Разбойничья дочь. Что загадано
Как стало время ко Второму Спасу подходить, оживился Василий, глаза заблестели лихорадочно. Дни торопит, дождаться не может. Накануне собрался, встал до зари и в конюшню прошмыгнул.
Ольга Петровна не спала, тревожно на сердце материнском было. Увидала, как Василий за ворота выехал, побежала к Андрею.
— Андрюша, касатик мой, поезжай за братом, присмотри, как бы беды с ним не вышло, — в руки ему кошель с монетами сунула и котомку с припасами.
Андрей скоро собрался, у выезда из города уж брата догнал и ход сбавил, чтобы Василий его не заметил. На ночь у большого села остановились, а утром в него въехали.
По всему Зорину сладкий яблочный дух стелется, звонят колокола малиновые, народу на улице видимо-невидимо. Каждый в день Спас-Преображенья румяным спелым яблоком наделён будет, уже принесли плоды в храм для освящения, потом священник их раздавать станет, а кто слаб или болен, тот дома яблоки получит. Тянется к церкви народ, кто в туеске, кто в лохани, а кто и в подоле яблоки из сада несёт.
Через всю улицу раскинулась шумная ярмарка. Парни в цветных рубахах и девушки в льняных сарафанах хороводы водят, пестрит от них в глазах. Молодёжь желания загадывает с первым куском Спасова яблока: что ни загадаешь, всё исполниться должно.
Василий хороводы миновал, по ярмарочным рядам прошёл, нигде не задержался. Мечется, словно ищет кого-то.
Мелькнул на пригорке среди берёз зелёный летник, протёр глаза Василий, не блажится ли ему, и туда направился. Обвила Марья рукой стройную берёзку и улыбается, словно манит. Звенят переливчато длинные серёжки, играет ветер с зелёной лентой в её волосах.
— Не забыл, выходит? — спросила Марья, а глаза у самой озорные. Ждала она его, переживала, что не появится.
— Всё время о тебе думал, Мария Афанасьевна, — сказал Василий и взял её за руки. — Бояться начал, не привиделась ли от усталости.
— Ну и как? Настоящая?
— Настоящая, — улыбнулся Василий, в глаза её незабудковые глядя.
Марья протянула ему белое яблоко с розовым боком, Василий разломил его пополам.
— Что загадано — то надумано! Что надумано — то сбудется! Что сбудется — не минуется! — сказала она нараспев.
Откусили по кусочку яблока, загадали желания, да желания их об одном были.
— Прими и от меня подарок, Мария Афанасьевна, — сказал Василий и вытащил из-за пазухи платок. Развернул его, блеснул на солнце перстень с редким лазоревым яхонтом.
— Скажи прежде, как зовут тебя, — попросила Марья, смущённо глаза опуская. — По стати и одеянию вижу, что боярин ты… Не тебе, боярин, мне, лесной селянке, такие подарки дарить.
— Князь Загаринский я, Василием Фомичом зовут, — сказал Василий, на её ладонь перстень самоцветный опуская. — Мне не важно, кто ты есть, Мария Афанасьевна. Без тебя жизнь простыла.
— И я о тебе думала, князь, — призналась Марья. — Тяжко мне стало среди дубов вековых, воля пуще неволи сделалась.
— Выходи за меня, Мария Афанасьевна! — с жаром предложил Василий. — Сватов зашлю, всё честь по чести будет.
— Сватов в глушь лесную засылать, дружками медведи да лешие станут? — усмехнулась Марья. — Ох, князь, выброси ты эти глупости из головы, уезжай отсюда. Зря мы встретились, зря я сюда пришла.
Со стороны села крики послышались, выстрелы. Побледнела Марья, оглянулась к лесу, свистнула. Рванулся к ней конь вороной с серебряной гривой, бежит, ноздри раздуваются, глаза яростные. Взлетела Марья в седло, только её и видели.
Проскакали мимо Василия люди в красных рубахах, за ними лихая погоня, и стихло всё разом, будто гроза прошла. Снова колокольный звон поплыл, запели девушки песни.
Как незрячий двинулся Василий в село, чуть под повозку не угодил, да вовремя его крепкие руки одёрнули. Обернулся он, брата увидел.
— Зачем ты здесь, Андрей? — спросил Василий, с трудом слова подбирая.
— Матушка послала, за тебя, непутёвого, переживает.
— Нашла же об чём переживать, — вымолвил Василий. — Где мой конь? В догонку поеду!
— Подожди, братец, за кем гнаться-то вздумал? За разбойниками или за людьми царскими?
С переговорами и уговорами довёл Андрей брата до богатого дома, на крыльцо подняться помог. Хозяин из сеней вышел, в горницу пригласил.
Вошли братья. На скатерти золочёное блюдо с садовыми яблоками, пироги да закуски. Только их и ждали.
— Знакомься, брат, и в такой дали Загаринских знают, — сказал Андрей. — Давний друг это отца нашего, Владимир Юрьевич. Я его у церкви встретил.
Василий выпил кружку кваса, хоть лоб пылать перестал.
— Угощайтесь, гости любезные, — потчевал хозяин с радушием. — Тесен мир, вот и сынков Фомы Ивановича встретить довелось. Да ещё и в праздник, будто сам бог вас послал.
— А что, Владимир Юрьевич, разбойники у вас тут ошиваются? — спросил Андрей будто невзначай. — Шуму-то от них, пыль подняли, честной народ распугали.
— Всем село Зорино богато, и садами, и пашнями, и рыбою… Да и разбойнички есть, — засмеялся Владимир. — Местных они не обижают, потому и тихо было, пока царские стражники не наехали.
— Хорошо, если бы царские люди разбойников догнали, — сказал Андрей, пирог разламывая и к брату придвигая. — Девушка в изумрудном летнике на пригорке стояла, а как поднялась суета, её и след простыл. Уж не разбойники ли умыкнули? Братец выручать рвётся.
— Кого выручать? Ма… — Владимир закашлялся, постучал кулаком по груди. — Девушка ваша уже хороводы водит, небось. А разбойники лесом уйдут, не найти их, не выследить. Вы-то здесь какими судьбами, соколики?
— Ярмарку хотели посмотреть да матери яблок привезть, — ответил Андрей. — Знатные яблоки в Зорино, отец хвалил.
«А здоров брат языком чесать, — подумал Василий, на младшего князя поглядывая. — Так и заливается соловьём, и всё-то у него складно выходит».
Как ни упрашивал Владимир Юрьевич братьев у него денёк-другой погостить, ночку переночевать, те оставаться не стали. Велел хозяин отцу от него кланяться и яблок освящённых с собою дал. Тронулись они в обратный путь.
Photo by Nathan Hulsey on Unsplash