Гуманист
— Тебя только за смертью посылать, — пробурчал Бес, когда взмыленный Богдан вломился в дом. — А ведь Лиса предупреждала, что ты заблудишься.
Богдан пропустил замечание между ушей, швырнул ненавистные ловушки на пол и подошёл к Лисе. Девушка лежала с закрытыми глазами, и он решил, что она уснула. Богдан сел рядом с ней, погладил холодную руку.
Твари в присутствии Беса притихли, жались к прутьям и нападать не пытались. Одна, самая крупная, всё же укусила его за палец, когда он её доставал, но Бес этого словно не заметил. Он надел на тварей ошейники и прицепил их короткими цепями к кольцам в стене. Взял у каждой твари кровь и вернулся к столу, где продолжил работу. Через четверть часа он сделал каждой твари инъекции с приготовленными им препаратами и отметил время.
— Ей стало лучше? — спросил Богдан. — Она просто спит?
— Скоро проснётся, — сказал Бес с усмешкой, не обещающей ничего хорошего. — Видел, как лечат от вируса в Великограде? Там больных цепями приковывают, как тварей, и держат за решёткой.
— Это негуманно.
— Ага, я смотрю, ты отлично разбираешься.
Богдан заметил усиливающуюся дрожь Лисы и укрыл её своей курткой. Дрожь стала походить на судороги, изо рта пошла пена. Её глаза закатились, тело выгнулось дугой, ногти воткнулись в ладони. Богдан попытался её прижать к себе.
— Отойди подальше, гуманист хренов, — сказал Бес. — На этой стадии у неё уже приличная концентрация вируса в крови, если она тебя цапнет, я с тобой возиться не буду.
Богдан отошёл, сел в углу у порога. Бес действовал спокойно и быстро, видимо, происходящее его совсем не удивляло, а было знакомой рутиной. Он вставил ей между зубов гладкий деревянный колышек, обмотанный более-менее чистой марлей, чтобы она не прикусила язык и не повредила зубы. Перевернул её на спину, прижал коленом к доскам лежанки и захватил оба запястья одной рукой. Богдан отвернулся. Он слышал, как тело бьётся о доски, слышал странные звуки, которые, как ему казалось, не способен издавать человек, и всё это длилось и длилось под шипение и беснование тварей, прикованных к стене.
Наконец Бес отошёл от Лисы, вытер с её лица пену, смешанную с кровью, и вернулся к своим пробиркам. Он снова взял кровь у тварей, посмотрел её под микроскопом, вписал цифры в таблицу, ввёл им препараты, которые сам недавно сделал.
Следующий приступ длился дольше, Бес положил Лису на пол и несколько раз обливал её ледяной водой из бочки. Богдану вдруг пришло в голову, что Бес делает только хуже, и он был готов оттащить его от неё, но тут Лиса избавилась от палки и вцепилась в запястье падальщика.
— Ах вот ты как, ещё и кусаться? — сказал Бес с той интонацией, с которой обращаются к шкодливому котёнку. — Он всунул ей пальцы в рот, аккуратно разжал челюсти и вернул палку на прежнее место. — Нехорошо кусаться. А ты чего там дурью маешься? — спросил он у Богдана. — Сходи за водой, гуманист.
Богдан обрадовался предлогу выйти, взял канистру и направился в сторону осин, где видел источник, пока таскал ловушки. Над рощей уже сгущались сумерки, а он не заметил, как пролетел целый день. Он не понимал, чувствует ли Лиса боль, но надеялся, что она без сознания. Иначе… иначе пришлось бы её пристрелить. Вот такой вот гуманизм.
Всплыли воспоминания об отце, умирающем от онкологии. По законам Великограда все, кому ставили такой диагноз с низкой вероятностью излечения или в терминальной стадии, подлежали добровольно-принудительной эвтаназии. И отец долго скрывал ото всех болезнь и терпел боль. Богдан слышал его стоны, видел обезумевшие от мучений глаза и мечтал о том, чтобы отец скорее умер. Любил отца и желал ему скорой смерти.
