Обман

23.11.2019

526

Я смотрю на плоское лицо Ольги, белёсые ресницы, лоснящиеся волосы. И мне хочется сначала вымыть ей голову с шампунем, непременно с ароматом яблока. Накрасить её ресницы. Чтобы она не выглядела так блекло и жалко, когда я скажу ей то, что собираюсь.

А пока Ольга улыбается, растягивая бледные тонкие губы, но в её бегающих глазках заметна настороженность. Может, она всё знает?

— Не хочу, чтобы ты выходила за него замуж, — говорю я. — Причину не спрашивай, — на секунду мой взгляд задерживается на заваленной барахлом тумбочке, я замечаю тест на беременность и давлюсь сжатыми в горле словами. — У меня не получится прийти к вам на свадьбу.

По её лицу расплывается удивление, смешанное с испугом, но через минуту лёгкая морщинка на лбу разглаживается, она вновь улыбается.

— Блин! Я думала, ты мне что-то страшное про него расскажешь!

Ну что ты, Олечка, в твоём положении нельзя нервничать. Зато в моём — сколько угодно. Мы прощаемся. Она целует меня в щёку, я сдерживаюсь, чтобы не оттолкнуть её. Захожу в аптеку за валерьянкой для мамы и «Постинором» для себя. Ещё не поздно, всего двенадцать часов прошло. Приходится терпеть презрительный взгляд «аптекарши» и подчёркнуто-презрительный комментарий: «Девочка, а не рановато ли?». В ожидании таблеток и сдачи вдыхаю насыщенно-лекарственный воздух, смотрю на пыль, копошащуюся в солнечном луче, считаю плиточные ромбы на полу. Звякают копейки о металлическое блюдце.

Дома мама наводит порядок. Сегодня меня раздражает её чрезмерное стремление к чистоте, но так не хочется слушать, что она воспитала ленивую дармоедку. Беру тряпку и протираю зеркало, рассматривая отражение. В нём ничего не изменилось. Мама шуршит пакетами, копается в моих вещах, говорит, что всё должно «лежать по сортам». Шуршание перемешивается со шмотками, опутывается её словами, становится невыносимым.

Отступаю на кухню. Из-за жёлтых с белым занавесок на окне свет здесь отвратительно-радостный, ядовитый, будто кухня заполнена фтором. Достаю с полки идеально чистую чашку. Мама продолжает зудеть, задаёт бессмысленные вопросы. Я со всей силы швыряю чашку на пол, чтобы хоть на минуту прекратить этот инквизиторский монолог.

Вечером появляется тошнота – «побочка» от таблетки и опустошения. Я лежу на диване с книгой. Мама ворчит, что я испорчу глаза, включает свет. Он обжигает зрачки, коварно проникает через них в мои мысли, которые никак не получается скрыть от себя даже в темноте. Тайком от мамы я беру две свечи и спички, закрываюсь в ванной. Тонкой дрожащей струйкой падает из крана еле тёплая вода, расплавленный воск сползает со свечей. Присаживаюсь на край ванны, беру одну из них, подношу к ногам. Не так уж и страшно смотрятся в полутьме.

Через пару дней слухи вылезают наружу, как чёрный паслён под весенним солнцем. Это заметно по взглядам: любопытным, оценивающим, гадким. Кое-кто при встрече, дрожа и шепелявя, называет меня шлюхой. Спасибо, что не забрасываете камнями. Или что в таких случаях положено делать?

Приходит Ольга. Требует правды. Лепечет о любви, предательстве и моей подлой сущности. Спорить не хочется. Задираю одежду, показываю свежие ссадины. Это мало что меняет в её отношении ко мне, но теперь её волнует, не напишу ли я заявление на её жениха. Нет. Не напишу.

