Возвращение. Мечта
Весь следующий день Ланс и Матис провели в своих покоях и почти не покидали постелей.
Ланс был слаб. Ему мерещились кровавые сражения, стоило закрыть глаза, а в ушах стоял оглушительный звон оружия. Он яростно дрался с придуманными врагами и получал от этого удовольствие. Приятно было наносить удар за ударом и выходить из каждого поединка победителем, но пока это происходило только в его фантазии. Ланс вспоминал небрежное движение Кристель, которым она откинула шпагу проигравшего, и улыбку на её губах, и после прикосновения её рук к своим волосам. От этого всего голова шла кругом. Он заставлял себя думать о Зефирайн, и она представала перед его глазами заплаканная и обиженная.
От этих мыслей его отвлекла Кристель, которая зашла к нему в сопровождении де Байе. Ланс поймал на себе его насмешливый взгляд, ему стало неловко. Не насмешливости он боялся, а того, что Кристель может это заметить. Под диктовку де Байе Ланс написал письмо королю Франции, Кристель подала ему конверт и печать. Ланс оценил умение де Байе. Письмо вышло немногословным, точным, в меру учтивым, но не лишённым достоинства. Сам бы он не смог сочинить столь изящно.
Матис мучился от похмелья. Он запретил открывать ставни и лежал, накрыв голову подушкой. Услышав шаги, он чуть сдвинул её и разлепил один глаз.
— Деточка, — сказал он, заметив Кристель и протянув к ней руку, — ты явилась, чтобы облегчить мои страдания?
— О чём вы, дорогой герцог? Кристель может их лишь усугубить, — громогласно сказал де Байе, которого он не сразу заметил. Матис поморщился. Не обязательно так орать. — Я же принёс вам вина. Мой лекарь говорит…
— Ах, боже мой! Господин де Байе, я не хочу больше ничего слышать о вашем лекаре. Мне кажется, что это самый ненавистный мне человек, — со стоном проговорил Матис.
Кристель присела рядом с Матисом, откинула с его лба русую прядь.
— Пусть это послужит вам уроком, герцог, — сказала она. — И на будущее, знайте, что пить с господином де Байе чревато. Однажды один недалёкий и весьма самонадеянный дворянин вздумал держать пари с де Байе, кто из них больше выпьет, и скончался в процессе возлияния, а господин де Байе пил за его душу ещё двое суток.
— Но я тогда был моложе, — со вздохом сказал де Байе и подмигнул Матису.
К большому огорчению Матиса де Байе увёл Кристель, а ему бы хотелось побыть с ней. Но хотя бы из-за вчерашнего, которое он помнил лишь смутно, она не сердилась, что не могло его не радовать.
Де Байе распорядился отвезти письмо Ланса в Версаль и велел подготовить карету. Матис услышал снизу со двора голос де Байе, который торопил Кристель, и подскочил к окну, забыв про головную боль. Пьер был одет в чёрное, одежда не скрывала недостатков его фигуры: чуть ссутуленных плеч, заметного живота, полных бёдер, но это его почему-то не портило. Матис подумал, что на его фоне потерялись бы и Ланс, и он сам. Вышла Кристель, и де Байе важно шагнул к ней, что-то выговаривая и размашисто жестикулируя. Хотел бы он знать, куда они собрались, но ещё сильнее бы хотел, чтобы де Байе не приближался к Кристель.
Карета остановилась у дома, из распахнутых окон которого доносилась визгливая ругань и чьи-то робкие оправдания за испорченный шёлк. Господин с красным от злости лицом взглянул в окно, всплеснул руками и исчез. Через мгновение, оказавшись на ступенях, он чудесным образом преобразился: его лицо выглядело почтительным и приветливым, а голос приобрёл бархатистое звучание.
— Почтеннейший господин де Байе! — сказал он с низким поклоном и указал рукой на открытую дверь. — Я счастлив, что вы почтили меня своим присутствием. А кто эта прелестная мадемуазель? Входите же, входите!
— Спокойнее, Клод, — сказал де Байе. — Вы излишне суетитесь.
