Мечты и печали
Марту я впервые увидел в гостиной тётки. Она стояла спиной ко мне и что-то ела. Услышала мои шаги и обернулась. В руках у неё была креманка с черникой и ложка.
— Бонжур, мон шер, — сказала она громко и улыбнулась своим черничным ртом. — Это кто же к нам пожаловал? Василий Карлович? Карп Нилыч? — начала перечислять она. — Юрий Данилыч?
— Леонид… Иванович, — представился я, чтобы она не утруждалась.
— Ах, Леонид, ах, ещё и Иванович! Вот так встреча! А я вас эдаким розовощёким купидончиком помню!
Я поморщился. Кого ни встреть — все что-то такое только и помнят.
— А я Марта Осиповна Апральская! Ну, юноша, теперь-то узнали меня?
— Нет.
— Какой вы бука, Лёнечка! Угостить вас черникой? — она набрала полную ложку ягод и поднесла её к моим губам. — Ну, открывайте рот широко-широко.
Я заметно смутился и слегка оттолкнул её руку. Несколько ягод упало на пол, одна попала ей на грудь.
На моё счастье вошла тётка, Вера Дмитриевна.
— Марта, дорогая, идёмте в столовую, отобедайте с дороги. Как вам наш Лёнечка? Красавец, не правда ли?
— Красавец, — согласилась Марта и погрозила мне пальцем.
Наконец они ушли. Я прошёлся по гостиной, мельком взглянул на оставленную на пуфике Настей книгу. Она читает одновременно по пять и больше книжек, не обращая внимания на ворчание тётки.
— Эта ушла? — спросила Настя, заглянув в комнату с улицы.
— Марта Осиповна? Тётка в столовую её пригласила.
Настя исчезла, а спустя минуту вошла в гостиную и повалилась на диван.
— Терпеть её не могу. Я тебя помню вот такусеньким пухлощёким ангелочком, — очень похоже передразнила она Апральскую. — Уверена, что она говорит это каждому. И тётка так противно ей поддакивает, и обе они такие приторные и сладкие…
— Ты не в настроении?
— Отчего же? Я в настроении, просто в дурном. Не уподобляйся тётке, Лёнь. «Почему у тебя такой голос? Почему ты так на меня взглянула? Молодой барышне не пристало иметь такой вид!» Не понимает, что от её вопросов любой в тоску впадёт.
— Я подозреваю, что в тоску тебя не тётка загнала.
— Ещё один знаток чужих душ, — усмехнулась Настя. — Считается, что у меня и причин для тоски нет, так что впадать я в неё права не имею.
— А действительно, Настасья Игоревна, какие ваши печали? — я сел рядом с ней, отбросив вышитую тёткой думку.
— И вы ещё смеете спрашивать, Леонид Иванович? Вы, который побежали играть с Гореловыми, едва они вас позвали?
— Знаете, Настасья Игоревна, давно уже люди придумали правила приличия. Барышни Гореловы у тётки в гостях, так что мой долг был…
— Не надо этих громких слов про долг, Леонид Иванович. Приберегите своё красноречие для Сонечки Гореловой. Вам ведь именно Сонечка нравится?
— Позвольте не отвечать. И вообще, Настя, много будешь знать…
— Я и так плохо сплю.
— Какова причина?
— Снова записку подбросили с мерзостями, — сказала Настя и отвернулась. — Не понимаю, чего этот человек добивается, а главное — почему он именно меня выбрал.
— Право, не стоит и думать, — сказал я с наигранной беззаботностью. — Может, он вообще сумасшедший.
— Спасибо, братец, успокоил, — усмехнулась Настя.
— А тётке говорила?
— Незачем ей знать. И ты не проболтайся. Затянет свои нотации: а вот мне никто подобных писем не шлёт, а вот меня каждый трухлявый пень здесь уважает, а ты повод дала, от тебя хлопоты одни… Всё известно заранее. Юлию сжила, теперь за следующую возьмётся.
— Господь с тобой, Настя, — поспешно перебил я. — Вера Дмитриевна в ней участие принимала, заботилась…
— И вот до чего её забота довела.
В такие моменты я желаю, чтобы Настя замолчала. В глубине души я догадываюсь, что она знает больше о жизни с тёткой, но мне не хочется, чтобы её слова разрушили мой привычный уютный мирок.
— Идёт кто-то… Я в саду побуду, сам с ними любезничай.
Настя выскользнула через вторую дверь, а я успел только на ноги подняться.
Весёлой стайкой вошли сёстры Гореловы с барышнями Столетовыми и их кузеном Григорием, Пётр и Лука Сорокины, соседи тётки, а Настя как раз-таки столкнулась в дверях с Верой Дмитриевной и Мартой.
— О, моя дорогая, вы улизнуть собирались? — Марта подхватила её под руку, не замечая сердитого взгляда. — Господа, прекрасные дамы, садитесь! Я желаю со всеми незамедлительно перезнакомиться!
Сели за большим столом у окна.
— У Марты Осиповны глаза так и сияют, — сказал я тихонько Насте.
— Значит, тётка шампанского ей подала, — буркнула она.
— Как же я люблю нашу молодёжь! — сказала Марта. — Я словно в малинник попала. Вы такие свежие, открытые этому миру, добрые… Ах, жаль мне моей розовой юности…
Марта говорила много и смогла втянуть в беседу всех, кроме Насти и тётки. Насчёт шампанского, думаю, Настя не ошиблась, потому что Вера Дмитриевна, сидящая в кресле чуть поодаль, задремала. Барышни приняли Апральскую тепло, да и мои приятели, включая застенчивого Луку, тоже.
— О чём вы мечтаете, мои дорогие? — спросила Марта. — Делитесь! Я в вашем возрасте хотела основать заведение для девушек, чтобы учить их наукам, изящным искусствам, манерам. Мне очень хотелось приносить пользу обществу.
У всех мечты оказались благородными и возвышенными, и я задумался, чтобы переплюнуть всех, хотя никогда всерьёз о будущем не размышлял.
— Ну, а вы, Настенька? Уверена, вы нас удивите.
— Я не стремлюсь никого удивлять, Марта Осиповна, — сказала Настя. — Если вы затеяли это, чтобы послушать небылиц, то меня увольте. Я хочу платье с открытыми плечами и тугим корсетом на лентах, из чёрного и красного шёлка и кружева. И чтобы низ юбки в диаметре был с этот стол.
— Это неприлично, — хихикнула Соня.
— Похожее платье я видела на эскизе Лисневского, изображающего мадам де Монтеспан, — проигнорировав слова Сони, продолжила Настя. — Ещё я хочу денег и власти, а ещё…
— Прелестная непосредственность, — рассмеялась Марта.
— Как раз самая настоящая посредственность, — сказала Настя. — И ваш пансион, Марта Осиповна, это тоже про власть и деньги. Большинство хочет именно денег и власти, просто духа не хватает признаться.
— Неправда! — возмутилась Соня. — Я никогда о деньгах не думаю.
— Потому что у вашего папеньки денег достаточно, — сказала Настя. — Простите, Марта Осиповна, мне пора. Предпочитаю мечтать о платьях и прочем недостойном в одиночестве.
Марта не стала её удерживать и верно сделала: спорить с упрямой Настей сложно, она всё равно при своём мнении останется и в других сомнение заронит.
Photo by Jordane Mathieu & by Ryan Booth on Unsplash
Автор публикации
