Возвращение. Задушевный разговор
Кристель едва притронулась к вину, в отличие от Кловиса, пьющего его как воду. Дважды в комнату вламывались развесёлые девицы, которых Кловис тут же выпроводил.
— Монсежар говорил, что женщины обожают тебя, — сказала Кристель, невольно любуясь им.
— Этот твой Монсежар чрезмерно болтлив, — сказал Кловис. — Тебе, надеюсь, известно, что он занимается неблаговидными делами?
— Как и ты, братец? Как и я, впрочем.
— Кристель, я дам тебе денег, много денег, ты будешь жить, ни в чём не нуждаясь. Я осыплю тебя золотом, Полярную звезду достану с неба и приколю её тебе на платье, но ты должна порвать с герцогом.
— Не будет Монсежара, будет кто-нибудь другой, — пожала она плечами. — Что бы ты ответил мне, если бы я позвала тебя поселиться в милом домике среди лавандовых полей? Мы бы развели овец, ты бы женился на дочери соседа-мельника, я бы вышла замуж за его сына?
— Я бы повесился на второе утро от скуки, сестрёнка. Но то, что не подходит мне, было бы хорошо для тебя. Подумай.
— Не о чем думать, Кловис. И вообще, я тебя нашла не для того, чтобы ты устраивал мою судьбу подобным образом.
— А для чего, родная?
— Ясно же для чего, — улыбнулась Кристель. — Где я найду такого сумасброда, который согласился бы отвезти бумаги посла?
— Расчётливая стерва, — рассмеялся Кловис и обнял её. — Пообещай мне, что хотя бы будешь осторожна.
— Я сама осторожность, братец. Но и ты пообещай мне то же самое. Я не переживу, если потеряю тебя ещё раз.
На следующее утро Кристель покинула Сен-Валери. Толпа пиратов во главе с Кловисом вышла проводить её на улицу, они махали ей руками и орали весёлую песню, но ей всё равно было грустно.
Она остановилась на склоне, с которого был виден город и маленькие корабли, стоящие на пристани, в последний раз оглянулась и вытерла непрошенные слёзы. Всего один день с Кловисом после трёхлетней разлуки, которая могла оказаться вечной, это так мало.
Ещё она скучала по Матису и, пожалуй, Лансу. Как хорошо им было в Париже втроём. Возвращение в Монтрезель было желанным, но вместе с тем обещало небогатую на события жизнь.
Путь до Парижа занял четыре дня, и Кристель вдруг поняла, что ей некомфортно путешествовать в одиночестве. Она успела привыкнуть, что кто-то есть рядом, что о ней заботятся, её оберегают.
Опустилась ночь, когда она свернула на дорогу, ведущую к новому поместью Монсежара. На фоне тёмно-синего неба появились очертания крыш, башен и обгоревших деревьев, в воздухе всё ещё ощущался запах гари.
Не доехав до ворот, Кристель остановилась и прислушалась. Тишина прервалась тревожным пощёлкиванием горихвостки. В те вечера, что Кристель провела здесь, горихвостки пели свои незамысловатые песни до глубокой ночи. Кристель развернула лошадь и снова остановила её.
«Это всего лишь птичка, — подумала Кристель и продолжила прежний путь ко входу. — Если всего бояться, то и впрямь лучше отправиться в далёкую деревню и жить с мельником».
За воротами, которые оказались открыты, никого не было. Кристель спешилась, сделала шагов двадцать к дому, услышала за спиной шум. Из ближайших кустов вышел человек.
— Доброй ночи, мадемуазель, — сказал он и взял поводья её лошади.
— Какого чёрта он разговаривает? — пробормотала Кристель и бросилась к воротам, но они уже были заперты.
— Птичка в клетке, — проговорил Фернан и поклонился ей, взмахнув своей шляпой. — Я несколько удивлён, сударыня, ведь вы следовали в Монтрезель, а оказались в предместье Парижа, но вместе с тем рад видеть вас снова. Вы молчите? Разве так приветствуют старых знакомых?
— Что вам нужно? — спросила Кристель, не ожидая ничего хорошего.
— Побеседовать, мадемуазель. Ночь темна, длинна и как нельзя более располагает к приятному задушевному разговору.
— А где герцог де Монсежар?
— Много вопросов, сударыня. Вы здесь для того, чтобы отвечать.
Её обыскали, забрали кинжал, связали за спиной руки и отвели в один из залов с коваными решётками на окнах. Фернан указал ей на стул у стены, сам сел в кресло и закинул ногу на ногу. Четверть часа прошла в молчании, ему надоело сидеть на одном месте, и он начал прохаживаться вокруг неё, насвистывая и напевая, поправлять ей волосы, справляться, не давят ли верёвки и всё ли ей нравится.
— Довольно, господин Фернан! — не выдержала Кристель. — Вы отвратительно поёте, и у меня закружилась голова от ваших хождений. Скажите наконец, что вам угодно.
— Я давно вам это сказал: вы ответите на несколько вопросов, а после отправитесь на все четыре стороны. Или, что тоже вероятно, в Бастилию. Всё зависит от вас, мадемуазель.
