Наследница. Он не хотел
Был обычный январский день, только пасмурный и тёплый. На дорожках поблескивали лужи, капала с крыш вода.
Валентина второй раз ненавязчиво намекнула, что надо убирать ёлку, не до мая же ей стоять. Яна отмахнулась. Пусть стоит пока, ей не хотелось ничего менять, она так к ней привыкла.
У Артура всё утро было расписано, он не выходил из кабинета, занимаясь делами.
Яна помаялась и поехала в город. Выпила чашку кофе латте, глядя, как в торговом центре снимают новогодние украшения. Праздники окончены, снова будни. Она прошлась по магазинам и купила чёрные перчатки. Изящные, тонкие, как раз на её руку, почему-то они сразу ей приглянулись.
Домой вернулась около трёх. Заглянула к Артуру, Валентина сказала, что он в бассейне. Яна пошла туда, раздумывая, не поплавать ли ей вместе с ним.
Артура она увидела не сразу и не сразу поняла, что произошло. Он лежал на дне, у правого бортика, руки были вытянуты вперёд, будто в броске.
Яна смутно помнила свой крик, растерявшегося на секунду Мартова, который тоже не понял, что делать и кого надо вытаскивать в первую очередь.
Артура вытащили из воды, положили на кафель. После безуспешных попыток реанимировать Артура, Мартов позвонил куда-то. Запоздало приехала «Скорая», потом ритуальный агент, затем милиция. Яна погладила руку Артура, которая ещё была тёплой. Он лежал, как выброшенный на сушу кит. Совсем как живой.
Они прошли на кухню и сели за стол. Милиционер задавал вопросы, Яна отвечала и не слышала собственного голоса. С неё на пол текла вода, била крупная дрожь.
У Артура всё было готово. Даже место на кладбище. Оно оказалось рядом с её отцом, Артур его сразу выкупил. Однажды Яна уговорила мать поехать на могилу отца, они несколько часов ходили среди памятников, но так ничего и не нашли.
***
Через день в семь утра приехал Мартов. Яна услышала звук притормозившей машины и подскочила. Подумала в полусне, что приехал Артур. Сердце стучало бешено. Зазвонил телефон.
— Да.
— Яна, это Мартов. Можно мне зайти?
— Да.
Мартов зашёл в открытый дом, прошёл весь первый этаж, никого не встретив. Постоял у лестницы, не зная, как лучше, потом поднялся на второй этаж и постучал в дверь.
— Да.
Яна сидела на постели. Подняла на него глаза.
— Уже пора? У меня часы остановились.
— Рано ещё. Я хотел… Я беспокоился. Где охрана, прислуга?
— Отпустила всех. Не хочу чужих людей и взглядов. Я цветы не купила. Боялась, что завянут. Отвезёшь меня?
— Давай ты соберёшься, а я пока кофе тебе приготовлю?
— Окей.
После ухода Максима она повалилась обратно на постель. Потолок кружился каруселью. С новой силой обрушилось чувство нереальности происходящего. Она понимала, что Артура больше нет, но не понимала, почему она может просто лежать и смотреть в потолок, или думать о цветах, и зачем согласилась на кофе. «Артура нет. Навсегда нет. Или это неправда?»
— Яна, — осторожно дотронулся до её плеча Мартов, — теперь пора. Ты уснула?
— Я не понимаю. Мы пили кофе?
— Нет. Я налил и ждал.
— Таблетки где-то были. Потеряла, — она шарила руками по кровати и смотрела в одну точку.
Максим нашёл пустую упаковку, отбросил в сторону.
— По пути купим. Ян, одевайся. Скажи, что тебе подать?
— Платье какое-нибудь.
Максим распахнул шкаф. Там висело несколько чёрных платьев. Там вообще преобладал чёрный цвет. Взял то, которое показалось ему самым тёплым. Он подошёл к ней, стянул свитер, надел через голову платье. Волосы зацепились за пуговицу, он не увидел и дёрнул вниз, выдрав прядь, но Яна даже этого не заметила. Колготки на ней были.
— Всё, Ян?
— Перчатки там дай.
Максим надел на её бессильные холодные руки перчатки.
— Зачем я их купила? — спросила она. — Из-за них всё. Если бы я их не купила…
— Не надо этого сейчас, — жёстко сказал Мартов. — Вернёшься домой, делай что хочешь. Договорились?
— Да. Мне надо умыться.
Она ушла в ванную и пропала. Максим понимал, что она там плачет, но мешать не хотел. Если плохо, пусть плачет. Через двадцать минут она вышла с белым от пудры лицом.
