Возвращение. Ошибки
В комнате стало тепло, и Матис откинул одеяло. Голова Кристель лежала на его плече, он запустил руку в её до сих пор немного влажные волосы.
— Мне нравится, когда ты подо мной, — сказал он. — Мне нравится, когда ты лежишь рядом. И видеть тебя издалека, когда ты проходишь по залу и шепчешься о чём-то с вечно пасмурным Гуадинотом, тоже нравится. Говорят, что все рыжеволосые — ведьмы. А уж если ещё и зеленоглазая, так вообще пиши пропало. Признавайся, ты меня приворожила?
— Забавно… Рауль де Алезарн тоже ведьмой зовёт.
— Надеюсь, рядом с тобой он больше не окажется, — нахмурился Матис. — Боже, Кристель, была бы моя воля, я бы тебя выкрал отсюда, и ни один граф или герцог не посмел бы к тебе приблизиться.
— Мы и так здесь одни, — перебила его она.
— Почему ты боишься признаний, Кристель? — спросил Матис.
— Не хочу связывать словами ни себя, ни вас, герцог.
— Разве слова могут связать?
— Вероятно. Клятвы и обещания ко многому обязывают.
— И ты никогда не нарушала своих обещаний?
— Никогда, герцог.
— Деточка, — выдохнул Матис, — в каком святом месте ты жила?
— Наоборот, герцог, это было проклятое место.
— Расскажи мне о нём, — попросил Матис, целуя её плечо.
— Мне не хочется вспоминать. Из-за этого места и на мне навсегда будет тень проклятия. Я спать по ночам не могу.
— Но я же рядом, Кристель. Я не дам тебя никому в обиду, ни людям, ни призракам, — сказал Матис с нежностью. — Граф Ивэн твой отец?
Кристель дёрнулась от него в испуге, но он успел удержать её и подмял под себя, поцеловал приоткрытые губы.
— Спокойно, деточка. Я никому об этом не скажу, слышишь? Мне не важно, кто он и что там произошло. Я тебя люблю.
По щекам Кристель потекли слёзы, Матис обнял её, прижал к себе.
— Прости, я не должен был говорить, что догадался?
— Я не знаю, Матис. И не знаю, что мне теперь делать.
— Спать спокойно, Кристель.
— Когда ты понял?
— Не сразу, деточка. Зря ты мне не сказала там. Ты показала, где находились нападающие, показала, где была Аннабель, когда у неё сломалась шпага, и я представил этот момент. Именно тогда тебя ранили, шпага сломалась под ударом противника, и его клинок обрушился на незащищённую руку, направление удара и давность шрамов на коже говорят об этом.
— Это была моя ошибка, — слабо улыбнулась Кристель. — Но я не могла не поехать. Меня тянет туда, я боюсь того места, но всё равно тянет.
— Все совершают ошибки, а ты слишком строга к себе. Что ты могла сделать? Помешать братьям? Вряд ли. Не остановить, не предотвратить, не исправить.
— Я могла умереть. Так было бы справедливо.
— Не говори так, деточка моя. Ты больше не одна. Аннабель — твоё настоящее имя?
— Нет. Кристель. Я его оставила. Один умный человек сказал, что хоть что-то у меня должно остаться.
— Разумно. А теперь мы будем спать, потому что поздно, и ты устала. Закрывай глазки.
Кристель послушно закрыла глаза, но ей не спалось. Матис уже третий человек, который знает о том, кто она. Страшно доверять ему, нет, не именно ему, а само это чувство не внушает ей оптимизма. Но она ни за что бы не променяла эту ночь на любую из тех, что были до встречи с ним. Пусть всё было спокойнее и проще, но теперь она и правда не одна. Кристель поцеловала руку, которой герцог обнимал её, и прижалась к нему всем телом.
***
Утром Кристель отправилась к епископу Дорбьену, которого до этого видела лишь издалека. Этьен поселил его в гостевом доме, расположенном посередине между городом и замком. Она не была уверена, примет ли он её, а потому ожидала в тёмной приёмной без особой надежды. Спустя четверть часа слуга проводил её к епископу.
Кристель вошла в его кабинет, оформленный в тёмно-красных тонах. Дорбьен сидел за столом, но поднялся и вышел ей навстречу.
— Наконец-то я вас вижу своими глазами, мадемуазель Кристель, — сказал он приятным грудным голосом.
— Наконец-то, епископ? Вы меня ждали? — спросила она с поклоном.
— Конечно, дитя моё. От отца Белла я слышал о вас много хорошего.
— Я тоже многое слышала о вас, епископ, но, увы, больше плохое, — она посмотрела в его незамутнённые глаза. — Недавно я вернулась из поездки. Графиня Лоран сетует, что вы пропали.
— Вы были в дорогих моему сердцу местах, Кристель? — улыбнулся Дорбьен. — Меня вынудили покинуть этот дивный край.
— Почему, епископ?
— Обстоятельства, мадемуазель, — он развёл руками, блеснули его перстни.
— Смерть Моник вы называете обстоятельствами?
— Вы ничего не перепутали, дитя моё? — спросил Дорбьен, выходя из равновесия. — Вы допрашиваете меня? Как вообще вы смеете говорить со мной о подобном?!
— Вы приехали сюда, а не я к вам, епископ. Вам не нравятся мои вопросы, мне не нравитесь вы. Не буду ходить вокруг да около: я испытываю к вам необъяснимую неприязнь, но я привыкла доверять своей интуиции.