Отмечаю в календарике дни, оставшиеся до отъезда. Разглядываю этот календарь часами, но не сразу замечаю, что он прошлогодний. Неважно. Вечером накануне отъезда оказываюсь перед домом жениха Ольги. Поговорить, убить, зачем? Окно распахнуто, пьяные разговоры, смех. Я не знаю, о чём с ним говорить и совершенно не умею убивать. Просто забыть?

Влюблена в принца с бледно-голубыми глазами и длинными светлыми волосами. Принц оказывается настоящим — желает повелевать и не хочет работать. Артур через день ходит на репетиции и изредка выступает со своей группой в ночных клубах. Я работаю и занимаюсь всякой ерундой. А ночью мне снится повторяющийся сон. У меня роды и вот-вот на свет должно появиться «нечто». После раздирающей боли оно выходит из меня. По лицам акушеров понимаю — там что-то ужасное. Они завёртывают «это» в белое одеяло и вручают мне. Дома я разворачиваю свёрток, уже догадываясь, чьё ненавистное лицо увижу. Его голова издевательски смеётся, крошечные ручки и ножки, растущие прямо из неё, дергаются и извиваются. В моей руке молоток. Я бью в эту ухмыляющуюся рожу, и кровавые пенистые брызги летят во все стороны.

На концерте Артур знакомится с девушкой. Догадываюсь, чем она его зацепила. Своей восторженностью. Все на это ведутся. Она шепчет ему на ухо, едва касаясь губами его кожи, а он млеет от этой близости. Она откидывает голову, смеётся, поводит плечами. Артур прохладно улыбается, но ему льстит её внимание.

Он придирается ко мне по мелочам. Кричит. Ничего не чувствую. Даже тогда, когда под своей подушкой нахожу женские трусы. Это намёк? Артур говорит, что я холодная и никогда его не любила. Может быть. Он собирает свои вещи, я пью коньяк. Артур уходит, и я замечаю на полу её записку. Обилие многоточий и восклицательных знаков. Жадно перечитываю её, и если бы мозг не состоял из желеобразного жира, эти слова остались бы на нём навсегда, словно нацарапанные ржавым гвоздём.

Просто живу. Оказывается, холодные и злые люди тоже хотят жить. Ни с чего вдруг воспалилась рука. Хирург обкалывает новокаином, делает несколько надрезов, выпускает гной. На перевязках больно, он пытается отвлечь и успокоить. Я отворачиваюсь, и на розовую клеёнку кушетки осторожно сбегают слёзы. Он меня жалеет и понимает. Я не питаю иллюзий, это его работа. Но он меня понимает. Почему нельзя вскрыть что-то там в душе и дать выход скопившемуся гною? Я готова даже без новокаина.

Выхожу замуж. За умного и порядочного, но скучного до судорог. Каждую пятницу к нам приходят гости: два его друга. Они пьют и беседуют о женской эмансипации. Совершенно серьёзно мечтают о том, что в скором времени женщинам запретят садиться за руль, носить брюки и короткие юбки, руководить мужчинами. Женщина должна быть достойна своего мужчины, женщина должна быть скромной, женщина должна бояться и уважать своего мужа. Они готовы бороться с обществом, погрязшем в пороке и безразличии. Мне плевать на политику, пороки и грязь. Я думаю только о себе. Сплю на отдельном диване и не уважаю мужа.

Однажды я быстро одеваюсь и выхожу на улицу. Супруг с друзьями показываются из дверей подъезда, когда я сажусь в такси. Машу им рукой на прощание. Я не вернусь.

Три часа в дороге пытаюсь представить встречу с прошлым.

Оля говорит, что он умер. Пьяным попал в аварию. Его могила в третьем ряду налево от входа. Я помню дорогу на кладбище. Темно, даже луны нет. Ерунда. Не страшнее, чем мои сны. Брожу среди могил, нахожу его. На глазах появляются слёзы, но они ничего не стоят, как битое стекло на ювелирном аукционе. Его смерть не приносит спокойствия. Я всю жизнь обманывала себя.

Photo by Daniel Lincoln on Unsplash