Амертюм. Трясина

193
0
Поделиться:

Туманов вошёл в комнату к Хворостову, взглянувшему на него с обидой из-под нахмуренных бровей.

— Что ещё стряслось, Михаил? — спросил Туманов. — Выкладывай сразу, ты не в театре, чтоб такие взгляды бросать.

— Лариса сказала, что ты был в саду с Марьей Сергеевной. Ты знал, что она мне…

— Ты же не думаешь, что никто не смеет взглянуть на женщину, к которой ты воспылал чувствами? Да, мы с ней гуляли и разговаривали. И мне было очень приятно с ней.

— Это подло!

— Вовсе нет. Ты предпочитаешь вздыхать издалека, я имею наглость приблизиться.

— Ты скверно обошёлся с Ларисой. А ведь она… — он осёкся, но Туманов догадался о недосказанном.

— Лариса Аркадьевна почему-то решила выйти за меня замуж? Сколько ей лет тогда было? Первая влюблённость прекрасна, но смешна. Она меня не знает, знала бы, в один миг бы разочаровалась.

— А ты будто и рад, что способен разочаровать, Андрей? Мы с тобой два года не виделись, и ты сильно изменился.

— Да, люди меняются, — сказал Туманов и посмотрел на себя в зеркало, что висело у входа. — В той части дома совсем нет зеркал…

— Почему она поселила тебя там? Ведь я её дольше знаю, мы с ней друзья.

— Друзья тоже надоедают, Михаил. Разве у тебя не было такого, что человек, с которым ты дни и ночи готов был говорить, по которому скучал, пяти минут не видя, однажды становится скучен до оскомины? В ваших беседах провисают жуткие паузы, вам нечего сказать друг другу, а те жалкие вымученные фразы, что вы вынуждены произносить, приносят стыд?

— Нет, со мной такого не было. Для меня дружба свята и навсегда. Как и любовь.

— Напрасно ты гордишься этим постоянством. От него веет унынием и вымороченностью. Нужно находить в себе смелость прекращать опостылевшую дружбу, рвать с бесстрастной любовью.

— Поэтому ты расстался с Елизаветой Владимировной? Поэтому сбежал из столицы и заперся в усадьбе сумасшедшего дяди? Поэтому запретил упоминать о приходящих письмах, боясь увидеть письмо от неё?

— Браво, мой друг! — Туманов криво улыбнулся. — Ценю умение сказать правду без прикрас.

— Я не хотел задеть тебя.

— Напрасно, Михаил. Мы все закостенели, обложились ветошью и сентиментальным хламом воспоминаний. Куда ни ткни — больно. Мы даже себе не говорим всей правды.

— А в чём она, твоя правда? — тихо спросил Хворостов.

— О, она неприглядна. Я сам виноват в расставании с Елизаветой Владимировной. Я вынудил её к этому своим вниманием, требованием невозможного, признаниями. Я душил её своей любовью. Ей захотелось вырваться и вздохнуть свободно, но она разучилась дышать без меня. Я знал это и не хотел помочь. Я уходил и возвращался, а однажды она больше не позвала меня обратно. Ещё я считал свою любовь превыше всего. Её брака, чувств её мужа, обязательств и приличий. Вот ты, воспевающий святость любви и дружбы, влюблён в замужнюю женщину. Хотя бы себе признайся, что поступаешь дурно.

— Моя любовь невинна, — сказал Хворостов, отворачиваясь от Туманова.

— Ты жестоко заблуждаешься, — усмехнулся Туманов. — Всякая любовь порочна. Никто не любит просто так. Разве ты любишь без надежды на взаимность? Думаешь, ей приятен твой вид страдальца? Или твоя ревность? Или твои сладострастные мечты о ней? Так сложилось, что жалеют всегда того, кто влюблён, требуя от объекта любви снисхождения. Уверен, все тут знают, что ты пишешь ей стихи, ты не стесняешься смотреть на неё влюблённым взглядом. Разве это честно? Люби так, чтобы ни одна живая душа не догадалась. Страдай в одиночестве, упивайся своими страданиями, но не смей даже намекать на это другим!

— Ты бредишь, Андрей…

Туманов рассмеялся, встав напротив зеркала. Смех вышел механический, вроде неестественный, но при этом гармоничный. Глаза его остались пустыми.

