Возвращение. Король
Король Луис I лежал в полумраке своей спальни и наслаждался тишиной. До полудня тревожить его было запрещено, пусть хоть война начнётся, но он отсюда не выйдет. Мысли были ленивые, ускользающие. Он думал о том, что на обед с удовольствием съел бы тушёного с розмарином кролика, что надо запретить Мэделин пользоваться духами, потому что ему надоели жалобы супруги на головную боль от них, что совет министров можно отменить на этой неделе, да и на следующей тоже, и не заметил, как провалился в сон.
Из-за дальних дверей доносилось шарканье множества ног по паркету и монотонный гул — это придворные собирались, чтобы приветствовать своего короля. Луис открыл глаза и потянулся.
Он оделся сам, сел на постели и позвонил в колокольчик. После того, как король закончил утренний туалет, двери открыли, и придворные шумной толпой устремились к спальне. Некоторые, особо прыткие, расталкивали остальных локтями, чтобы переступить порог монаршей спальни в ряду первых.
«Словно стадо гусей», — подумал Луис.
Он еле дождался, когда с формальностями будет покончено, и небрежно махнул рукой в сторону выхода.
В спальне остались Мэделин и министр Франсуа де Берзье.
Мэделин открыла окно и встала на сквозняке, обхватив себя руками. Берзье покосился на Мэделин, заранее зная, что та сама не выйдет, а король не попросит её это сделать. Луис залюбовался мягкими очертаниями фигуры своей фаворитки, её изящным поворотом головы, круглыми локтями и ниспадающими на спину каштановыми локонами. Министр являл собой полную её противоположность: он весь состоял будто бы из острых углов и изломов. Его колючие глаза мрачно смотрели на мир из-под густых бровей, а жёсткий изгиб рта застыл в однобокой усмешке, из-за чего на щеке образовалась морщина.
— Ваше величество, два дня назад было получено письмо от герцога Денебуа, — невыразительно сказал министр.
Он был чрезвычайно скуп на эмоции и разговор строил так, что собеседнику приходилось всё время задавать вопросы, чтобы что-то узнать.
— Кто этот герцог и чего ему надо? — спросил Луис.
— В своём письме он утверждает, что является вашим дальним родственником. Он явился в Париж и ожидает, что вы его примете.
— Родственник? У меня и без этого герцога родственников не счесть. Если я буду принимать всякого, кто это утверждает, то состарюсь прежде, чем их поток прекратится. Он имеет конкретную цель?
— Ему нужна ваша подпись на документе, по которому сто лет назад тогдашний король Франции обещал его герцогству свободу и независимость, если он явится в указанный срок. Срок подходит к концу через десять дней, ваше величество.
— Господин де Берзье, вы бредите? — спросил Луис. — Кто обещал, тот пусть и подписывает. При чём здесь я?
— Оставить его письмо без внимания?
— Разумеется, Франсуа!
Берзье поклонился и вышел.
Мэделин подошла к Луису, положила ладони на его плечи, посмотрела в глаза. Его окутало сладким ароматом её цветочных духов.
— Как вам спалось, солнце моё? — спросила она.
— Одиноко без тебя, — сказал король. — Приходи сегодня ко мне.
— Нет, ваше величество, — покачала головой Мэделин. — Я устала от сплетен за спиной, от злых взглядов фавориток королевы и их интриг. Я готова держаться вдалеке от вас, если это заткнёт их рты.
По лицу Луиса пробежала тень недовольства. Вот уже несколько дней как Мэделин ударилась в праведность. Интриги её огорчают, видите ли… Да она только ради них и живёт!
— Ты совсем обо мне не думаешь, — сказал Луис. — Что же, Мэделин, поступай как знаешь.
Король вышел прежде, чем она успела ему ответить. Он привык, что последнее слово остаётся за ним.
Мэделин дождалась, когда его шаги затихнут, и только после этого покинула королевскую спальню. Клэр, её камеристка, ожидающая маркизу у входа, последовала за ней.
Во время завтрака, а по факту обеда, королю доложили, что его супруга желает присоединиться к нему. Луис отодвинул блюдо, вздохнул и подпёр щёку рукой. Аппетит был испорчен.
Тяжёлую поступь Элизабет он узнал сразу. Можно было подумать, что это торопится с важным донесением бравый гвардеец, но в залу вошла женщина двадцати шести лет в платье болотно-зелёного цвета с высоким воротником, который придавал её лицу нездоровый оливковый оттенок.
— Вы нахмурены потому, что слишком рады меня видеть, ваше величество? — спросила Элизабет.
— Можете считать, что мне приходится хмуриться, чтобы не ослепнуть от вашей красоты.
— Подозреваю, что вы говорите то же самое маркизе Намюр.
— Ошибаетесь, мадам. Я не повторяюсь в комплиментах. Вам что-то угодно или…
— Мне нужны деньги, — сказала Элизабет.
— Позвольте, мадам, но сегодня только пятое число. Разве вы уже потратили сумму, определённую вам на месяц?
— На месяц, Луис?! — вышла из себя Элизабет. — Той жалкой подачки, которой вы желаете от меня откупиться, не хватает и на день! Я королева, но вынуждена экономить как последняя служанка.
