Бояре. Неоценимая услуга
— Превеликий государь, сделай милость… — к этому моменту Строганов готовился достаточно долго, как морально, так и физически.
Фёдор был мало заинтересован и предпочёл бы все это дело передать, фактически как бразды правления, в руки Бориса. Но Никита Григорьевич настоял на личной аудиенции, поэтому слегка хмурясь, царь взирал на пришедшего, подобрав полы одеяния.
— Сделай милость, отпусти Строгановым волость близ Архангельска, — осторожно попросил купец, дождавшись, пока государь отведёт глаза в сторону. — Службу хорошую сослужим, казну золотом наполним!
«И карманы свои набьём», — подумалось вдогонку.
Архангельск стремительно развивался после визита англичан и повторного, а учитывая, что славился он рыбным промыслом, а Строгановы в первую очередь знамениты по соли… Кому по заслугам, кому действительно по соли на раны от недавней опалы, и это было чертовски выгодно. Однако Щелкалов, что урезал момент торговли иноземцам, играл, как на руку, так и нет. Цель русского купца — вывезти товары на внешний рынок, покупая как можно меньше тех же аглицких, но то товары… А сырье популярно и привозное, и если эту ситуацию не наладить в более дипломатическое русло… Потеряют они торговых партнеров, этого не хотелось.
Уповал безусловно и на свою репутацию по тысяча пятьсот восемьдесят первому году, когда вместе с Семёном Аникеевичем и Максимом Яковлевичем Строгановыми призвал с Волги атамана Ермака с большим казацким отрядом и организовал поход на Сибирское ханство.
— Чего? — резко развернулся с недоуменным и одновременно ошарашенным видом правитель.
— Говорю: волость бы близ Архангельска, Великий Государь… — но мягкость Строганова была перебита постукиванием посоха по полу.
— Это нечего! — заявил Фёдор Иоаннович упрямо и уверенно, хотя выглядел не то, что бы внушительно. — Чего земли царские разбазаривать незнамо для чего!
— Так для торговли! — поспешил заверить Никита Григорьевич. — Сколько отчислений в казну пойдёт!
— А сколько мимо? — проницательно подметил царь, прищуря глаза подслеповато. — Чего вам тут не торгуется?
— Так далеко от Камы, Чусовой и Сибири далекой, а то иностранцы нынче облюбовали… — но купец был вновь перебит уже более мощным ударом, отсекающим.
— Ещё и хочет закупки иностранные производить! — запротестовал царь, потирая бороду и одновременно покачав головой, что-то шепотом посетовав. — Это не дело, Никита Григорьевич, некоторым бы своё продать! Этого мы добиваемся! — возвёл палец к небу Фёдор Иоаннович. — Так оно не пойдёт! Не гневи Бога, — попросил настоятельно и требовательно государь. — Иди, Никита Григорьевич, помолись за помыслы свои неладные, всё что нам даётся от Бога… — а дальше Строганов особо уже и не слушал.
Сколько бояре из казны берут, его не волнует, а берут они много, те же Мстиславские, никто больше них не имеет, а это для дела, и такой отказ! Это было даже оскорбительно, но не выльется ничего в речь, кроме скромной благодарности за принятие его и потраченного времени. Было ощущение, будто его в детстве отчитали за какой-то шаловливый проступок, и не знаешь, как воспринять, оплеухой, что грянет или поучением. И воистину теперь было интересно, откуда деньги берутся в государстве…
— Никита Григорьевич, — только и успел из комнаты выйти, притворив дверь за собой массивную, Строганов, как перед ним возник невысокий худощавый Годунов прямо на выходе из белокаменных палат. Перекатывал в пальцах цепко перстень с рубином, но ничего кроме излишней трясучей нервозности сей жест не выдавал, понял, когда уронил.
— Здравствуй, Борис Федорович.
Годунов протянул упавшую вещь купцу с улыбкой легкой, руку на плечо положив.
— Отчего ты так неосторожен да невесел, как будто вина кислого выпил? — доверительно спросил Борис, придерживая мужчину, да выходя обратно.
— Ай так! — махнул рукой Строганов, не любил он эту черту Годунова со всеми друзьями быть, да сидеть на короткой ноге, даже в видимости, а не факте. — Хотел у царя попросить волость близ Архангельска, там же такие деньги сейчас и в казне быть могли!
— А он? — спросил Годунов, бороду огладив.
— Отказал, — подытожил весь исход речи купец гордо, но непокоренно, вздёрнув подбородок. — Но ты же понимаешь, Борис… Тамошний наместник ворует сильно! Заодно проконтролируем строительство фортов и пристаней, это же развитие! А он даже слушать не стал! — сам знал, чем Годунова взять, ему ведь только намекни, а он мужик умный, там уж и сообразит. Но от собственного безучастия воротило, но лучше уж он, чем ещё какой помощник.
— Ты не так просил, видимо, — повёл бровью Годунов, приложив кулак к подбородку в задумчивости, взвешивая. — Но ничего, поправимо. Шведы там на наши земли зарятся… — проговорил со знанием дела. — Подумаем и потолкуем. Думаю, это дело выгодное, правильно подмечено — прибыльное. Можно похлопотать над этим вопросом. Помогу я тебе, Никита Григорьевич, — добавил после паузы.
— Борис Фёдорович, ты… — порывался на первую часть речи издевательски подметить некоторое, но тут его глаза удивленно округлились. Не ожидал его привлечения, растерянно рот открыв. — Как? — сей жест не был неожиданным, но…
— Не было дел ещё нерешаемых, — оптимистично отметил Годунов, ловко, как и интриги примерно творил.
