За вратами Эдема
Назар встал чуть поодаль и инстинктивно надвинул капюшон ниже, чтобы хоть как-то укрыться от коротких взглядов Серого и Богдана. Он пожалел, что прямо не спросил, почему позвали именно его, ясности ему не доставало. Вскоре появились Лютик и Мятлик, и группа мужчин покинула охраняемую территорию.
Они шагали по улицам в непроглядной темноте, и редкие обитатели трущоб прятались, стоило им приблизиться. Разделились по двое, Назар и Богдан оказались между Гусевым и Мятликом, идущими впереди, и Серым с Лютиком, которые шли шагов на двадцать за ними.
До Назара долетали обрывки фраз Серого, который горячился, пытаясь убедить Лютика в необходимости открытого конфликта с военными. Гусев самозабвенно врал Мятлику про вылазку в руины.
— Да что с тобой, Назар? — не выдержал Богдан. — Встрял в неприятности? В отряде что-то натворил?
— Нет, это давние дела, — ответил Назар, убедившись, что Лютик далеко. — Если бы против меня что-то готовилось, ты бы предупредил?
— Конечно, друг, — улыбнулся Богдан, похлопав его по плечу. — Держись бодрей, прорвёмся.
На Крайней улице стало быстро известно о визите Лютика. Несколько владельцев «яблочных» домов собрались группой и двинулись навстречу. Они остановились на расстоянии десяти шагов друг от друга.
— Почему не заплатили моим людям? — спросил Лютик, выйдя в центр.
— За неоказанную услугу платить не хочется, — ответил Пёс. Его заведение располагалось по соседству с тем, на которое был совершён налёт. — Так не делается, Лютик, тебе ли не знать.
— И в чём претензии?
— Есть свидетель, Жбан, который утверждает, что напали твои люди. Тебе платят за то, чтобы вы нас не трогали. А кому платить за защиту от западных, скажи, Лютик?
— Я потолкую с этим свидетелем, — сказал Лютик. — Ты, Пёс, отведёшь нас к нему. Мятлик, Назар, со мной. Серый, ты с остальными осмотришь место.
Все расступились, пропуская Лютика и его людей, и Богдан подумал, что их главарь крут. Припереться вшестером на улицу, полную вооруженных озлобленных людей, спокойно повернуться к ним спиной и позволить завести себя в какую-то конуру, где может быть засада, это надо быть либо глупцом, либо свято верить в свою неприкосновенность.
Прошли метров триста, Пёс отворил хлипкую дверцу неприметной покосившейся хибары и остановился, пропуская остальных внутрь. Они оказались в десятиметровой комнате, Пёс прошёл и повесил на крюк свой фонарь. Его свет выхватил из темноты убогое убранство, лежанку посреди комнаты с бледным болезненным мужчиной, утопающим в грязной ветоши.
Назар посмотрел на него, не приближаясь и не входя в область света. Он не был уверен, что видел его, да и специально тогда не разглядывал. Вряд ли и свидетель его узнает. Назар распрямил плечи и перевёл дыхание.
— Ну, поведай нам, кто из западных устроил разгром, как ты утверждаешь? — спросил Лютик.
Жбан закатил глаза под потолок, а потом уставился на Назара и ткнул в его сторону кривым пальцем.
— Он, т-точно он, — сказал Жбан.— И с ним ещё б-бы-была…
— Да ты бредишь, родимый, — перебил Лютик и склонился над Жбаном, брезгливо поморщившись от запаха. — Это новый парень, он с нами совсем недавно, ни месяц, ни два назад его не было.
— А мне п-п-плевать, у меня ка-ка-календаря нету, — разозлился Жбан. — Т-ты с-спросил, я ответил!
— Как я пойму, что ты не на первого встречного пальцем ткнул, а, Жбан? Мужик ты мутный, доверия к тебе нет.
— П-п-пшёл ты, Лютик, со своим доверием! Из-за тебя всё! Из-за твоих уродов! Ты эту шваль развёл, — рука его дёрнулась под ветошью.
В этот момент вошёл Серый, и Назар отвлёкся на него. Громыхнул выстрел, затем второй. Первая пуля попала в стену в сантиметре от Серого, от второй, выпущенной Лютиком, расплылось пятно на ветоши, а Жбан безжизненно откинулся на спину.
Пёс нервно почесал крупный нос дрожащей ладонью и медленно поднял руки.
— Я не знал, что он вооружён Лютик, — сказал он виноватым тоном. — Я ни при чём.
— Что здесь, ёпт, происходит? — к Серому вернулся дар речи.
