Особая прелесть

242
0
Поделиться:

Марта заметила Апральского и Настю, подходящих к дому, и отвлеклась, потеряв мысль. Её муж увлечённо говорил что-то любительнице вульгарных платьев и охотнице за деньгами, та смотрела на него с неподдельным интересом.

— А вот и мой благоверный пожаловал! — объявила Марта, когда на пороге гостиной появился Апральский. — Дамы, господа, знакомьтесь: солист больших и малых…

— Не нужно этого официоза, Марта, — сказал он. — Константин Гордеевич, ценитель громкого пения и сдобных пирогов.

Апральский обернулся, Насти рядом не было. Марта хотела снять венок с его головы, но он отодвинулся от неё и сказал:

— Не трожь, прошу.

Молодые люди представились. Он любезно кивал, не стараясь запоминать имена.

Вера Дмитриевна поднялась ему навстречу, взяла его за руки.

— Какая честь, Константин Гордеевич, принимать вас, — сказала она. — Нынче же вечером ваши поклонники соберутся, да я не всем приглашения отправила, только избранным.

— А как вы их избирали? Кого посчитали достойными?

— Константин, перестань, — вмешалась Марта. — Сказано же: будут сливки общества, чего тебе ещё? Не слушайте его, ма шер, он ворчун, как я только терплю его.

— О, нет! Вы оказали нам такую честь своим визитом, что я не знаю, как вас отблагодарить, — сказала Вера Дмитриевна.

— Я бы выпил чего-нибудь, — сказал Апральский, отходя от неё. — Лимонаду, вина ли, водки, всё одно.

— Я немедля распоряжусь, — Вера Дмитриевна взмахнула руками и собралась идти, Марта удержала её.

— Не нужно всего этого, ма шер. Константин Гордеевич в эту пору чай пьёт, — сказала она. — Вот его и пусть подадут. Господа! Сейчас будет чай!

Апральский сел в кресло, подняв с него оставленную Настей книгу. Он открыл её, на его колени выпал листок с нарисованным карикатурно портретом некоего господина в цилиндре с редкой бородой и презрительным взглядом. Надпись под рисунком гласила: «Лисневский — дурак». Апральский улыбнулся и вернул листок в книгу.

«Да и ты, господин Апральский, дурак не меньший, — подумал он, еле сдерживая зевоту. — Хвост павлиний распушил перед девчонкой, счастлив безмерно, путешествую, а сам…»

— Марта, милая моя, пожалуй, чаю мне не нужно. Я пройдусь. Воздух здесь…

— А воздух медовый, — улыбнулась Марта. — Ну а вы, господа, надеюсь, составите мне компанию?

Все её уверили, что останутся с нею. На несколько мгновений лицо её потеряло приторность и стало лицом обычной уставшей тридцатипятилетней женщины, но она тут же вернула свою маску.

Апральский вышел в сад и сразу почувствовал себя лучше, исчезло давящее виски недовольство собой, женой, обществом. Только сейчас он заметил, что держит в руке книгу, но возвращаться не захотел. Он прошёл по ухоженным дорожкам, ухоженность тоже его раздражала. Тогда он направился к калитке.

Где-то в стороне тонко, как нежная скрипка, поскрипывали качели. Апральский вышел к ним, увидел Настю и ускорил шаг.

— Зачем-то я принёс вам книгу, Анастасия Игоревна. Ведь ваша книга?

— Моя. Присядете рядом? — она подвинулась, чтобы и для него было место на серой доске.

Апральский сел, оттолкнулся от земли длинными ногами.

— Быстро вы от гостей сбежали, Константин Гордеевич, — сказала Настя с лукавой улыбкой. — Зря спешили к ним?

— Зря, Анастасия Игоревна, признаю свою ошибку. Я подумал, что обманул вас тогда… Не настолько я счастлив, как хотел бы, чтобы все думали.

— А я вам не очень и поверила. Но у пруда вы пели искренне. Вам в одиночестве хорошо было?

— И с вами хорошо.

— Какой вы доверчивый, Константин Гордеевич, — Настя поправила пару выбившихся из венка цветов. — Я специально про одиночество сказала, чтобы вы так ответили.

— А я это понял, но всё равно сказал, потому что действительно хорошо. Хорошо, Анастасия Игоревна, сидеть на этих скрипучих качелях в живописных зарослях и смотреть на небо, едва касаясь травы подошвами, и замечательно, что рядом больше никого.

— Знаете, что странно? Людям, которые любят одиночество, больше всего хочется, чтобы кто-то взял их за руку и вывел из этого проклятого круга. А когда их выводят в свет, и они больше не одиноки, они всей душой рвутся обратно. Я назвала Марту Осиповну приторной, а вдруг на самом деле я завидую ей? И я бы хотела, чтобы вокруг меня так собирались люди, но этого не будет. Барышни Гореловы и Столетовы меня не замечают, а вашей женой очарованы с первой минуты.

