова. — На ловца и зверь бежит.
На дальней аллее показался Леонид Турчин с Натальей Ручениной. Был слышен его смех и капризное «Скверный мальчишка!», сказанное Ручениной по-французски.
Ангелина встрепенулась и поднялась на ноги, нервно поправила оборки на платье.
— Вы позволяете им встречаться у вас?! — спросила Ангелина с непониманием. — Но ведь Наталья Даниловна замужем.
— И что? Поэтому она не может влюбиться в трогательного Лёнечку?
— Но это бесчестно, — воскликнула Ангелина. Она попыталась было подобрать слово помягче, но неприкрытая насмешка в глазах Софьи разозлила её.
— Зачем вы берётесь рассуждать о том, о чём не ведаете? Вы пытаетесь подражать чопорным неумным старухам, движимым завистью, а сами едва ли влюблены были.
Ангелина вспыхнула.
— Нормы морали для всех едины!
— А кто эти ваши нормы выдумал? Любовь естественна, она не нуждается в искусственных рамках, как и в одобрении светских сплетников.
— Вы это делаете, чтобы досадить Рученину, — вдруг догадалась Ангелина. — У вас с ним давняя тяжба, мне тётка говорила.
— Отчасти, — улыбнулась обворожительно Софья, — но не обольщайтесь, дитя моё. — Любовь — прекраснейшее чувство, и порой оно толкает на самые низменные поступки.
— Но как он мог? Разве… — «Разве может он любить Рученину, суматошную, с визгливым смехом, у которой четверо детей и муж?» — хотела она спросить.
Ангелина отвернулась, чтобы скрыть выступившие слёзы. Несколько танцев с князем и улыбок не давали ей права на эту сцену, но исправлять внезапный порыв было поздно.
— Не придумывайте людям несуществующих добродетелей, — сказала Виданова. — Тогда и разочарованы не будете.
Калинина развернулась и побежала к своей карете. «Грязь, какая грязь, — думала она, вытирая тыльной стороной ладони слёзы, застилающие глаза. — А ведь не зря Виданову не любят, и тётка меня предостерегала от общения с ней. Какая же я была глупая, что не слушала и защищала её. За открытой улыбкой князя стоит ложь, за честной репутацией Ручениной подлость, и всему этому графиня потворствует, прикрываясь красивыми словами о любви».
Она приехала в Лебяжку, молча прошла мимо тётки, что пыталась остановить её расспросами, закрылась в своей комнате и разрыдалась. Всё лучшее, чистое в ней было предано.
Photo by Werner Weisser on Pixabay
Автор публикации