— Вот и я непрочь бы это узнать, но Жбан не успел объяснить. Лютик откинул на пол тряпки, взглянул на обрез, который всё ещё сжимала рука Жбана, повернулся к Серому.
— Серый, вечно ты прёшься не вовремя, — усмехнулся он. — Вот бы на пару сэмэ левее, и каюк тебе, Серый.
— Да уж, — Серый вытер испарину со лба и дотронулся пальцем до отверстия в стене. — А чего он палить-то вдруг начал?
— Мозги у него набекрень. Ничего он не знает, никого не видел. Так что улица возвращается под наш контроль, Пёс, а фантазии свои при себе держите.
Пёс рассказал о случившемся своим приятелям, они коротко посовещались и предложили Лютику и его людям отдохнуть в лучшем заведении, пока для них соберут деньги.
Сдвинули столы, чтобы их компания поместилась, принесли пару бутылок водки. Лютик спросил, есть ли у них кофе, но кофе здесь отродясь не бывало. Назар выпил пару стопок и его с непривычки быстро накрыло, но именно этого он и хотел, чтобы успокоить гудящие от напряжения нервы.
— Нашли что-нибудь? — спросил Лютик.
— Да что там найдёшь? Если и было, то растащили давно, — сказал Серый, опустошив стопку. — Гильзу от эски показали, но так и гильзу от танкового снаряда приплести можно, и слона с яйцами. Баб не трогали, они и не видели ничего, — Серый махнул рукой. — По горячим следам могли бы найти, думаю, а эти придурки выжидали чего-то.
— В общем, с чем пришли, с тем и уйдём, — подытожил Лютик, откидываясь на спинку стула.
— Не скажи, Лютик, уйдём-то с деньгами, — улыбнулся Мятлик.
— Ладно, парни, кто интерес имеет, идите наверх, через час уходим, — сказал Лютик.
Задвигались стулья, мужчины направились к лестнице, за столом остались только Лютик и Богдан.
— А ты чего не пошёл? — спросил Лютик. — Для чего в увал рвался, как не для этого?
— Не привык я к местным, — сказал Богдан. — Ни к женщинам, ни к алкоголю.
— Понимаю, сам такой, — сказал Лютик. — Но если подумать, и в Стекляшке бабы подобные. Картинка и антураж получше, а функции те же. И попробовала бы хоть одна не подчиниться… Мерзко это всё.
— Ты сам как здесь? — спросил Богдан.
— Я-то? — усмехнулся Лютик. — Я одному типу промеж глаз врезал, да силы не рассчитал. За что — не спрашивай, но поверь, он заслужил. Ну и дал дёру сюда. И ты ведь не от сытой жизни сбежал.
— Жалеешь?
— Ни разу не пожалел. Ни на секунду. Сколько в грязь сахара не клади, вкуснее не станет. Идеальное общество не идеально, я давно об этом догадывался, иллюзий не испытывал. Обидно, Богдан, когда тебе впаривают одно, а на деле совсем другое. Сыпят и сыпят сахар, и кормят этим, а ты жри и не вякай, иначе, о, ужас, тебя изгонят из Эдема. А окраины честнее. Здесь нет власти, а потому некому врать и сыпать сахар. Ты выживаешь благодаря личным качествам, а не потому, что у кормушки повезло оказаться.
— Но ведь и в банде иерархия. Даже элита есть.
— Моя элита впереди, а не ж…пы по тёплым местам греет, — сказал Лютик. — И пулю в лоб рискует получить. Был у меня парень один, любил всякие штуки математические и диаграммы. Так он мне как-то вероятности всяких событий посчитал. Вероятность того, что тебя зомбак в руинах съест, такая-то, пулю в лоб — такая, а дожить до старости здесь… Угадай, сколько?
— Ноль целых и пара цифр после запятой?
«Вероятности, разумеется, Мальт любил. Кроме него некому тут диаграммы строить», — догадался Богдан.
— Да, около нуля. Но решает каждый сам. У кормушки сидеть, на помойке отираться или пулю в лоб в любой момент. Я выбрал последнее.
— Ирония в том, Лютик, что кто-то может решать, а кто-то нет, — сказал Богдан. — Ты мог бы жить в Великограде, если бы не совершил определённый поступок, а люди, которые родились здесь, в Стекляшке не окажутся, какой бы выбор не сделали. Справедливость противоестественна, а равенства возможностей не существует.
— Что-то подобное и математик говорил, — сказал Лютик. — У людей на окраинах съезжает крыша. Воздух тут вредный, наверное.
Photo by darksouls1 on Pixabay
Автор публикации