— Как и благодарить не знаю тебя… — отрешенно проговорил Строганов, что хотел бы сказать, что не нужны ему его подачки и помощь, лучше гордо принять отказ… Но жажда выгоды застилала глаза тонким кружевом, и неприязнь личная казалась теперь такой мелочью…
— Это сделаешь, когда грамоту на дело в руки получишь, а пока иди, — кивнул головой Борис Фёдорович на подъехавшие сани, а сам отправился по направлению протоптанному, да по словам заученным.
А Годунов и рад узнавать, чего же там у дражайшего Мстиславского происходит, очень хочется, а информация сама в руки идёт, тот же с ним общается и общается неплохо. Судьба благоволит, и даже собрав суд — а победителей не судят.
***
— И это говоришь мне ты, — акцентировал Мстиславский после рассказа Никиты Григорьевича, — кто две недели назад чуть ли на заборе его повесить хотел за опалу, за прижимку в торговле…
— Попутал чёрт, — перебил Строганов, не давая боле вспоминать все его грешки, однако он не так слеп, чтобы безоговорочно верить в безвозмездность этого — повзрослел. Ни в хороших людей не верит, ни в «просто так» сделанное.
Фёдор Иванович усмехнулся, перекатывая монету меж пальцев.
— Не просто так он это, это же ордынец, — со взором горящим, с чертовщиной проговорил Мстиславский.
— Просто, не просто, а услуга-то неоценимая, сколько я поимею… — деньги нужно вкладывать, а не откладывать, да и за ними гоняться не надо, им надо идти на встречу.
— И сколько он поимеет с тебя, — едко заметил Фёдор.
— А ты будто бы и не рад, Фёдор Иванович? — с уколом поинтересовался Строганов, поведя челюстью неприятно.
— Сам-то как думаешь? — риторически, с издёвкой спросил Мстиславский, что теперь оторвался от своего занятия и глянул в глаза страшно и пронизывающе. — Когда одного он властью сманивает, а тебя покупает, считай, а вы и не видите этого как будто, — выплюнул буквально, но достаточно флегматично, как факт. — А что он твою опалу организовал, поди забыл?!
— Несколько лет опалы по сравнению с предстоящими деньгами — ничто, — закачал головой Никита Григорьевич, ведь обычно на его обедах ходили другие разговоры. Он не собирался становить на сторону Годунова, но только сейчас понял, что за его «орлом» рано или поздно последует «решка». И он отказаться уже не сумеет. Поторопился, посмотрев только одну сторону вопроса. — Но я не теряю бдительность, — поспешил добавить под смех неприятный и хриплый Строганов.
— Ты её уже потерял, — глядя в глаза изрёк вредно Мстиславский, с насмешкой.
— Одного тебя ни деньгами не сманишь, ни властью! Один ты правду видишь! — не выдержал Строганов, отводя голову, чтобы не было видно, как он закатил глаза. Мстиславский сделал это бесстыдно и показательно, с ухмылкой, ударив пальцев звучно по кубку с вином.
— А так оно, похоже, и есть, — смешок сорвался с губ. — Не видишь — глаза протри и не повышай на меня голос! — с нажимом произнес князь. — С равными себе так разговаривать будешь!
— А с Борисом вы тоже равны, почитай, пока, всё одно: бояре! Да что-то всё превосходство своё показываешь, — смысл сказанного со своей стороны дошёл только сейчас, и рука даже дернулась зажать себе рот, но в глазах напротив заплясал огонь, и в небрежном сведении бровей угроза не предусматривала отступления и спасения. Никита побоялся остановится после этого. — И достать, и ущемить ты его не можешь, и бесишься оттого…
— Что ты сказал?! — проговорил сквозь зубы, но с выражением лица усмешливым и точно ничуть не задетым, но было видно, что не ослышался.
— Я не то… — поспешил оправдаться было Строганов.
Мстиславского младшего с Годуновым отношения напоминали негласную холодную войну. Взаимное показательное уважение и кредо «Ты не трогаешь меня, а я тебя» стало лозунгом это войны. Мстиславский считал его выскочкой, помня нелицеприятное столкновение, но сторонник позиции холодной мести.
— Я при желании и тебе, и ему хребет сломаю, и закопаю прямо под своим забором, голову прибив на ржавые гвозди, более них не вижу достоинства, — говорилось это тоном ужасным по осознанию и в спокойствии голоса крылась неприкрытая и не только словесная угроза, однако глаз, что не сводился и по продвижению к купцу становился все вальяжнее, заставлял поежиться. — Только попадись под руку, оступись, — жест красноречивый мощной ладонью был жуток и, несмотря на смысл слов, доходили они с небольшой задержкой. — Я своего не упущу, — качнул головой Мстиславский с улыбкой.
— Фёдор Иванович, — попытался улыбнуться примирительно Строганов, он на выдержку по воле был невелик, но тем не менее почувствовал острое понимание, что это если не конец, то немного до конца, и это срочно надо исправлять.
— Мне послышалось: тебя Годунов зовёт, ещё земли в Архангельске посулить хочет, — высказал тычком неприятным Мстиславский, на попятную идти и не собираясь, усмешка ядовитая коснулась губ. Поднял богатый и расшитый лисий кожух, жемчужный, выходя. И без того не обитый порог грозился боле не лицезреть сафьяновых сапог…
Photo by Callum Hill on Unsplash
Автор публикации