Спустились. Яна не знала, что делать, и он усадил её в гостиной, принёс чашку с остывшим напитком, от горячего она отказалась. Яна сделала два глотка и поставила почти полную чашку обратно. Опять сам он выбрал в прихожей сапоги и надел ей.
— Идём. Где у тебя ключи? — спросил Максим.
— Где-то лежат.
После продолжительных поисков ключи нашлись, они покинули дом. Он купил ей таблетки, она сразу выпила пару штук. В цветочном магазине они взяли все гвоздики и розы.
У траурного зала уже собирались люди.
— Надо держаться, Ян, — сказал Мартов, ощущая, что у самого ком в горле. — Сделай это для Артура Юрьевича. Он бы не хотел истерик.
— Я понимаю, — сказала Яна. Но ничего она не понимала на самом деле.
Римму она увидела издалека. Зачем её позвали?
— Что за самодеятельность, Яночка? — спросила Римма, обдавая её резким запахом духов. — Вы могли обратиться ко мне, я сделала бы всё как положено.
— Артур этого не хотел, — сказала Яна. — Он попросил, чтобы никаких выставок.
— Мало ли что, — проворчала Римма. — Надо было соблюсти правила.
— Засуньте свои советы себе в…
Римма вытаращилась на неё и отошла в сторону.
«Артур этого не хотел. И того не хотел. Умирать он не хотел, а не вот это всё».
***
Яна лежала на кровати, свернувшись в клубок. Лоб пылал. Она поднялась и протянула руку за термометром. Долго сидела с ним, не услышав, когда он издал несколько сигналов. Очнулась только от грохота музыки из комнаты Стасика. Значит, он вернулся. 35 и 4. Полное бессилие. Она спустилась на кухню, прошла мимо подростков, сидящих где попало. Ей показалось, что они везде, даже вниз головой свисают с потолка, как обезьяны с лиан. Было накурено. Сизый дым клубился, как болотный туман.
— По какому случаю туса? — спросила Яна, выдрав из рук длинноволосого парня чашку, в которой он тушил сигарету. Чашка грохнулась об пол.
— А что? Похороны тоже праздник, — сказал Стасик. — Вот уже и посуду на счастье бить начали.
— И что же ты празднуешь, придурок?
— Но-но! Не забывайтесь, мадам Грицацуева, — хохотнул Стасик.
— Молодая уже была не молода, — вставил кто-то.
В дверь позвонили.
— О, пицца приехала! — радостно выкрикнули несколько голосов.
— Надо уметь во всём видеть плюсы. Богатой вдовой быть приятнее, чем бедной.
Под их остроумные и не очень высказывания Яна покинула кухню, прихватив с собой бутылку виски. Она поднялась почти до второго этажа, села на ступеньку и поставила бутылку рядом. Голова и так была тяжёлая, алкоголь только хуже сделает.
Они оба знали, что так будет. Ей придётся это принять, хочет она или нет. И жить дальше надо. Сейчас не те времена, когда человека хоронят вместе с его богатством и жёнами.
Яна проснулась около шести утра. За окном было темно и туманно, на деревьях появился иней.
Она пошла вниз, едва не споткнувшись об оставленную вчера бутылку, подняла её и понесла на кухню. Там был бардак. Валялись ошмётки недоеденной пиццы, словно ими кидались, пустые коробки, бутылки и пивные банки. Полки шкафов были распахнуты, холодильник издавал сигнал на одной ноте — даже его не закрыли.
Она взялась за уборку, посматривая на часы, а ровно в восемь подошла к телефону и набрала номер, который узнала вчера.
Стасик всё ещё спал. Яна вошла к нему без стука, недовольно посмотрела на неё девчонка, которая лежала рядом. Яна распахнула шторы.
— Какого ты делаешь? — спросил Стасик, щурясь от света. — Башка болит.
— Ты мне никто, — сказала Яна. — Ты не можешь здесь находиться. Собирай свои шмотки, за тобой сейчас приедут.
Внизу позвонили в дверь.
На сборы ушло минут пятнадцать. Стасик выглядел ошалевшим, прибитым, затравленно озирался по сторонам, не понимая, чего от него хотят эти тётки с наигранно добрыми голосами.
Яна подошла к окну, Стасик обернулся у служебного УАЗа. Она подняла руку, чтобы помахать ему, пальцы сами сложились в неприличный жест.
«Гудбай, Стасик, гудбай».
Photo by Perez Vöcking on Pixabay
Предыдущая часть: По-настоящему
Автор публикации