Богдан присел у источника, расположил канистру так, чтобы в неё затекала вода. Поток воды был тонким, но чистым, и журчал, как домашний фонтан дома у родителей. За всё время здесь он впервые вспомнил о доме. Как только отца не стало, Богдан уехал сюда. Правильно мать ему сказала, что он сбежал. Ну пусть побег, но это легче, чем смотреть на слёзы матери и заходить в комнату отца, уставленную его портретами.
Ещё вспомнилась Тая, его бывшая девушка. Он позвонил ей и сообщил, что отец умер, а Тая сказала: “Как жаль, что из-за этого тебе придётся пропустить праздник”. Возможно, она растерялась или не подумала, но её слова прочно застряли в его голове. Он стоял у гроба отца и слышал их снова и снова: “Как жаль, что из-за этого тебе придётся пропустить праздник, как жаль, пропустить праздник, как жаль”.
Он смотрел в одну точку и не заметил, что вода уже давно набралась и течёт через край. Из задумчивости его почти вывел свист твари, он направил винтовку в сторону звука и выстрелил автоматически. Стало тихо. “Надо уметь держать удар, — подумал Богдан. — Надо перестать жалеть себя, а принимать новую реальность. Да, был отец, все были счастливы, а теперь отца нет, но я всё равно должен хоть иногда быть счастливым, иначе вся моя жизнь теряет смысл”.
У двери в дом падальщика Богдан остановился и прислушался. Хотел заранее подготовиться к тому, что там будет. Но и за дверью сейчас была такая же тишина, как тогда, в роще, после выстрела. Он вошёл. Лиса лежала на полу, укрытая драной шкурой. Бес что-то считал, быстро черкая цифры на стене. Одна из тварей сдохла и висела на цепи, как пустая оболочка.
— Опять заблудился? — спросил Бес, отрываясь от расчётов.
— Нет, — сказал Богдан, — видами любовался.
Он перелил воду из канистры в бочку, чтобы её наполнить до верха, надо было сходить ещё раз двадцать, этим он и займётся после отдыха.
— Бес, а это плохо, что тварь сдохла?
— Ты про Лису? Она жива.
Богдан завис, нахмурился, потом улыбнулся. Лиса бы оценила шутку. Он сел в дальний угол на ветошь, подтянул колени к корпусу и опустил на них голову. После напряжённой ночи и шараханью по колдобинам начало тянуть в сон, глаза слипались. И во сне он снова куда-то шёл, уклоняясь от падающих на него деревьев и окружающих тварей, проваливался в топи, и снова шагал, бежал, полз.
Реальность смешивалась с воспоминаниями и переживаниями, не давала покоя и во сне. Богдан оказался дома. Вошёл в спальню отца и увидел на кровати Лису. Его отец появился из ниоткуда, протянул ему пистолет, вложил в его непослушные пальцы.
— Ей надо помочь, — сказал отец.
— Нет! — сказал Богдан и ударил кулаком о стену. — Это неправильно! Нет, нет, нет! — Каждое его “Нет!” — это удар. — Нет! Нет!
Лису накрыл сильный приступ. Бес оглянулся на Богдана, тот качал головой из стороны в сторону и что-то бормотал. Падальщик навалился на Лису тяжестью своего тела, придавил её голову к полу, чтобы не билась, и немного придушил, периодически ослабляя хватку, чтобы не задохнулась. Через некоторое время оба его незваных гостя затихли.
Бес вернулся к столу и повторил манипуляции с тварями. Как же давно он этим не занимался! Удивительно, что не забыл и не отупел. А ведь он уже поверил, что утратил всё человеческое, став такой же тварью.
Около полуночи сдохла вторая тварь. Бес вытащил трупы за дверь, бросил их рядом с телами Слопа и Хомута. Бес — отличный падальщик, обращайтесь ещё.
Автор публикации
