А до дна далеко
Полураздетая брожу по квартире, не могу вспомнить, где оставила открытую бутылку вина. За день бетонные стены и асфальт под окнами прогрелись, жарко, душно и муторно. Почитываю Бодлера, не вникая и не запоминая.
Манерно умираю вместе с тобой. Нет, не вместе. В этом всё дело. Мы не одиноки. Но ты всегда один. Я тоже одна. Те девочки… помнишь? Они стали старыми, а пони давно умерли, их трупы истлели.
Перестала дочитывать книги до конца. У меня нет времени размышлять о судьбах других людей, тем более — придуманных. Всё стало странно. Приходится ограничивать себя в желаниях и эмоциях. Желания скромны, эмоции умеренны, а я всё равно затягиваю их в тугой корсет и заматываю скотчем.
Настойчивый стук в дверь. Не хочется никого видеть. Замираю посреди комнаты — меня нет. Стук повторяется. Я знаю, что это Дашка. А она знает, что я дома и жду, когда она уйдёт. Сдаюсь первая. Накидываю халат, иду к двери.
Дашка живёт прямо подо мной, на первом этаже. Она учительница. Уставшая и скучающая. К тому же, не любящая детей. Не научилась любить всех подряд только за то, что они дети. Плохо, наверное. Таким не стоит работать в школе, а она второй год ведёт никому не нужные уроки алгебры и геометрии в старших классах.
Мы одинаково не любим пыльные улицы и прячемся от людей. Не знаю, как люди живут в таких посёлках всю жизнь. Неуютно. Уныло. Вода из крана пахнет нефтью, а в подъезде копошатся мыши.
Женский коллектив, слегка разбавленный двумя физруками и физиком, принял Дашку без восторга, вопреки сладким заверениям директора, обещавшего ей «родную семью». В учительской разговоры о мужьях, внуках и огородах. Теперь ещё активно обсуждают новости. Дашка молчит, она не разбирается ни в детях, ни в политике.
Пьём холодный чай. После второй чашки Дашка становится смелее и рассказывает о своём последнем романе. Рассказывать, собственно, не о чем, но каждый раз она придумывает новые подробности.
— Ты представляешь, у нас даже до свидания не дошло, — жалуется Дашка. — Он зачем-то сказал, что у него… ну, этот… тринадцать с половиной. Я на листочке в клетку это нарисовала в масштабе и его разлюбила. Как ты думаешь, это нормально?
— Что? Тринадцать сантиметров?
— С половиной. Нет, что я из-за каких-то цифр человека разлюбила?
— Ты же математик, для тебя нормально, — успокаиваю я Дашку, а сама продолжаю думать о тебе.
Я всё время о тебе думаю. Каждую минуту. И ночью просыпаюсь. А ты исчез. Появишься ли? Я упустила момент, когда можно было задавать вопросы. Теперь эти вопросы пожирают меня, оставляя после себя опустошение.
— Расскажи про Грецию, — просит Дашка.
— Море солёное, женщины топлесс, вино вкусное, а вообще — что здесь, что там — никакой разницы.
Да, никакой, если живёшь без любви. Я с тобой как на верёвочном мосту над пропастью. Боюсь высоты и готова идти бесконечно. Ты исчез, оборвались эти чёртовы верёвки. А до дна далеко. Можно бы ещё пожить. Но ты молчишь.
Photo by Anthony Tran on Unsplash
Автор публикации