— Но как же я могу? Ваш визит честь для меня.
Они вошли в просторную мастерскую, где работали более тридцати портных. Готовая для примерки одежда выглядела изысканно, что оценила даже неискушённая в моде Кристель. Клод провёл их вглубь дома, в комнату со множеством зеркал. Де Байе сразу уселся на диван, бесшумно появившийся слуга подал ему бокал белого вина.
— Клод, я хочу, чтобы ты сшил платье для этой девушки, — сказал он. — И чтобы это платье было достойно королевы и Кристель. Постарайся как следует, в деньгах никаких ограничений.
— Зачем, Пьер? — спросила Кристель.
— Затем, дорогая, что тебя ждёт Версаль. Раздевайся.
Принесли ткани, которые Клод поочередно прикладывал к Кристель, вопросительно глядя на де Байе. Тому долго ничего не нравилось, и Кристель устала и замёрзла.
— Ну хорошо, — наконец сказал он. — Пусть будет тот лазурно-синий, который ты показывал вначале… Он близок к королевскому синему.
После снятия мерок де Байе собственноручно затянул корсет Кристель и поцеловал её в плечо, на что она хмыкнула неопределённо.
Где Пьер был со своим вниманием два года назад? Сейчас ей от него ничего не нужно. Но ей нравилось поддразнивать его, отвечать на вопросы томным голосом, касаться его груди, будто стряхивая пылинку, задерживать взгляд на лице и медленно облизывать губы, зная, что он смотрит. «Всё это ерунда, — думала Кристель. — Подумаешь, взгляды, подумаешь, плечом задела». И всё-таки ей несомненно нравилась реакция де Байе. Но и он кое-что понимал, а потому время от времени звал её «милашкой», выводя из себя, или принимался рассказывать о славной мадам де Как-Её-Там, которая ждёт его на ужин.
Карета неспешно катила по городу, отдаляясь от центра. Дома становились всё ниже, а улицы уже.
— Ты задумывалась когда-нибудь, кем бы ты была, Кристель, если бы не было той ночи и всё сложилось иначе? — спросил де Байе. — Вышла бы замуж за соседа-виконта? Или отдалась бы ему на краю луга среди алых маков, опорочив честь семьи, и оказалась бы вздёрнутой на иве собственными братцами? Или удалилась бы в тихий монастырь, чтобы молиться обо всех нас, грешниках? И все твои таланты пропали бы даром.
— А какие у меня таланты?
— Доводить меня, например, — улыбнулся Пьер. — Поверь, мало кому это удаётся.
— Никто не знает, что было бы. Мне кажется, что и судьба этого не знает. Она выстраивается по камушку, превращаясь либо в устойчивую лестницу, либо в рассыпанную груду, на которой можно сломать шею. И каждое решение способно её изменить.
— А решения ты принимаешь быстро… Я хочу познакомить тебя с одной женщиной, Кристель. Когда-то она подавала неплохие надежды, а потом… как ты это назвала… её лестница в лучшую жизнь рассыпалась в прах.
Карета остановилась. Далее улица сужалась настолько, что проехать было невозможно.
Де Байе пошёл вперёд, захватив с собой тяжёлую трость из красного дерева, Кристель за ним. Бедность сквозила здесь из-под каждой двери, ею веяло от редких измученных людей, попадающихся по пути, она была растворена в воздухе. Трясущийся старик, сидящий в пыли, протянул к Кристель искорёженную болезнью руку, и она имела неосторожность опустить монету ему на ладонь. С противоположной стороны к нему подбежали трое оборванцев, отобрали монету, а потом передрались между собой. Старик остался лежать на земле, содрогаясь в беззвучных рыданиях.
Кристель хотела вернуться к нему, но де Байе удержал её.
— Не стоит, Кристель. Их много, всем не поможешь.
Женщина, сидящая на крыльце на самом солнцепёке и кажущаяся безумной, неотрывно наблюдала за Кристель и Пьером и вдруг разразилась каркающим хохотом, повалившись на колени:
— Падите ниц перед любовницей короля! — закричала она, пытаясь схватить Кристель за подол и поцеловать ткань. — Падите ниц!
