1915-й. Родные
Когда подошёл «приятель брата», Уманский внешне предпочёл сохранить надменное молчание, вздёрнув подбородок, и окончания диалога не стал ждать. Алексей Петрович кивнул на прощание и размашистым шагом пошёл ближе к выходу, всё же вступавшая в свои права зима не могла похвастаться тёплой погодой.
Вдали увидел спустя минуты три уже знакомые лица. Maman, руки которой были скрыты в мехе муфты, тётю и… Опередил женщин старший брат, что в момент поравнявшись, откинул чемодан Уманского на землю и сжал в объятиях, крепко прижимая к себе, несмотря на ленивое, но всё же сопротивление со стороны Алексея.
— Константин, отпусти же, — усмехнулся Алексей.
— Там на дороге сутолока, ты не долго ждал? Как возмужал… — покачал головой старший, не удержавшись и сняв фуражку, потрепал по волосам.
Женщины оказались более сдержанны, нетерпеливо напоминая, что улица не место для тёплых приемов. Алексей в глубине души был уверен, что связано это с чередой его немногословных писем, где красовалось только: «Я жив. Всё хорошо». Понять обиду он мог, но не хотел. Переглянулся ещё раз с братом, и они отправились вдогонку женщинам.
Родной Петроград…
***
Крепп тоже оглядывался, останавливался, резко менял направление пути. Елизавета потеряла бы его, если бы он время от времени не хватал её за руку. Наконец сели в ожидавшую их пролетку, Крепп немного успокоился и даже улыбнулся Елизавете из-под натянутого на лоб картуза.
— Как там ваш дяденька поживает? — спросил он.
— Так два года как не стало его, — ответила Елизавета. Видимо, приятель у Дмитрия не близкий.
Она смотрела по сторонам, спрашивала, что за улицы они проезжают и долго ли им ещё ехать, зачем дважды проехали по одному месту, ведь эту вывеску она точно уже видела, на что Крепп лишь хмурился, а потом и вовсе притворился, что дремлет.
«Какая она, однако… Стрекоза, — подумал он с неприязнью. Ему нравились другие женщины. Молчаливые, сдержанные, надёжные. А этой скажи что — разнесёт по всему свету, как сорока на хвосте. — Приехать не успела — уже офицеру улыбается. Надо будет с Дмитрием поговорить об этом. Нехорошо».
***
Мать держалась излишне холодно даже по прибытии домой, диалог с сыном закончив одной репликой: «Я рада, что ты жив». Ругаться лишний раз Алексей не хотел, портить себе настроение, трепать нервы. Терпения у него хватало с избытком, а вот женщине явно без этого было скучно, все их разговоры с Константином намеревалась то пресечь, то едко вставляла свои пять копеек.
Отец, завидев сына, не скрыл радости от встречи, с их последней он заметно постарел и сдал. Под глазами залегли глубокие морщины, взгляд стал ещё более близоруким, а улыбка тусклее. Мать и его ела. Что ни скажи ей — всё против себя ставила, да умудрялась ещё этим манипулировать. Не было в этом надобности, так, для личного удовлетворения. Оттого в доме у них очень часто сменялись слуги, зато неизменно и стабильно задерживались какие-то дальние родственники, по типу тётушки Розы, тёти Алевтины и подобных приживалок… Глаз бы их не видел!
— Она очень тебя ждала, зря ты это… Приятель тебе тут писал, говорил с Николаевского военного училища, родственники, — на слова отца офицер слабо поморщился, всё в его жизни теперь напоминало о крахе в военной карьере. Если не о крахе, то о чём-то близком к этому. Отец же с выжидающим видом обратил взор к дверному косяку.
— Чай готов, прошу всех, — кашлянув, заглянула в кабинет отца мать, в руках перекатывая семейную камею. Вид у неё был недовольный, словно её уличили в чём-то некрасивом. Демонстративно вскинув подбородок, она спустилась по лестнице в столовую.
Пить горячий чай в стылой тишине оказалось выше сил Алексея Петровича. Звон чайной ложки в бокале, мог поклясться, слышен был и на втором этаже, а любые попытки к диалогу пресекались.
