Возвращение. Не всё то золото
Матис с опаской оглянулся на комнату Белинды и взял Кристель за руку.
— Спасибо, сестрёнка, — сказал он, пожав её пальцы. — Не догадывался, что разговоры о душе и совести способны умерить пыл даже такой разгорячённой мадам. В какой-то момент мне стало её жаль, но я не знал, как это прекратить.
— А зачем начал?
— Так получилось.
— Будьте осторожнее, герцог. Однажды, когда меня не будет рядом, какая-то из кузин возьмёт вас в оборот, а вы не сможете вырваться из её цепких объятий, — сказала Кристель.
— Но ты же появишься, чтобы спасти меня?
— Я не знаю, — устало ответила Кристель и заметила де Монсежара, развалившегося в кресле с бокалом вина среди мраморных скульптур. — Иди, Матис, я догоню.
Она подошла к де Монсежару и отдала ему письмо, которое выпало из-за корсета Белинды. Он поймал руку Кристель и поцеловал её.
— Какие ловкие пальчики, — сказал он с довольной улыбкой. — Я знал, что ты легко это сделаешь. Не хочешь ли ты задержаться в Версале, птичка? Я мог бы замолвить за тебя словечко.
— Не хочу, герцог. И вы ошибаетесь насчёт лёгкости. На душе тяжесть.
— Вздор! — вскричал де Монсежар. — Не забивай голову подобными мыслями. Представь, что эта тяжесть — золото. И чем тяжелее на сердце, тем его больше.
— Я не настолько люблю золото, как вы, монсеньор.
— А хочешь прочитать это письмо вместе со мной?
Кристель покачала головой и покинула его спешно, хотя ей казалось, что ещё пара шагов и она свалится от усталости и нахлынувшего бессилия. Откуда взялось это неуютное чувство? Она привыкла делать то, что просили, не думая о морали. Она умеет делать то, что взбрело ей в голову, и не мучиться от угрызений совести. Смерть Белла словно развязала ей руки: она больше не должна притворяться хорошей. Даже Белл сказал, что Бога нет, так кого ей бояться?
Кристель завернула за угол и заметила силуэт, отделившийся от стены при её появлении.
— Отчего-то я надеялся, что встречу вас здесь, — сказал лорд Ашер.
— Вы что-то перепутали, милорд. Я другая. Те полуночные слова должны быть предназначены не мне.
— Все мы другие, — с печальной улыбкой сказал Ашер. — Осколки желаемого, слёзы нерождённого, мы грёзы наших непрощённых обид. Само несовершенство.
— Напрасно вы ожидаете от меня умных слов в ответ.
— Сотни слов, из которых можно собрать миллионы предложений, смыслов, нюансов. Их хватит на тысячу наших жизней… Разве нужны слова там, где достаточно взгляда? Я влюбился в вас сразу, Кристель.
— Но милорд…
Ашер приблизился к ней.
— Мне бог много дал, и я обязан вернуть. Но я был обделен любовью, лаской, нежностью, а жизнь прошла. Мечтаю уехать на остров с маяком. Видимость пользы, видимость одиночества. Вы бы навестили меня на этом острове, Кристель?
— Возможно, милорд, — осторожно сказала Кристель.
— Но вряд ли мне дадут просто так исчезнуть. Казалось бы, что может быть проще? Но я знаю слишком много, я хочу умереть. Мне ужасно плохо, но я не умею плакать.
Кристель погладила его по плечу, заглянула в глаза.
— Человек умирает, когда больше не может жить. Это заметно, это чувствуется и понимается как неотвратимое… А вы устали, милорд, только устали. Это пройдёт. У вас самая интересная жизнь, какую можно представить.
— Так получилось, что вы одна, кто может меня понять. Забудьте про смерть, Кристель, про всё на неё похожее. Я как бы был там… Не хуже, чем здесь, — он ненадолго замолчал, прижимая Кристель к себе. — Через две недели я должен покинуть Францию, накануне отъезда у меня будет приём. Я бы хотел увидеть вас там.
Невдалеке от них что-то упало, звякнуло, будто покатилась монета, кто-то чертыхнулся.
— Нигде нельзя уединиться, — меланхолично сказал Ашер. — Остров, только пустынный остров. Спокойной ночи, любовь моя, — он поцеловал руку Кристель и скрылся в темноте.
Кристель пошла в ту сторону, откуда донёсся звук, и нашла на полу золотую монету. Сразу вспомнился герцог де Монсежар с его золотом.
Photo by William Duggan on Unsplash
Предыдущая часть: Посол и английская роза