— Ну так спрашивайте, Фернан, спрашивайте, — нетерпеливо сказала Кристель.
— Увы, сударыня, — Фернан покачал головой. — У вас оказался могущественный покровитель, который выказал свои претензии моему господину после нашей с вами первой встречи. Мне запрещено задавать вам вопросы, в противном случае… — жёсткая рука Фернана оказалась на её горле, — я бы легко вытряс из тебя всё, что надо.
Он холодно улыбнулся и не смог сдержаться, чтобы не ударить Кристель затылком о стену. Удар был ощутимый, и Фернан небрежно похлопал её по щеке, чтобы она не потеряла сознание.
— Надеюсь, эта случайность останется между нами? — спросил он с ядовитой любезностью, склонившись к её лицу.
В коридоре послышались быстрые шаги, и Фернан заторопился к двери. В зал вошёл министр Берзье, и Кристель поняла, что всё ещё хуже, чем казалось сначала.
— По лицу вижу, что вы меня узнали и даже рады видеть, госпожа де Клеманси-Пренс, — усмехнулся Берзье.
— Если вы так разбираетесь в людях, то вам стоит уйти в отставку, господин министр.
— Фернан, оставь нас.
После ухода Фернана Берзье присел на край стола и посмотрел в окно. Кристель взглянула на его спокойное бледное лицо и отвела взгляд.
— Говорят, ты быстро поняла, что здесь засада. Почему не уехала?
— Решила, что перебрала с осторожностью.
— А я всегда доверяю своей интуиции, — сказал Берзье и уставился на неё в упор своими невыразительными глазами. — И вот сейчас моя интуиция говорит мне, что ты причастна к исчезновению архива лорда Ашера.
— Вы же не думаете, надеюсь, что я причастна ко всем неприятностям, связанным с любыми бумагами, интересующими вашу светлость?
— Я склоняюсь к этой мысли. Убедишь меня в обратном?
— Вы не похожи на человека, которого можно в чём-то переубедить, — мрачно заметила Кристель и вздохнула.
— В здравомыслии тебе не откажешь, — сказал министр. — Пьер знает, что ты в этом участвовала?
— Хитрый ход, господин министр, — улыбнулась Кристель. — Во-первых, я ни в чём таком не участвовала, во-вторых, господину де Байе неизвестно, что я вернулась в Париж. Но если бы вы сообщили ему…
— Нет, моя цыпочка, Пьер ничего не узнает. И чтобы ты понимала, речь идёт о государственной измене. Мой брат не должен быть впутан в это.
— Какие серьёзные обвинения, господин министр. Вы, вероятно, имеете весомые доказательства моей вины? Иначе можно подумать, что вы просто желаете отомстить мне за мелкую обиду. Помнится, мы не сошлись с вами во мнениях относительно одного документа, вернее, одной-единственной цифры.
— Хватит! — рявкнул Берзье и досадливо взмахнул рукой. — Мало кому удаётся вывести меня, но тебе удалось. Имей я весомые доказательства, тебя бы уже повесили. Но моя власть такова, что я могу вздёрнуть тебя и без доказательств.
— Но это произвол, ваша светлость, — сказала Кристель с самым ангельским видом.
— То, что сделано на благо королевства, произволом не считается.
— Тогда мне остаётся лишь уповать на господа нашего, — кротко сказала Кристель.
Министр заметил перемену в её тоне, но не знал, как её истолковать. Либо она и правда испугалась его угроз, либо что-то придумала. Он склонялся ко второму, но предпочёл бы первое.
— Облегчи душу признанием, и я отправлю тебя в любой монастырь, какой пожелаешь, — сказал он.
Кристель прикусила губу, чтобы не рассмеяться и опустила голову.
«С этим знатоком женских душ, пожалуй, надо без намёков, чтобы не быть превратно истолкованной и не очутиться ненароком в святой обители».
— Я не хочу в монастырь, ваша светлость, — сказала Кристель. — Но и мысль о том, что моё честное имя может быть запятнано этой гнусной интригой, меня огорчает безмерно. Как и вы, я желаю во всём разобраться. Кто именно обвиняет меня в краже бумаг? Лорд Ашер?
— Нет.
— Если англичанин не имеет ко мне претензий, почему их имеете вы?
— Это государственная тайна.
— Хорошо. У Ашера нет претензий, у вас есть тайна. Каким боком здесь я?
— Святые угодники! — вскричал Берзье и ударил кулаком по столу. — Вас видели у Ашера на приёме, после которого исчез архив.
— Смею заметить, что там была не только я.
— Да! Да, чёрт побери! Там были мои люди, которые… Фернан!
Незамедлительно вошёл Фернан.
— Доставь её ко мне, — сказал министр устало.
— Ну всё, козочка, переломают тебе ножки, а потом и шею свернут, — тихо сказал Фернан и подтолкнул её к выходу.
Photo by Ivana Cajina on Unsplash
Предыдущая часть: Кловис Девять жизней
Автор публикации
