Духота. Мечтать

Майским утром Элла проснулась от звуков: плакал Артём, слабым монотонным голосом его ругала Тамара. Пахло подгоревшим молоком. Всё как обычно.
— Томка, заткни его и сама заткнись! — рявкнул Кирилл.
Он сидел за столом в одних трусах, помятый и злой.
— Что у вас тут? — Элла заглянула на кухню.
— Он кашу не ест, — растерянно пожаловалась Тамара.
— А ты не видишь, что она чёрная? — спросила Элла.
Тамара хлопала глазами и молчала. Элла успокоила брата, умыла его и быстро одела.
— К бабе Нине пойдём, — сказала Элла. — Она тебе вкусную кашку сварит.
Элла отвела брата и по пути встретила Ваню, пошли вместе.
Ивочкины жили в двухэтажном красивом доме. Клумбы во дворе благоухали и были ухожены, каменные дорожки всегда подметены, никакого лишнего хлама «на всякий случай» нигде не валялось — образец аккуратности и порядка. Работали и выполняли дела по дому, в свободное время всей семьёй ездили отдыхать на реку или за ягодами — всё у них было дружно и весело.
Ваня часто звал Эллу к себе домой, но говорил, что мать пригласила. В семье Ивочкиных Эллу принимали тепло, без лишних церемоний. Мать, Наталья Ивановна, расспрашивала о родителях, давала советы. Элле такие разговоры были неприятны, после них её собственные родители казались ещё хуже. Она понимала, что расспросы Натальи Ивановны вызваны не праздным любопытством, но не могла перебороть в себе жгучий стыд, который испытывала при упоминании отца и матери.
Пообедали. Ваня и Саша, его старший брат, вышли во двор. Элла допивала чай, Наталья Ивановна мыла посуду.
— Ты смотри мне, Элка, пацанов не перессорь, — вдруг сказала Наталья Ивановна.
— Я? — удивилась Элла, посмотрела на неё и первая не выдержала, отвернулась.
— Ты. А то я слепая, не вижу, как Ванька вокруг тебя вьётся.
— Мать, чего нос суёшь, куда не просят, — вмешался отец Ивочкиных. — Не лезь, без тебя разберутся.
Элла поднялась из-за стола, буркнула «спасибо», вымыла за собой чашку и вышла из дома. Ваня и Саша возились с УАЗиком на заднем дворе и смеялись. Элла не стала с ними прощаться, проскользнула за ворота.
Почему она не заметила момент, когда Ваня стал к ней относиться иначе?
Во время тренировок Ваня почти всегда был с ней в паре, и он её берёг.
— Ивушка, от тебя толку никакого, — как-то с досадой сказала Элла, смахивая прядь волос со лба. — Не бьёшь, а гладишь.
Ваня смутился и не ответил.
Они баловались на матах, Элла оказывалась снизу, их лица были совсем близко. Ваня смотрел на неё, она чувствовала его дыхание на своей щеке, а случайные прикосновения вызывали приятную дрожь.
«Всё это ерунда. Глупости. Подумаешь, дыхание, — думала Элла. — Надо с ним меньше общаться. Скоро Димка вернётся…»
Но мечтать почему-то хотелось не о Диме, а о Ване.
***
Дома дребезжал магнитофон. Кирилл, уже в штанах и рубашке без пуговиц, хаотично дрыгал руками и ногами — танцевал. Тамара сидела, поджав под себя ноги, беззвучно открывала рот — подпевала.
— Нажрались, — равнодушно отметила Элла.
— Имею право! Юбилей у меня! — сказал Кирилл.
Юбилей он считал уважительным поводом, поэтому юбилеи бывали у него несколько раз в месяц.
Элла внимательно посмотрела в его припухшее желтоватое лицо. Правое веко быстро дёргалось, будто пыталось подмигнуть. Жирная кожа с крупными порами лоснилась. Многодневная щетина торчала редкими кустиками. Элла видела отдельные детали, и если бы её попросили сейчас описать отца, она бы не смогла — отдельно дрожащее веко, отдельно щетина, отдельно поцарапанный нос с фиолетовыми нитками кровеносных сосудов.
— Отца-то поздравишь?
— Чтоб ты сдох! — пожелала Элла.
Вена на его виске набухла, запульсировала. Глаза сузились. Руки сжались в кулаки. Опять только детали.
Элла отлетела к противоположной стене, ударилась затылком. В голове разлилась гудящая боль. Она поднялась, приблизилась. Кирилл не сдвинулся с места, стоял, пошатываясь. Элла ударила отца кулаком в лицо, в отдельно существующие бледные губы. Кирилл тоже не устоял, присел на продавленный диван.
Всё без единого слова, было лишь слышно, как клацнули зубы во рту Кирилла.
Photo by Saad Chaudhry on Unsplash
Предыдущая часть: Хорошее плохое