С чистого листа
Современные телефоны лишили людей интриги, когда по собственным предчувствиям, а потом по паре слов собеседника приходилось отгадывать, кто звонит. На экране написано, что звонит свекровь, Раиса Андреевна. Мне одинаково неудобно называть её мамой или свекровью, а моё вежливое «Раиса Андреевна» и «Вы» она воспринимает как оскорбление, поэтому во время разговора с ней я стараюсь никак её не называть. Я знаю, что звонит она, а потому изо всех сил пробую изобразить голосом воодушевление.
— А почему у тебя голос такой? — спрашивает Раиса Андреевна. Она так спрашивает всегда. Абсолютно всегда. И последующий диалог давно известен.
— Какой — такой? Обычный, — говорю я.
— Ты чем-то недовольна?
— Нет.
— С Игорёшей поссорилась?
— Нет.
— Я тебя отвлекаю?
— Нет, — говорю и чувствую, что злюсь. Она будет перебирать долго, а потом мне надоест, и я придумаю причину. Скажу, что болит голова или не выспалась.
— Вот, а я сразу поняла, что у тебя голос странный, — говорит Раиса Андреевна.
Двадцать минут бессмысленного трёпа, под конец надуманная причина звонка — она спросит рецепт салата, который я готовила лет пять назад, или посоветует чудо средство от коронавируса — соду.
Мы друг друга не любим, но вот уже десять лет играем в терпимость. Со стороны она неплохая тётка. В меру весёлая, в меру нормальная, ещё бы не лезла не в свои дела. Но она лезет. Она приезжает без предупреждения и находит, к чему придраться. Она может помыть чистое окно, чтобы показать, какая я неаккуратная, она может перестирать у меня на глазах рубашку своего сына — смотри, как надо. Но это всё мелочи, гораздо неприятнее то, что она говорит за спиной.
Её ядовитые слова доходят до меня через других людей полунамёками, а порой и дословными цитатами. И непонятно одно: зачем в глаза говорить о том, как она меня любит? А она говорит, нагоняя неловкость, называет «дочечкой» и обнимает на прощание. Её ласковые слова режут слух, а от объятий я становлюсь деревянной — тело чувствует фальшь, хочет отстраниться.
Когда наступает предел взаимного недовольства, мы перестаём разговаривать. Для меня молчать естественно, я не испытываю неловкости, только облегчение. Она же молчит насуплено и демонстративно, со вздохами и поджиманием губ. Она молчит принципиально, когда я, забыв про картошку на плите, ухожу поговорить с соседкой, которой нужна консультация. Раиса Андреевна не только не выключает газ, но и не зовёт меня. Я возвращаюсь на утопающую в дыму кухню, где свекровь, давясь кашлем, отгадывает кроссворд.
«Какая же вы дура, Раиса Андреевна», — думаю я, но вслух ничего не произношу.
В критических ситуациях она всё же вынуждена ко мне обращаться. Я листаю её медицинскую карту, спрашиваю жалобы, прошу сдать анализы. Моих советов она никогда не слушает, я не выписываю ей таблетки, которые она просит, и не назначаю капельницы. А она верит в волшебную пилюлю от всего, ей не хочется возиться с анализами и ждать достоверного диагноза.
В очередной раз ей с потолка ставят бронхит и выписывают антибиотики. Мы вяло спорим о том, что никакого бронхита у неё нет, и такое лечение ей не нужно. И я слышу сквозь плохо прикрытую дверь, как она жалуется на меня своей знакомой: мол, ничего не понимает, ещё и хуже сделать хочет.
С мужем, сыном Раисы Андреевны, отношения тоже портятся. Вечерами они беседуют за чаем, она говорит, что я её ни за что обижаю. Действует детсадовское правило: кто первый пожалуется, тот и прав. Маму нельзя обижать.
Невысказанное раздражение растёт, как сталактит, грозя обрушиться на голову. Я устаю от этой семьи, мне плохо морально и физически. Меня учили, что семья — это нерушимо, один раз и на всю жизнь, но зачем хранить осколки? Я у себя одна, жизнь тоже одна. Потратить её на борьбу с неумной женщиной — так себе цель.
Я переезжаю в съёмную квартиру и пару дней просто балдею. Нет этого злобного шёпота, никто не оценивает каждый твой шаг, некому вздыхать и демонстрировать обиду. Скучаю по мужу, но с ним я успела забыть о себе. Я не читала несколько лет, я смотрела то, что ему нравится, и готовила то, что он любит.
После долгого молчания звонит Раиса Андреевна. У неё больше нет претензий к моему голосу, и, оказывается, она умеет предупреждать о своём визите. Она приходит в назначенное время и, не заглядывая в углы и полки, проходит на кухню. Мы разговариваем. Ей жаль, что я ушла. И сына своего жаль, он переживает. Я наконец-то говорю ей всё, что она не хотела знать раньше. Иногда это просто необходимо, чтобы покончить с прошлым и начать с чистого листа.
Photo by Sincerely Media on Unsplash
Автор публикации