— Пусть бред, мне всё равно.

Он вышел с неприятным чувством недосказанности. У Хворостова сложилось мнение, что Туманов его пощадил, хотя было предчувствие, что это не последний их разговор.

В пять часов вечера была репетиция. Петер поставил Туманова в пару с Ларисой, потому что Дмитрий, её партнёр, не явился.

«Седовласый дьявол не лишён чувства юмора, — подумал Туманов, кланяясь ей. — Тот злой взгляд, которым она меня одарила, не заметил бы только слепой».

Два часа они танцевали под его строгим руководством, как заведённые куклы, не знающие усталости, и покинули зал, когда танцмейстер остался доволен исполнением.

Полина Никодимовна встречала новых гостей, которые начали прибывать ближе к ночи. Она стояла у главного входа в окружении своей свиты. Её тонкие губы складывались в обходительную улыбку, глаза выражали радость, которая мгновенно гасла, стоило гостю отвернуться.

Туманов пристально рассматривал каждого прибывшего, задаваясь вопросом: вампир перед ним или нет? Но никаких отличительных признаков заметить не мог.

Пригласили на ужин. Вчерашнего аппетита у Туманова не было и в помине. Он сел так, чтобы ему был виден вход. Несколько раз посылали за Дмитрием, который не пришёл и к ужину.

Дождь усилился, и это тревожило Полину Никодимовну. Она разругалась с Таисьей Никодимовной, и та принялась громко рыдать прямо за столом. Остальные приспешницы Полины Никодимовны смотрели на несчастную осуждающе: как смела она вывести из себя их благодетельницу?

Наконец появилась Омелина, Полина Никодимовна сорвалась со своего места и засеменила к ней навстречу.

— Где он? Где мой сын и твой муж, Маша? За окном потоп библейский, его всё ещё нет! Почему ты так спокойна?! — визгливый голос Полины Никодимовны резал слух.

— Он в хорошем месте, где с ним ничего не случится, — сказала Омелина.

— Ты погубишь его, я чувствую! Я это знаю!

— Не устраивайте сцен, Полина Никодимовна. Я клянусь вам: ему уже ничего не грозит.

Омелина проводила Полину Никодимовну к столу и помогла ей сесть. Туманов замечал неприкрытую враждебность к Омелиной со стороны окружения Полины Никодимовны, и ему импонировало её безразличное спокойствие.

К Марье Сергеевне подходили гости засвидетельствовать своё почтение, ей целовали руки, говорили комплименты, она отвечала со своею ускользающей улыбкой, которая не давала покоя Туманову. Мужчины желали её внимания. Хворостов не сводил с неё преданного взгляда.

Туманов подумал, что ошибся, посчитав Полину Никодимовну главной здесь. Стоило появиться Омелиной, как та отходила на второй план. «Откуда такая власть у семнадцатилетней девушки? — размышлял он, невольно любуясь ею. — А ведь старуха не божий одуванчик, дай ей волю — в мелкий порошок истолчёт».

— Как давно Марья Сергеевна замужем за господином Омелиным? — спросил Туманов у одного из племянников.

— Около десяти, — ответил он.

— Но разве… — Туманов не договорил и спешно покинул зал.

Марья Сергеевна выглядела максимум на семнадцать лет. С её лица не сошла ещё детская нежность, в распахнутых синих глазах читалась непритворная чистота, пусть красотой она обязана колдовским болотам, но как объяснить ангельский взгляд?

Объяснение напрашивалось самое очевидное. Она вампир. Что для неё десять лет в сравнении с вечностью?

Туманов налетел на Татьяну Францевну, имеющую обыкновение появляться не кстати.

— Пардон, мадам, — обронил он с раздражением, обходя её.

Бегом он спустился по лестнице и не сразу смог открыть дверь из красного дерева трясущимися руками.

«Почему не Татьяна Францевна, не Петер, не Лариса, в конце концов? Почему она? Но тогда и Полунский с ней заодно… А кто ещё? Она спрашивала, что я намерен делать с вампирами… Убивать, я ответил. Ну, что, мои планы изменились?»

Он хотел потребовать объяснений от Полунского и затарабанил в его дверь, но кабинет был заперт, и никто не открыл ему.