— Разве я причинил вам боль, дитя моё? — спросил он и навис над Кристель, сжав её плечи так, что побелели его пальцы.
— Нет, епископ, — Кристель попыталась вырваться, но он усилил хватку, не позволяя ей подняться.
— Мы должны всё выяснить раз и навсегда, маленькая дрянь, — прошипел он ей на ухо. — Окажешься на моём пути — пожалеешь. Белл дряхлый старик и растерял остатки разума, его приход превратился в рассадник похоти и грехов. Я пришёл сюда с именем бога на устах, ты говоришь мне о каких-то сплетнях. Моник была развратной девкой, а я пытался спасти её душу.
— Тогда позвольте и мне быть откровенной, епископ, — сказала Кристель. — Вы не будете главой церкви Монтрезеля, пока я здесь.
— Это решать не вам, Кристель, а герцогам, — сказал он прежним ровным голосом, отходя от неё.
— У меня есть бумаги с описаниями ваших благодеяний, епископ. Догадайтесь, какое решение примут герцоги, когда ознакомятся с ними.
— Не пытайтесь мне угрожать, дитя моё, — с издёвкой проговорил Дорбьен. — Я не боюсь никаких бумаг, они лживы с первой до последней буквы, но богу известна правда.
— Тогда и впрямь вам нечего опасаться, епископ. На самом деле никто из нас не безгрешен. И ваши деяния на вашей совести. Всё, что я хочу — это защитить пастора Белла. Он прекрасный человек с чистой душой.
— Вы маленькая запутавшаяся девочка, Кристель, — мягко сказал Дорбьен и погладил её по волосам, чего она совершенно не ожидала. — Я тоже считаю Белла весьма достойным человеком. Пусть я нелестно высказался о нём, не справившись с эмоциями от ваших заявлений, ведь я живой человек, но клянусь вам — я желаю помочь Беллу как брату по вере, это мой долг. Вы верите одним людям и не верите мне, совершенно не зная ни их, ни меня, но я не сержусь на вас, дитя моё. Белл вас ценит. И этого мне достаточно.
Кристель вышла от епископа в растерянности. Она угрожала ему, а он ей, и это было понятно, но почему-то в один момент всё изменилось. Переход от злого шёпота до мягкого участия в голосе, от жёстких пальцев, впивающихся в кожу, до бережного касания волос — и всё это за несколько минут и без особых на то причин.
Дорбьен прибыл в замок Денебуа, чтобы побеседовать с Этьеном. Он начал издалека, чтобы прощупать почву, и понял, что ни о каких бумагах младший герцог не знает. Либо девчонка всё придумала, либо пойдёт сразу к Лансу, минуя Этьена. В залу заглянула маркиза, она хотела тотчас закрыть дверь, но Дорбьен сделал приглашающий жест, чтобы она присоединилась.
— Прошу, епископ, благословите меня, — произнесла Марси, склонив перед ним голову.
— В вашем лице я вижу пример для подражания, — сказал епископ, исполнив её просьбу. — И тем больнее сознавать, что подобных вам нет в герцогстве.
— Надеюсь, когда появится новый храм, всё изменится, — сказала Марси и села рядом с Этьеном. Тот улыбнулся ей и расправил плечи.
— Храм может и не появиться, маркиза, — отрешённо покачал головой Дорбьен. — Сегодня утром ко мне заявилась некая Кристель…
— С какой целью? — спросила маркиза с оживлением, которое не мог не заметить епископ.
— Я не понял, маркиза, как не понял и того, кто за ней стоит. Но говорила она очень уверенно.
— Пока за ней только Гуадинот, но лесная нимфа подбирается к герцогу Лансу, — сказала Марси.
— Ланс одобрил строительство храма, — сказал Этьен. — Это уже решено. Я бы не придавал на вашем месте большого значения визиту девушки.
Дорбьен и Марси переглянулись.
— Этьен, ты слишком добр, милый, — сказала Марси. — Ты не хочешь замечать, что люди Ланса начали игру против тебя.
— Разве я кому-то мешаю?
— Ты мешаешь Лансу, — сказала Марси со вздохом.
— Я сейчас же поговорю с братом, — сказал Этьен и вышел.
Дорбьен улыбнулся Марси.
— Герцогу Этьену повезло с вами, маркиза, — сказал он.
— Благодарю вас, епископ. Пока Этьена нет, не назовёте ли вы мне, зачем на самом деле к вам приходила Кристель? Я не верю, что она заблудилась и попала к вам случайно.
— Не буду лукавить, маркиза, вы правы. Ей не по нраву мой приезд и планы. И она может очернить меня в глазах герцогов, если кто-нибудь из благочестивых персон не вмешается.
— Я бы вмешалась с удовольствием, епископ, но прежде… Я хочу быть уверена в вашей лояльности к Этьену и в том, что в случае необходимости вы примете его сторону.
— В этом можете не сомневаться, маркиза, — заверил её Дорбьен. — Я искренне считаю, что Этьен распорядится герцогством разумнее, чем Ланс. Кристель говорила о каких-то бумагах, якобы порочащих меня…
— Вероятно, они появились после её поездки, — сказала Марси. — Я позабочусь о том, чтобы они исчезли, святой отец.
Photo by Wojciech Kaczkowski on Pixabay
Автор публикации
