Справедливость
Роман Иванович Синяков сидел в ресторане в своём кабинете. У его дверей маячили двое телохранителей с автоматами, на столе перед ним лежал заряженный пистолет. Тревожные мысли занимали его который день. Что-то творилось в городе, неподвластное ему, бесконтрольное, страшное.
«Часовню построю, — подумал он. — Прямо за рестораном, чтобы из окна видно было. Прорвёмся, с божьей помощью и не из такого выбирался».
Но чувствовал он, что на этот раз ему не выбраться.
Пришёл сын, Глеб, сел в кресло напротив.
— Пап, проблемки у меня, — сказал Глеб, не глядя на отца.
— Так решай сам! Привык, что за тобой подтирать кто-то должен, — сказал Синяков-старший с раздражением. — Только гадить умеешь.
— Кажется, Юдины с официанткой накосячили.
— Угу, аж два раза, — огрызнулся Роман Иванович и придвинул к себе телефон. — Водки в мой кабинет, — сказал он бармену.
Через пару минут вошла официантка с подносом.
— Ирочка? — удивлённо протянул Глеб.
Она подошла к нему, наклонилась так, что их лица сблизились. Глеб увидел совсем близко её лицо: голубоватое, безжизненное, с невидящими застывшими глазами и зияющей кровавой раной у виска. Он отпрянул и упал, перевернув лёгкое кресло. Её ледяная рука впилась в ухо Глеба и без труда подняла его на ноги.
Роман Иванович схватил пистолет. Ирина оскалилась, подтолкнула к нему сына, близкого к обмороку.
— И ты ствол возьми, — приказала она Глебу, который послушно вытащил пистолет из кармана пиджака. — Теперь поиграем. Два Синякова — это перебор, но один вполне может остаться. Даю вам две минуты, по истечению которых должен прозвучать хотя бы один выстрел. Если его не будет — убью обоих. А так есть шанс, глупо не воспользоваться.
Руки отца и сына с оружием против воли поднялись и упёрлись в лбы друг друга.
— Думайте, Роман Иванович, — сказала Ирина. — Вы пожили, мир повидали, теперь пусть и Глеб поживёт. Насладится сполна вашими деньгами, спустит всё до копейки, потому что тупенький он у вас, нет в нём деловой хватки, но хоть удовольствие получит. И ты, Глеб, думай. Из отца скоро песок посыпется, смысл ему оставаться? А ты продолжение его. Для тебя он всё под себя подминал, чтобы тебе тепло и сладко на этом свете было. Но в тебе смысла мало, отец и добро для города творит, о душе бессмертной думает. Ты же как плесень, растёшь и отравляешь всё, к чему прикасаешься. Ты ни дня не работал, нечестно остаться на всё готовое. Один кто-то должен принести себя в жертву, но и жертва не напрасная, благородная — вы люди родные.
***
Около часа ночи в «Чёрном лебеде» поднялась суматоха, съехалась половина отдела милиции. Егоров удивлён не был. Первым делом он спросил, где Ирина Никольская. Администратор, трясущийся от волнения, ответил, что он её два месяца не видел.
— Как же не видели, если совсем недавно по показаниям свидетелей она Юдиных обслуживала? — спросил он. — Это и в протоколе отражено.
Внятного ответа капитан не добился, махнул рукой и пошёл вместе со всеми смотреть записи с камеры наблюдения из кабинета.
Около полуночи приходила официантка, оставила поднос с бутылкой, закуской и стопками и сразу же вышла. Потом Глеб Синяков дёргаться начал, свалился с кресла. Он поднялся, и после этого они с отцом направили друг на друга оружие. Через пару минут одновременно раздалось два выстрела, и Синяковы упали с простреленными головами.
Капитан сел за столик, вытянул ноги и попросил кофе. Как всё просто оказалось.
— Допивай и поехали, — сказала Ирина, приближения которой он не заметил, задумавшись над кофейной гущей. — Что ты на меня смотришь? Бери ключи, заводи машину.
Проехали более ста километров в тишине. Ирина велела остановиться за рощей и взять лопату в багажнике. Откуда у него взялась лопата, он не спрашивал. Мамины пельмени — вот что было удивительно, а тут всего лишь инструмент. Метров двести он шёл за Ириной по рыхлому снегу.
— Здесь копай, — сказала Ирина. — Два метра восемнадцать сантиметров.
Он долго копал, не чувствуя усталости. Увидел тело, завёрнутое в пакет, поднялся наверх.
— Кто это?
— Ирина Викторовна Никольская, кто же ещё?
— А ты тогда кто?
— Справедливость. Жестокая и неотвратимая, — Ирина рассмеялась невесело, села на мерзлую землю, щёлкнула зажигалкой и прикурила.
— О, тут одна ещё есть. Тебе оставлю, — огонь на секунду осветил её лицо с чёрными бездонными глазами. Егоров потряс головой, пытаясь отогнать видение.
— Два месяца назад её отвезли к Синякову, который поразвлекался с ней так, что Юдиным пришлось прятать её тело, — сказала Ирина. — Расследовать тут нечего, наказывать некого, теперь ни одного причастного не осталось.
Они помолчали.
— Боишься меня? Не надо. Но всегда думай о том, что делаешь.
Егоров опёрся о лопату, положив подбородок на верхушку черенка. За дымом лицо Ирины расплывалось, становилось нерезким, и вся она будто таяла. Сквозь неё видны стали деревья. Егоров потёр глаза. Порыв ветра налетел на призрачный силуэт и рассеял его, смешав с утренним туманом.
Капитан поднял с земли пачку сигарет. Она и правда оставила последнюю для него.
Photo by Markus Distelrath on Pixabay
Предыдущая часть: Тяжёлый день
Автор публикации
Прочла с интересом. В справедливость сама мало верю, но была бы не против, если бы именно так она и действовала. А лучше бы ещё с опережением
Возможно, её и нет, но верить хочется. Спасибо за отзыв)