Дом родной
Каждое утро Маша заходила в комнату бабушки и открывала шторы, а вечером сдвигала — металлические колечки ползли по струнам со скрипучим позвякиванием, которое казалось весёлым в детстве. Бабушкино любимое кресло с узкими деревянными подлокотниками, вышивка крестиком на стене, очки с подклеенными дужками, почётная грамота в потемневшей рамке, отрывной календарь, навсегда замерший в октябре — всё оставалось на местах после ухода Алевтины Георгиевны.
В марте прилетела Вера. Она опять долго курила у подъезда, прежде чем подняться. По подоконникам весело барабанила капель, машины проезжали по лужам, поднимая веер из брызг.
«Здравствуй, новая жизнь» — подумала Вера. — «Хорошо бы ещё и курить бросить».
Маша открыла не сразу, решив про себя: «Пусть катятся к чёрту, я сплю», но Вера продолжала нажимать на кнопку звонка. Теперь ей некуда было идти, она вернулась домой: с мужем развелась, работу найти не удалось.
Маша подробности её личной жизни не спрашивала, отцом не интересовалась и особой радости по поводу её возвращения не проявляла. Это задело Веру, но она решила, что со временем сможет найти общий язык с дочерью.
Первым делом Вера сняла ненавистные занавески на кухне и в комнате матери и принялась за уборку. Она доставала всё из шкафов и не глядя складывала в пакеты для мусора. Маша молча наблюдала, стоя в дверном проёме. Когда в мусор отправились бумаги из шкатулки, Маша не выдержала.
— Даже не посмотришь? — спросила она. — Бабушка эту шкатулку берегла. А если что-то важное?
— Что? Карта сокровищ? — Вера рассмеялась.
Она легко и с удовольствием избавлялась от хлама.
Маша наклонилась над бумагами.
— Тут фотографии и письма. Дедушка писал. Вот твоё — из летнего лагеря. Даже мой рисунок есть, — Маша улыбнулась своим каракулям. — И эти тоже от дедушки. Я себе заберу.
— Зачем, Маш? Ты деда даже не видела.
— На память. Ты не поймёшь, наверное.
Маша не желала расставаться с прошлым, а Вера не любила оглядываться. Было и было. Намного интереснее, что будет. Она безжалостно выбросила всё, что не утащила к себе Маша, ободрала старые обои, сделала ремонт и купила мебель. Комната стала другой, светлой, ничего больше не напоминало об Алевтине Георгиевне.
Тоже без предупреждения объявился дядя Юра. Вера увидела его в глазок и шепнула Маше, что не будет с ним общаться. Они сидели за закрытой дверью, как две заговорщицы, и ждали, когда он уйдёт.
Алевтина Георгиевна последние пару лет очень хотела с ним встретиться и поговорить, помириться. Маша звонила дяде Юре, уговаривала его прийти, но он отмалчивался. Просто молчал, пока Маша не положит трубку.
Перед Новым годом Маша спросила, хочет ли он забрать что-нибудь из квартиры Алевтины Георгиевны. Телефон выхватила его жена и сказала: «Ты себе квартиру отжала, а нам барахло предлагаешь? Разве это по справедливости?»
Машу задели её слова. Дядя Юра наотрез отказывался видеть мать, но готов принять её квартиру. Справедливость — странная штука.
Photo by Eva Darron on Unsplash