— Я бы не хотел, чтобы вы походили на мою жену, — мягко сказал Апральский. — Не надо, Настенька, создавать себе кумира, вы видите только то, что она желает вам показать.

— Лисневский непременно в неё влюбится, — сказал Настя.

— Ну и чёрт с ним! — весело ответил Апральский. — Лучше расскажите мне об этих барышнях, что они такое?

— Сонечка Горелова считается первой красавицей…

— Разве? И кем же считается?

— Так считает мой кузен Леонид, например, а он юноша рассудительный. Кто ещё… Да все так думают.

— Ну а вы в чём видите её успех?

— Если я скажу, что капиталы её отца придают ей особую прелесть, то вы сочтёте меня меркантильной, во всём деньги видящей?

— Нет, Анастасия Игоревна, не сочту. Я знаю, как привлекательны деньги. Двадцати трёх лет я женился на Анне Львовне Попригоршковой. Девица достоинств сомнительных, но отец на приданое не поскупился. Я продался и вошёл в дом супруги, имея при себе одну перемену белья. Я сидел за их столом, ел наваристый гусиный суп, и по моей спине катилась испарина. Впервые мне было так сытно, жарко и тошно. Попригоршков в одной руке держал горбушку ситного хлеба, щедро намазанного маслом и посыпанного зелёным луком, а другой клал в рот куски осетрины, и жир стекал по его руке за рукав. «Что, Костатин Гордеич, не привыкли вкушать сладко? — спросил он, отирая жир с губ рукой. — Вот я велю жаркого да поросёнка подать, а после потрошков с рыжиками, а?» После того обеда мне было плохо, Анна Львовна распереживалась, за доктором послала.

— Вы любили Анну Львовну хоть немного?

— Эх, Анастасия Игоревна, барышням всюду любовь блазнится, — улыбнулся Апральский. — Любил собачьей любовью. За тарелку супа, за мягкую постель, за то, что в мороз не сидел в углу под ветхим пальтишком, стуча зубами и слушая урчание в пустом животе.

— А что Анна Львовна получила взамен?

— Правильные вопросы задаёте, Настенька. Она получила игрушку, с которой можно было прогуляться по проспекту, съездить в театр, провести ночь. Эти ночи хотел бы я забыть, но справедливости ради признаюсь, первое время мне они даже нравились… Так мне ли кого подозревать в расчётливости?

Насте очень хотелось спросить, что случилось с Анной Львовной, ведь теперь он на другой женат, но она сумела унять любопытство. Лучше будет, если она станет больше помалкивать, чтобы какой-нибудь неподходящей фразой не оттолкнуть Апральского.

— Однако я перебил вас, — сказал Апральский. — Какова вторая барышня Горелова?

— Наденька Горелова барышня трепетная и положительная, — Настя задумалась. — Я кроме пары слов не могу ничего сказать. Мне с ними скучно. А вам непременно хочется узнать о них?

— Мне хочется узнать о вас. Спрашивая о других, я могу увидеть мир и людей вашими глазами.

— Вам не понравится мой мир, Константин Гордеевич.

— Какой он?

— Он сумрачный и туманный. В нём никогда не бывает солнца, а чёрный паровозный дым смешивается с изморосью и покрывает шпили, крыши и заглядывает в окна. Я быстро иду по петляющим улочкам с узкими тротуарами, опасливо оглядываясь, прячась в арки, пугаясь теней.

— Вам нравится страх? — спросил Апральский и взял её за руку.

— Да.

— Там, где заканчиваются все дороги, есть неприметная калитка, — продолжил за неё Апральский. — Если вы минуете её, то окажетесь в заросшем саду, в глубине которого стоит старый дом. Чтобы попасть в него, нужно пройти по шаткому мостку через резвый ручей. Идите на голос, Анастасия Игоревна, и ни о чём не думайте.

— Я бы пошла… Прошу вас, не смейтесь и не считайте меня сумасшедшей… Я видела вас во сне и слышала ваш голос. Но тогда я не знала, что вы существуете.

Она резко поднялась, с сожалением забрав свою руку из его руки.

— Забудьте всё, Константин Гордеевич. Я наговорила вам глупостей.

— Надеюсь, обещанный мне танец в силе? — крикнул он ей вслед, поднял с травы обронённую книгу и рассмеялся.

На душе было легко и томительно. Апральский неспешно шёл к дому, вспоминая нежность её кожи и смущение. Увидев Марту, он сделался серьёзным, вмиг лишившись мечтательности.

Photo by Ryan Parker on Unsplash

Продолжение: Влияние

Предыдущая часть: Недурно

Начало: Мечты и печали

Автор публикации

не в сети 2 года

Uma

0
Комментарии: 6Публикации: 155Регистрация: 09-09-2020

Хотите рассказать свою историю?
Зарегистрируйтесь или войдите в личный кабинет и добавьте публикацию!

Оставьте комментарий

8 + 9 =

Авторизация
*
*

Генерация пароля