— Так и будем молча сидеть? — спросила недовольно Варвара Тимофеевна, поняв, что скорее всего так повода к чему-то прицепиться у неё не найдётся. — Может, ты расскажешь нам, что с тобой было, Алексей, чуточку многословнее?
— Maman, я вас уверяю, что вам будет непомерно скучно слушать о горцах, манёврах, учениях, смотрах и тому подобном, — отсек Алексей Петрович абсолютно спокойно, вилкой отсекая часть десерта не хуже, чем ножом.
— Больше интересно, что ты будешь делать теперь, Алексей, — с нажимом произнесла Варвара Тимофеевна, что в душе не могла поверить в то, что карьера её сына окончена, и похвастаться его новыми достижениями не представится возможным. Однако вспоминала, как умоляла на ту войну его не отправлять, но теперь умом понимала, что он как Константин на её манипуляции не поддаётся. Никогда не поддавался. А значит, у её юбки не пожелает и не будет сидеть.
— Свезёт на ещё одну войну — поеду. На эту дорога мне закрыта, — специально акцентировал Уманский, сам веря, что ещё не всё потеряно, далеко не всё.
— Раз так, самое время искать тебе достойную партию для женитьбы, — улыбнулась снисходительно женщина, в глазах её стояли слёзы, но он ровно как поднял глаза на неё, так и опустил.
— С этим проблем не будет, — заверил Алексей, лениво болтая ногой под столом. — Я сам выберу себе подходящую невесту.
— Вздор! — всплеснула руками Варвара Тимофеевна, часто задышав, то бледнея, то снова краснея в попытке найти слова. — Ты жизни ещё не видел самой, кроме своей войны! Какое «сам»!
— Я не маленький мальчик, maman, — напомнил учтиво офицер, игнорируя повышающийся тон и накал, отхлёбывая беззвучно чай.
— Это обязательно должно быть одобрено мной! Нами! — оговорилась женщина, что только встала со стула, как бессильно опустилась обратно. — Не иначе! — отчаянно она взмахнула рукой, пряча лицо в ладони, мол, за что мне такое горе.
— А ты никого кроме дочерей своих подруг и не одобришь, — проговорил тихо, но слышно офицер, глядя матери в глаза.
— Константин! Константин! — заголосила Варвара Тимофеевна. — Подай мне лавандовую мазь! Как обухом по голове… Я же тебе счастья хочу! — оправдывалась женщина, принимая маленькую железную баночку и невзначай тут же ее роняя. — Лешенька…
— И да, дорогие родственники, — обратился Алексей с улыбкой к присутствующим, — я нашёл себе квартиру, предполагаю житие отдельно.
— Паршивец! — вскочила Варвара Тимофеевна энергично, несмотря на противоположное состояние пару минут назад, выхватывая из рук сына фуражку и швыряя её вперёд от негодования. — Ноги твоей…
— И не увидишь, маменька, не переживай, — спокойно уверил Алексей, целуя растерянной матери руки. Поднял предмет упавший, проводя по линии. — Давление подскочит.
— Алексей! — встал с насиженного места Пётр Григорьевич. — Ну нельзя же так! За что ты так с нами?! Извинись, — попросил отец под гулкое материнское «Немедленно».
— Прости отец, не вижу причины, — пожал плечами флегматично Алексей. — Вынужден откланяться, — кивнул головой Уманский, резвым шагом выходя за пределы комнаты. И так ведь каждый божий раз.
Часы тем временем отбили четыре.
Photo by Jill Wellington on Pixabay
Автор публикации
1 Крепп, однако же, загадочный 😎 Его тут мало было, но герой обещает быть интересным.
2 Маман. Когда читала первый раз, показалось, что она излишне дерганая, хотелось её за руки придержать и громкость реплик поубавить. Сейчас же думаю, а что, ну есть такие мадам, истерично помешанные на своей значимости. Сочувствую родственникам.
3 Уманский понравился своим нежеланием идти на поводу у матери-манипулятора. При этом он целует ей руки, но своё гнёт. За генерала 🍾
4 «Горячий чай в стылой тишине» — вот эмоция от этой части ☕
Всегда интересно узнать, каким видится персонаж со стороны. Думаю, ещё полезнее было бы спрашивать мнения в процессе, чтобы успеть подкорректировать какие-то черты. И спасибо за эмоции)