«Он прячется от меня, — подумал Туманов, шагая к выходу. — Я же сказал им о своих намерениях, теперь вся нечисть затаится… Но какое мне дело до них? Пусть остаются, и пьют кровь, и гуляют на своих гнилых болотах, и танцуют свои танцы».

Порыв ветра едва не сбил его с ног. Туманов пошёл по дороге, по которой приехал сюда вчера. Одежда промокла до нитки за пару минут. Шум ливня показался ему оглушительным, хотелось закрыть уши, чтобы не слышать этого монотонного шуршания. У поворота он обернулся на дом. Во всех гостевых было светло. Мелькали танцующие, доносились звуки музыки, пробиваясь сквозь дождь. Обычный светский приём, если бы не… В тёмной половине дома у окна, прислонившись к нему лбом, стояла Марья Сергеевна. Она смотрела на него, зная, что он бежит от неё. Туманов тряхнул головой, видение пропало.

Он побежал, не разбирая дороги, словно за ним гнались. Несколько раз он падал на скользкой глине, поднимался и снова бежал, но уже совсем не понимая направления. Всюду было темно. Сплошная чернота и ледяной дождь. А ведь он бы мог быть в тепле, пить шампанское, танцевать с дамами и рассуждать о реальности вампиров. Его никто не гнал. Марья Сергеевна улыбнулась бы ему и исчезла, Лариса заглядывала бы в глаза, Полина Никодимовна требовала бы душу.

Под ногами стало вязко, но он не сразу обратил на это внимание. Земля плыла, расползалась, затягивала, не давая ступить. Тут и там вспыхивали голубые огоньки. Они парили то приближаясь, то удаляясь, будто заманивая.

Померещилось хоровое пение. Слова были непонятны, но от них сделалось безмерно грустно. Он слабо барахтался в трясине, с отстранённостью осознавая неминуемую смерть.

«Глупо и жалко… Разве так это должно кончиться? Разве я заслужил это?»

Конечности не слушались, скованные холодом, зубы стучали, по щекам текли слёзы. Они были обжигающие, как будто всё тепло его тела сосредоточилось в них.

«Марья Сергеевна поймёт, почему я исчез. Обо мне будут говорить, что я заблудился в саду. А какой-нибудь господин вроде меня скажет, дескать, сбежал он с проезжим театром, позарившись на смазливую актрису, а вы о нём легенды складываете», — Туманов усмехнулся и ударил ладонями по воде, доходящей ему уже до груди.

— Так и будет, — раздался совсем рядом знакомый голос. — Я могу понять, зачем вы взломали дверь, но сюда вас какая нелёгкая занесла? Вампиров по болотам ищете? Так они все в доме сидят.

— Доктор? Павел Эдмундович, как же я рад вам!

— Да уж догадываюсь.

Полунский сломал берёзку, подсунул её Туманову и вытянул его на твёрдую землю.

— Вы прямо мой ангел-хранитель, Павел Эдмундович, — с чувством сказал Туманов, пытаясь унять дрожь.

— Не рановато ли вы меня в ангелы записали? — усмехнулся Полунский. — И снова я вынужден вас спросить: какова цель вашего нахождения здесь? Ну же, господин Туманов, сделайте таинственное лицо и скажите: русалки.

— Русалки?

— А это уже моя реплика.

— Я хотел уйти.

— Отсюда просто так не уйдёшь, — сказал Полунский. — Сегодня переночуете в доме, а завтра видно будет.

Доктор уверенно зашагал в темень. Туманов остался на прежнем месте. Полунский вернулся, посмотрел на него сверху вниз, улыбнулся.

— Чего вы медлите, господин Туманов? Давайте руку и поднимайтесь. Да не съем же я вас в самом деле?

Photo by Krystian Piątek on Unsplash

Продолжение: Любви

Предыдущая часть: Не велено

Начало: Вечер

Text.ru - 100.00%

Автор публикации

не в сети 2 года

Uma

0
Комментарии: 6Публикации: 155Регистрация: 09-09-2020

Хотите рассказать свою историю?
Зарегистрируйтесь или войдите в личный кабинет и добавьте публикацию!

Оставьте комментарий

шестнадцать + 6 =

Авторизация
*
*

Генерация пароля