— Вы слишком расточительны, сударыня, — сказал Луис. — Я попрошу министра финансов преподать вам основы экономической науки.
Элизабет холодно улыбнулась.
— Не стоит беспокоиться, ваше величество, из-за вашей скупости в умении экономить мне нет равных, — сказала она и вышла.
В центральной гостиной, куда направилась Элизабет, в той её части, где стояли диваны, обитые красной с золотой бахромой тканью, царило оживление. Фаворитки королевы обсуждали предстоящий бал. Элизабет посмотрела в противоположную сторону, где полукругом стояли синие с серебряным шитьём диваны. Там обычно собирались дамы, близкие маркизе де Намюр, но сегодня синяя зона пустовала.
— А что маркиза, совсем сюда глаз не кажет? — спросила Элизабет как можно безразличнее.
— Я видела её у центрального фонтана, ваше величество. Граф де Сансер читал ей поэму, — ответила одна из фрейлин.
— Все мы знаем, что поэма — это только предлог, — с презрением сказала Белинда, кузина Элизабет, приехавшая с ней из Англии.
Разговор переключился с бала на маркизу, и каждая посчитала своим долгом сообщить что-то ехидное или уничижительное о Мэделин, не заботясь о достоверности.
Окружение королевы Элизабет состояло из некрасивых женщин, что забавляло придворных. Сама королева считала, что окружила себя превосходными во всех отношениях дамами, обладающими умом и всеми семью добродетелями, но… Да, её фаворитки были набраны отнюдь не случайно. Только на их фоне она казалась себе миловидной. Её лицо отличалось не фарфоровой бледностью, а было сероватым, пудра и румяна скрывали этот недостаток лишь отчасти. Крупный нос, широкий низкий лоб, глубоко посаженные глаза блеклого оттенка, выдающийся вперёд подбородок, сутулая громоздкая фигура и тонкие светлые волосы — все эти детали заставляли её чувствовать себя неуверенно. Королева тратила баснословные суммы на наряды и украшения в попытке урвать хоть немного восхищения в глазах придворных.
Ненавистная ей Мэделин этого восхищения словно не замечала. Она шла по Версалю с гордо поднятой головой, слегка улыбалась на приветствия, а за ней тянулся невесомый шлейф из тончайшей тафты, духов, сплетен. Не королева, а Мэделин была законодательницей моды во дворце. Её наряды пытались повторять, на неё стремились походить манерами.
Первые полгода после венчания король Луис был верен Элизабет. Он никогда не смотрел на неё влюблёнными глазами, но был учтив и уважителен. Элизабет замирала от восторга, глядя на супруга, считая, что ей несказанно повезло. Однако очень быстро Элизабет надоело сидеть подле него, слушая пространные рассуждения о будущем страны. Она королева, здесь всё для неё. Началось веселье. Балы, маскарады, охоты, представления — ни единой свободной минуты. Вседозволенность, развлечения и лесть придворных одурманили её. Элизабет смотрела в зеркало и видела там женщину, от которой не устоит никто. Интрижка с помощником церемониймейстера ещё более убедила её в амплуа роковой дамы, она потеряла голову и оказалась с ним в постели. Королю об этом стало известно, едва влюблённые уединились в будуаре.
Он страшно побледнел, сердце болезненно сжалось и замерло, словно проткнутое насквозь шпагой. В сопровождении нескольких придворных он направился к королеве. Встретившийся по пути Франсуа де Берзье отсёк провожатых, небрежным движением оттолкнул стоящую при входе фрейлину, не дав ей возможности предупредить королеву, и в спальню король вошёл один.
Луис увидел извивающиеся тела на смятых простынях, услышал сладострастные звуки, которые показались ему похожими на хрюканье. Потом завизжала королева. Отлетел в сторону её любовник. Луис опомнился, когда Франсуа встряхнул его за плечи.
— Не принимайте близко к сердцу, ваше величество, — сказал де Берзье, и Луису померещилось, что в его глазах промелькнуло участие. — Этого негодяя не будет здесь через одну минуту, с королевой поговорите позже, сейчас не стоит. Я распорядился подать вам вина и проводить в ваши покои. С посвященных возьму подписку о неразглашении.
Всё так просто… Горе-любовника в Бастилию, королю вина, со свидетелей подписку. Пусть бы министр ещё сам побеседовал с королевой. Луис хотел бы знать, почему она это сделала, чего ей не хватало, но ничего у Элизабет не спросил. Несколько месяцев они почти не разговаривали, хотя она делала попытки просить прощения, стараясь переложить вину за случившееся на самого Луиса и козни придворных. Луис чувствовал себя преданным. Он понимал, что полюбить человека, который выбран для супружества из политических соображений, будет сложно, но всячески пытался сделать это. Узнать её как личность, найти в ней то, за что её можно любить…
— Отныне вы мне никто, мадам, — сказал однажды Луис, столкнувшись с Элизабет во время прогулки. — Я увидел вас сейчас и окончательно осознал это.
Элизабет разрыдалась, но её слёзы совершенно его не тронули.
А позже появилась Мэделин, и шансы королевы вернуть расположение Луиса растаяли, как воск.
Photo by Alexandre Brondino on Unsplash
Продолжение: Приглашение в Версаль
Автор публикации