— Убирайся! — приказал де Байе и взглянул на женщину, нахмурив брови. Этого взгляда хватило, чтобы женщина перестала кричать и тянуть руки. Она всё так же стояла на коленях, смотря им вслед, и бормотала под нос: «Падите ниц, идёт любовница короля».
Пьер остановился около низкой двери, к которой вели три выщербленные ступеньки, и отворил её ногой. В нос ударил запах кислого и затхлого. Глаза Кристель привыкли к полумраку, и она увидела женщину, дремлющую в углу, с младенцем на руках, который жадно присосался к её груди. У её ног копошились двое детей постарше.
Женщина открыла глаза, заметила де Байе и смутилась. Она опустила младенца в корзину и поднялась, нервно вытирая руки о замызганный передник. Из-под её серого чепца торчали грязные спутанные волосы, которые она попыталась пригладить рукой.
— Не знал, что ты родила ещё одного ребёнка, Николь, — сказал Пьер.
— Четыре месяца назад, господин де Байе, — ответила она, отводя глаза.
— Расскажи этой девушке свою историю, Николь. Я заплачу, — Пьер положил деньги рядом с котелком с остатками пригоревшего варева и вышел.
— Я не знаю, госпожа, что вам интересно, — сказала Николь, часто хлопая глазами. — Я родилась в семье дворянина, у нас был дом и земли, которые приносили небольшой доход. В шестнадцать лет меня выдали замуж за одного господина, которого я не любила, но мой отец остро нуждался в деньгах и рассчитывал тем самым поправить своё положение. После венчания оказалось, что и супруг женился на мне с той же целью. Отец и муж принялись выяснять отношения, обвиняя друг друга в корысти и обмане, дело закончилось оскорблениями, в ход пошли шпаги. Отец был заколот на месте, а супруг скончался от ран через три дня… Очень скоро появились кредиторы, которые лишили меня всего имущества. И в этот ужасный момент я встретила господина де Байе. Он был добр ко мне. И если вы пришли с ним, то, вероятно, знаете, чем он занимается?
Кристель кивнула.
— Первое время мне это нравилось. Это было игрой: проследить, узнать, очаровать. Интриги, деньги и приключения — разве это не мечта? Но в один прекрасный день мне надоело. Я сказала ему, что отхожу от дел. Что мы занимаемся плохими вещами, что мне нужна семья и чистая совесть.
— И он отпустил вас?
— Да. Но прежде дал день на раздумья. Он сказал: «Послушай, милашка, совесть — это прекрасно, но, увы, в нашем мире она не стоит ни гроша, а пути назад не будет. Ты не делаешь ничего предосудительного, ты не грабишь людей на больших дорогах, не продаёшь своё тело, не обманываешь монахинь. Во все времена политика вела беспощадную игру, но ты можешь выбирать сторону и противника. При этом правил нет, но всё честно и бесчестно одновременно». Я выбрала счастье и спокойствие.
— Сейчас вы счастливы и спокойны?
Лицо Николь болезненно скривилось, глаза наполнились слезами.
— Я очень несчастна, госпожа, очень. Но теперь ничего не изменить. Я представляла свою жизнь иначе, но представления о жизни и сама жизнь — это разные вещи. Думала, что стану чище, а вынуждена жить в грязи… — Николь зарыдала.
Кристель не решилась утешить её и спешно покинула комнату.
Де Байе чертил что-то концом трости в дорожной пыли. Он поднял голову и улыбнулся Кристель, зачеркнув рисунок.
— Я должна была что-то понять из истории Николь? — спросила Кристель, когда они сели в карету.
— Непременно. Но ты бестолковая, моя дорогая, а потому я скажу сам: тебе выпал шанс провести жизнь нескучно. Не уподобляйся Николь, не меняй алмаз на горсть шелухи от тыквенных семечек.
Photo by Collins Lesulie on Unsplash
Автор публикации
